Страница 21 из 22
Первый, прежде чем принять окончательное решение по совнархозам, решил-таки посоветоваться с Байбаковым, в то время «начальником штаба» всего народно-хозяйственного комплекса, иными словами, руководителем Госплана СССР, но главное – очень авторитетным человеком в широких производственных кругах, от крупнейших предприятий тяжелой промышленности до районных МТС. Для многих людей, в том числе и Трубилина, мнение Байбакова было весьма ценно. Даже сегодня, по прошествии почти шести десятков лет, чрезвычайно интересно, с чего все начиналось. Сам Николай Константинович об этом рассказывает так:
«…В беседе со мной Н. С. Хрущев спросил: «Как вы, председатель Госплана, смотрите на создание совнархозов и ликвидацию министерств?»
Я ответил, что к этой идее отношусь отрицательно. Нельзя ликвидировать министерства оборонной промышленности, топливно-энергетические, сырьевые и машиностроительные. Если необходимо проверить целесообразность организации совнархозов, то лучше начать с таких отраслей, которые связаны с непосредственным обеспечением населения товарами и продовольствием, то есть передать в ведение совнархозов местную промышленность, предприятия легкой и пищевой промышленности.
В ответ Хрущев сказал, что ради этого не следует создавать совнархозы.
– Но если мы ликвидируем министерства, то потеряем управление экономикой, – возразил я. – Не будет обеспечения единой технической поддержки – развалим все хозяйство. Ведь межотраслевые пропорции – главное в устойчивости экономики.
– Вы ведомственник и привыкли руководить через министерства, не считаясь с мнением республик, областей. А им виднее…
Я ответил, что если сегодня господствует ведомственность, то при организации совнархозов возобладает местничество. И неизвестно, будет ли это лучше.
У Первого не было желания выслушивать мои доводы, и, хотя возражения он воспринимал довольно спокойно, по всему было видно, что диалог не состоялся…»
Однако в результате этого несогласия сильно выиграла Кубань, поскольку появление в Краснодаре государственника такого масштаба по сию пору отзывается восторженными воспоминаниями о том периоде времени, очень продуктивном, энергичном, но, к сожалению, недолгом. Впоследствии я несколько раз в разных местах встречался с Николаем Константиновичем, как правило, в рамках интервью, и должен сказать, что, несмотря на разницу в возрасте (30 лет), Трубилин и Байбаков имели много общих качеств.
Прежде всего – это негромкий, но глубоко проникающий в сознание и душу голос, спокойная и взвешенная речь, аргументированные выводы, обаятельное и уважительное отношение к собеседнику, всегда лишенное какого-либо раздражения, если даже диалог шел на острую тему. Оба умели не только говорить, но и слушать, причем всегда с некой поощрительной улыбкой, излучая столь редко встречающуюся сегодня теплоту в глазах начальствующей особы.
Неслучайно их первая встреча сразу положила начало долговременным теплым отношениям, и когда в деятельности крупнейшего в стране сельскохозяйственного учебного заведения, Кубанского аграрного университета, возникли трудности, на помощь часто приходил Байбаков, уже в ранге заместителя председателя Совета Министров СССР.
По его воспоминаниям, он никогда не забывал Кубань и людей, с которыми посчастливилось тут работать. Последнее интервью, которое я брал у него, состоялось в зимней, погруженной в глубокие сугробы Москве, накануне его девяностолетия. Он вспомнил, как и почему после хрущевской опалы «высылка» состоялась именно в Краснодар.
«…Меня вызвал секретарь ЦК КПСС Аристов. Там, в присутствии Полянского, в то время Председателя Совета Министров СССР, мне была предложена должность руководителя Куйбышевского совнархоза.
– Почему туда? – поинтересовался я.
– Ты нефтяник, а там большие перспективы в развитии нефтяной промышленности…
– Нефть есть и на Сахалине. Готов поехать туда… – возразил я.
– Ну зачем так далеко, – миролюбиво улыбнулся Аристов.
– Если есть право выбора, то я бы попросил направить меня в Краснодарский край, с которым связана частица моей жизни…»
Это было действительно так. Более того, здесь Байбаков, накануне оккупации края в августе 1942 года, выполняя поручение лично Сталина, уничтожал нефтепромыслы, чтобы не попали в руки врага, и не погиб при этом чудом. Группа подрывников во главе с ним последний промысел под Апшеронском взрывала на виду немецкой мотопехоты и, потеряв при этом всех верховых лошадей, пешком ушла в горы…
Хрущев согласился с назначением Николая Константиновича на Краснодарский совнархоз и просил передать, что рад этому, поскольку для Байбакова это будет хорошей практической школой, и при этом подчеркнул, что он оторвался от жизни, возражая против такого перспективного дела, как организация совнархозов. Байбаков сдержанно поблагодарил, но про себя подумал: «Жизнь покажет!..»
В архиве семьи Байбаковых в память о том кубанском периоде сохранился удивительный снимок – потомственный нефтяник Николай Байбаков снят не на привычном промысле, а в глубине кукурузной плантации. Рядом первый секретарь Краснодарского крайкома партии Георгий Воробьев, среди окружения и председатель крайисполкома Иван Трубилин, уже в мало привычной ему шляпе. Байбаков о чем-то оживленно рассуждает, рядом стоящие внимательно слушают. Тем более тем для подобных рассуждений было тогда немало. Одна из них, например, почему свеклу на переработку везут на сахарные заводы Липецкой и Тамбовской областей?
Именно этот вопрос задал новый председатель Краснодарского совнархоза председателю Краснодарского крайисполкома, чуть ранее занявшему эту высокую должность. Задал и сам же на него ответил:
– А потому, что два завода на всю Кубань! Заметьте, всего два, которые способны за сезон произвести всего 40 тысяч тонн сахара, и то в самый натяг. И это на сотни хозяйств, выращивающих сахарную свеклу, а потом не знающих, куда ее деть. Я посмотрел перспективные планы развития свекловодства в крае на пятилетку и пришел к выводу, что, если в ближайшее время не развернем строительство свеклоперерабатывающих предприятий, хорошего не получится. Главное, потери будут огромные, особенно на транспортировке. Сахара не будет, и жом съедят липецкие коровы…
То, что Кубань имеет сегодня самую мощную в России сахароперерабатывающую промышленность, – это как раз результат того диалога. Стоит ли говорить, что председатель крайисполкома Трубилин целиком и полностью поддержал Байбакова.
Вспоминая то время, Николай Константинович пишет в своей книге «Сорок лет в правительстве»: «Два завода выпускали всего 40 тысяч тонн сахара за сезон, а когда уезжал, его производство на 13 предприятиях достигло 800 тысяч тонн…»
Кубань превращалась в главного поставщика сахара в стране, где наконец переставали пить чай «вприглядку». Так шутил иногда Трубилин, глядя, как конвейерные транспортеры огружают увесистыми мешками железнодорожные вагоны с маршрутами в десятки областей, краев и республик. Построены ведь были не просто примитивные заводики с одной дымогарной трубой, а гиганты с просторными кагатными полями, где накапливалось сырье на весь сезон. Один Успенский завод чего стоил, ставший впоследствии крупнейшим сахаропроизводящим предприятием в Европе, перевернувшим всю инфраструктуру самого отдаленного в крае Успенского района. Сегодня «Успенский сахар» – одна из авторитетных торговых марок.
Надо сказать, что эпопея строительства сахарных заводов выдвинула на передовые позиции многих знаковых людей. Один из них – Виктор Данилович Артюшков. Его Трубилин знал еще по Армавиру, где Артюшков руководил строительным трестом, который возводил уникальный завод по изготовлению искусственной подошвы. Своей энергичностью и обязательностью он попал в поле зрения Байбакова, с которым потом был дружен до конца жизни.
Дружил с Артюшковым и Трубилин, оценив профессиональные достоинства при сооружении тех самых заводов, но прежде всего высокую человеческую порядочность. Сказал – сделал! – такое качество у строителей встречалось далеко не всегда.