Страница 20 из 46
Составленная позднее «записка» о Моллере резюмировала показания Трубецкого, Оболенского, А. Бестужева; она была представлена на усмотрение императора только в конце расследования, 22 мая 1826 г. В ответ последовала «высочайшая» резолюция: «Оставить», т. е. оставить без внимания[170]. Но судьба Моллера, судя по всему, была решена императором раньше. В документах следствия фиксируется факт «высочайшего словесного повеления» о Моллере, в результате которого полковник не был допрошен Следственным комитетом[171].
В «журнале» Следственного комитета не отразилась информация о привлечении Моллера к расследованию, более того – в «записке» о нем утверждается, что Моллер не привлекался к допросам в Комитете. Эта информация сохранилась в воспоминаниях Николая I, где говорится: «Между прочими показаниями было и на тогдашнего полковника лейб-гвардии Финляндского полка фон-Моллера… Сперва улики против него казались важными – в знании готовившегося; доказательств не было, и я его отпустил»[172].
Вероятнее всего, «личный допрос» Моллера императором состоялся еще в конце декабря 1825 г. – начале января 1826 г., после первых показаний Трубецкого, Оболенского, Бестужева. В своих мемуарах Николай I упомянул об «уликах»: как мы видели, это были свидетельства о давнем членстве Моллера в тайном обществе, а также об его осведомленности о заговоре и планах выступления 14 декабря. Но слова императора об отсутствии доказательств противоречат реальной ситуации, – ведь упомянутые авторитетные показания не были никем опровергнуты. Предположение о том, что оправдания Моллера на имевшем место допросе перечеркнули сделанные против него показания, представляется более вероятным. Каких доказательств знания Моллера о готовящемся мятеже не хватило императору – не ясно: сведений об этом, в том числе в показаниях, поступивших от руководителей тайного общества и заговора 14 декабря, было предостаточно. В данном случае, как можно уверенно предположить, сыграло свою роль личное отношение Николая I к одному из наделенных его доверием офицеров. Этот случай в сущности должен быть отнесен к числу состоявшихся в первые дни расследования актов помилования.
К разряду привлекавшихся к допросам неарестованными следует присоединить участника собраний заговорщиков накануне 14 декабря, не состоявшего в тайных обществах, Константина Осиповича Куликовского. Из предсмертных писем-показаний А. М. Булатова стало известно, что Куликовский принимал участие в собраниях участников заговора и был осведомлен о плане переворота. Эти данные заставили Комиссию обратиться с вопросом о Куликовском к Н. А. Панову, который отрицал показание Булатова; руководители тайного общества отозвались незнанием о Куликовском. Последний был привлечен к допросу без ареста. На допросе он показал, что слышал от Панова о планах офицеров гвардии не присягать и собраться с полками на Сенатской площади, где ими будут объявлены «требования». Панов приглашал его участвовать, и Куликовский дал ему свое обещание, однако в событиях 14 декабря не участвовал[173]. Несмотря на выявленные при допросе Куликовского его осведомленность в планах 14 декабря и согласие участвовать в выступлении, он был оставлен «без внимания» и освобожден без последствий[174]. Этот случай также следует рассматривать как один из актов прощения, состоявшийся после привлечения обвиняемого к допросам, без его формального ареста.
Помимо лиц, непосредственно вызывавшихся к допросам, к числу привлеченных к следствию без ареста следует отнести бывших участников тайных обществ, у которых было затребовано письменное объяснение. Такая форма привлечения к расследованию применялась в основном в отношении близких к императору лиц, входивших в его непосредственное окружение. Почти несомненно, что представление письменных «объяснений» в каждом случае сопровождалось и устным разговором с императором, имевшем своей целью выяснение характера отношений к тайному обществу «замешанного» лица (как это было в случае с И. Г. Бибиковым).
Сведения об участии в тайном обществе флигель-адъютанта Александра Александровича Кавелина впервые обнаружились в показаниях Трубецкого, написанных перед 19 декабря, и были повторены им же в показаниях от 23 декабря. В тот же день Кавелин дал «словесное объяснение» Николаю I[175]. Через несколько дней, 26 декабря, Кавелин представил письменное оправдание, 27 декабря его записка рассматривалась на заседании Комитета; ее было решено «приобщить к делу»[176]. В своем письменном объяснении Кавелин утверждал об исключительно благотворительной цели деятельности тайного общества, из членов которого, по его словам, он вскоре вышел. Показания арестованных свидетельствовали об определенной активности Кавелина как члена Союза благоденствия: принятии им в Союз новых членов, руководстве управой в Измайловском полку. По распоряжению императора эти показания было решено «оставить без внимания»[177]. Таким образом, Кавелин получил фактически полное прощение, обнаруженные обстоятельства были оставлены без дальнейшего исследования. Кавелин непосредственно участвовал в работе следствия и разбирал бумаги арестованных.
Другой лично близкий к новому императору человек, флигель-адъютант Василий Алексеевич Перовский, представил свою оправдательную записку императору по собственной инициативе, вслед за Кавелиным, 26 декабря[178]. Этот факт представляется неслучайным: очевидно, оба входивших в окружение Николая I офицера согласовали свои действия и позицию, выраженную в представленных показаниях. Согласно свидетельству Перовского, занятия тайного общества ограничивались благотворительностью. Он сообщал вместе с тем, что участники общества часто «говорили о правительстве», утверждая, что в собраниях не участвовал. Письмо-объяснение было принято к сведению. В распоряжение следствия поступили показания, которые свидетельствовали о присутствии Перовского на заседаниях Военного общества в Москве, где говорилось о представительном правлении. Ф. Н. Глинка показал о причастности В. А. Перовского также к деятельности Союза благоденствия, что не нашло отражения в «Алфавите» Боровкова[179]. Перовский получил полное прощение и пользовался особым доверием императора; как и Кавелин, он участвовал в разборе бумаг арестованных (в том числе членов Южного и Славянского обществ)[180].
Старший брат предыдущего Лев Алексеевич Перовский был назван Трубецким в его первых показаниях, представленных до 19 декабря, а затем указан среди членов Союза благоденствия в показаниях от 23 декабря. Чуть позже М. Н. Муравьев назвал имя Перовского на первом допросе у Левашева и в ответ на особый дополнительный запрос уточнил, что имел в виду Льва Перовского. 18 января на заседании Комитета зачитывались показания о Льве Перовском Трубецкого и Муравьева, из которых вполне обнаружился факт принадлежности к тайному обществу; было решено довести об этом до сведения императора[181]. В это время Л. А. Перовский находился в Италии. Получив, вероятнее всего, от брата информацию о том, что его имя фигурирует в показаниях арестованных, он поспешил в Петербург. По прибытии, 25 февраля 1826 г., Перовский представил Николаю I «изъяснение» «в собственные руки». Сведения о рассмотрении этого документа отражены в «журнале» Комитета от 26 марта. Перовский объяснял в своем показании, что для него Союз благоденствия существовал только как «благотворительное общество», что он ничего не знал о политической направленности замыслов его основателей и вскоре отстал от общества. Познакомившись с этими показаниями, следователи пришли к заключению, что они согласны со всеми полученными данными. Лев Перовский был включен в список «отставших» членов Союза благоденствия, оставленных без внимания[182].
170
ВД. Т. XVI. С. 308.
171
Там же. С. 302.
172
Записки Николая I (тетради 2-я, 3-я, 4-я) // 14 декабря 1825 года и его истолкователи. М., 1994. С. 336.
173
Алфавит. С. 272. Ср.: ГАРФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 244.
174
Декабристы. С. 94.
175
ВД. Т. I. С. 9, 32; Т. XX. С. 559.
176
ВД. Т. XVI. С. 38.
177
Алфавит. С. 261.
178
ВД. Т. XX. С. 560.
179
Там же. С. 119.
180
Уже после 27 декабря В. А. Перовский был назначен в помощь А. Х. Бенкендорфу для разбора бумаг арестованных. Именно он нашел среди бумаг участника Славянского общества И. И. Иванова стихи А. С. Пушкина (ВД. Т. XVI. С. 228, 129).
181
ВД. Т. I. С. 10, 32; Т. XX. С. 370, 371; Т. XVI. С. 64.
182
ВД. Т. XVI. С. 143. Алфавит. С. 300.