Страница 20 из 22
Хотя, как знать, кому повезло больше? Сразу после отставки Хрущева, друзья-приятели извлекли Пысина из небытия, посчитав за жертву волюнтаризма, и назначили первым заместителем Председателя Совета Министров РСФСР. Там, не проявив себя ничем, он пробыл до пенсии, случившейся в феврале 1971 года. Единственный, по-моему, из сельхозминистров, так и не получивший звания Героя Соцтруда.
А Воловченко, потерпев на столь высокой должности пару лет, стали снижать все ниже, ниже и ниже, пока не назначили скромным атташе по сельскому хозяйству при советском посольстве в ГДР, где он прослужил до старости. Правда, если помните, звание Героя получил еще в совхозе за рекордные урожаи сахарной свеклы. Мог бы заработать и вторую звезду, откажись от искушения стать министром. Но не удержался…
Я пишу об этих перипетиях потому, чтобы еще раз утвердиться в выводах, что Иван Тимофеевич Трубилин, начинавший работать как раз при этих двух министрах, знавший неплохо обоих, всякий раз отказывался переходить в Москву, хотя предлагали даже должность зам. министра. Более того, он ведь тоже «стартовал» в свой жизненный «космос» с подачи Хрущева, причем столь же неожиданно.
Через четыре года после начала трудовой деятельности по рекомендации Мамонова Трубилин переходит на партийную работу. Вначале, правда, решительно отказывается, поскольку увлеченно погружен в практические дела. Здесь ему все нравится: и рассветы в поле, особенно, когда распахиваются «февральские окна», и звуки тракторных пускачей, на которые слетаются стаи первых скворцов, и запахи солярочного дыма, бодряще вплетающиеся в хрустальную свежесть кубанской степи, и утренний грохот замасленного металла в ремонтных мастерских, и особенно люди, умелые, настойчивые в работе, прямые в суждениях, которые при перекурах скажут тебе такое, что ни на каких собраниях не услышишь. И все будет правдой…
Когда Хрущев решил разделить партию на две: сельскую и промышленную, это только казалось, что народ воспринял эту новацию равнодушно. Анекдотов сразу появилась масса, про то, например, как судить сейчас будут за проступки? Если, скажем, подрался в станице, то пожалуйте в сельскохозяйственный суд, а ежели в городе, то в промышленный. Смех смехом, а организационной суеты было масса. Прежде всего, где набрать такую прорву людей еще на один аппарат – сельский?
Если говорить честно, то в райкомах, горкомах, обкомах, крайкомах партии на должностях работало тогда не так уж много. Скажем, в крайкоме Краснодарского края ответработников, вместе с секретарями, не набиралось и сотни человек. И это, заметьте, на регион с четырехмиллионным населением и крупнейшей партийной организацией.
Когда на октябрьском пленуме ЦК КПСС в 1964 году Хрущева снимали с должности, то впервые употребили слово «волюнтаризм». Я думаю, и сейчас немногие знают, что это такое, а тогда уж и вовсе широкие народные массы вряд ли догадывались, что «волюнтаризм», в основе которого лежит латинское слово «волюнтас» (то есть воля), означает стремление реализовать желанные цели без учета объективных обстоятельств и возможных последствий.
Зная характер Хрущева, до поры, до времени возражать этому никто не пытался, но вопросы возникали всегда. Прежде всего, где брать людей для второго партийного аппарата? Как раз в это время Первый секретарь в очередной раз приехал на Кубань, и, улучшив минутку, Георгий Иванович Воробьев, что возглавлял тогда Кубань, стал жаловаться:
– Никита Сергеевич, где я председателя сельского крайисполкома найду?.. Это же должен быть сильный и высокоподготовленный руководитель!
Виктор Салошенко, летописец новейшей истории Кубани, говорит по этому поводу так:
«…Дело было при осмотре полей и ферм в Гулькевичском районе, где в ту пору первым секретарем райкома партии работал молодой и обаятельный Иван Тимофеевич Трубилин. Хрущев подумал-подумал и при выезде из района решительно произнес:
– Вот Трубилина и возьми на председательское место! Чем не фигура?..
Следовательно, на момент этого назначения Ивану Трубилину исполнился всего 31 год. История Кубани не знала руководителей подобного уровня, взваливших ответственность и тяготы власти на свои плечи в столь молодом возрасте. Была ли это судьба или просто случай, но властный перст находящегося в тот момент в районе Хрущева указал именно на Ивана Тимофеевича. А может быть, он родился на этой земле ко времени? Кто знает: провидение всегда на стороне ясных умов. Хотя судьба кажется слепой лишь тем, к кому она неблагосклонна. Мне думается, не будь того случая, она все равно бы выбрала Трубилина из множества ярких и самобытных претендентов, коими богата кубанская земля. Сам же Иван Тимофеевич впоследствии не раз в шутку говорил: «Жребий всегда падает на того, кто его не ждет»…»
На последнем тезисе я бы хотел задержаться особо, хотя бы потому, что вспомнил об этом как раз Виктор Салошенко, воистину яркий и самобытный человек, достигший служебных высот не намногим меньших, чем Трубилин (был и депутатом, и одним из руководителей крайисполкома, и даже делегатом съезда партии, причем в возрасте, когда другие только в нее вступали), но в отличие от Трубилина не только ждавший, но и делавший многое для приближения своего, такого желанного жребия.
Их различал не только возраст (Салошенко был моложе Трубилина на 14 лет, родился в 1945 году), но и время, в котором пришлось жить, хотя было много общего. Оба окончили сельские школы, оба по образованию инженеры, оба высокие и красивые, оба играли на баяне. Но Витя это делал всегда публично, а Иван Тимофеевич как порвал гармошку на той зловредной свадьбе, так ни разу больше к ней не притронулся. Хотя в минуты отдохновения оба любили петь про «Петрушу на тракторе». Но основное различие заключалось все-таки в том главном, о котором я сказал выше, и в этом состояло, если хотите, качество судьбы.
У Виктора Николаевича она была драматическая, у Ивана Тимофеевича несомненно счастливая, что выразилось не только в продолжительности жизни (Трубилин – 84 года, Салошенко – 57 лет), но и во многом другом, прежде всего в созидательной успешности и жизненной гармонии.
Я думаю, что стремительно поднявшись до уровня руководителя Краснодарского крайисполкома и заняв на улице Красной огромный кабинет с анфиладой комнат позади него, Трубилин меньше радовался, чем был озабочен, поскольку чувствовал, в какую переделку попал.
Нет, работы он не боялся, он опасался шараханий из стороны в сторону, коими жила тогда страна. Не успев освоить одну «площадку» (целину, например), Хрущев кидался в организацию тех самых совнархозов. Лично для Ивана Тимофеевича это обернулось лишь одной приятностью – многолетним знакомством с Николаем Константиновичем Байбаковым, выдающимся организатором советской нефтяной промышленности и руководителем Госплана СССР, которого Хрущев за строптивость при осуществлении «совнархозовской» идеи «сослал» в Краснодарский край руководить как раз тем самым совнархозом.
Николай Константинович, познакомившись с новым председателем крайисполкома, не выразил ровно никакого удивления по поводу его молодости (31 год, а уже руководитель такого ранга). Он ведь и сам прошел через подобные удивления, поскольку двадцати девяти лет от роду стал заместителем наркома нефтяной промышленности СССР и был таким успешным замом, что в 35 лет занял пост наркома, возглавляя растущую из года в год нефтяную промышленность Советского государства аж семь лет, от позднего Сталина до раннего Хрущева.
Кстати, всей сегодняшней сибирской нефтью и приполярным газом мы обязаны именно Байбакову, сумевшему в самые напряженные годы послевоенного восстановления организовать успешные поисковые работы в гиблых просторах сибирского Севера. Встреча этих двух замечательных со всех сторон людей произошла как раз в тот момент, когда Байбаков только-только осваивал свое новое местожительство в Краснодаре, в раритетном здании самого начала улицы Красной, не потеряв ощущения обиды на Первого, как тогда в правительственных кругах именовали Хрущева. Звание Генерального секретаря, в отместку Сталину, он ведь тоже упразднил, как и Политбюро, переименовав его в Президиум.