Страница 28 из 125
— Едут. — Пистон развалился на пассажирском сидении, держа в обглоданных пальцах сигарету. Затянувшись, он выразительно посмотрел на Тони. — Не спи, друг, а то я не смогу тебя доставать.
У Джо не хватало губ, срезанных верной навахой, и одного глаза, провалившаяся шея запеклась черной кровью, из левого плеча торчала оголившаяся кость.
Впереди, по узкой дороге ехал кортеж: два бронированных джипа, ведущий и замыкающий. Между ними грузовик с брезентовым кузовом, наверняка битком набитым бойцами, и длиннющий президентский «линкольн», словно только что сошедший с музейной выставки. Отцу Томасу нельзя было отказать во вкусе.
По бокам тянулись ряды руин — начались пригороды Солт-Лейк, но Тони не спешил: у него уже все было подготовлено. Передний джип въехал между двух приметных особняков, разрушенных артиллерийским огнем. Пуля на миг прикрыл глаза и вдавил кнопку ракетного огня.
От гулкого грохота содрогнулись стекла, и передний джип внезапно встал на дыбы, его заволокло пыльным огнем. Грузно перевернувшись в воздухе, он бухнулся на бок и замер, чадя черным дымом. Открыв глаза, Синтаро покосился на экран пульта управления вооружением: целеуказатели продолжали уверенно вели броневик и грузовик с солдатами. Двойной щелчок тумблеров, и еще две огненных смерти, прочертив в воздухе дымные линии, устремились вперед. Мормоны не успели ничего сообразить, как то, что осталось от брезентового кузова, разлетелось горящими ошметками, а последний броневик, получивший в бок ракету, развернулся поперек дороги и замер.
— Отличное попадание! — Пистон сложил пальцы пистолетиками и подмигнул несуществующими веками.
В руке осталась последняя таблетка амфетамина. Тони на миг задумался, и кинул в рот сладкий кругляшок. В голову ударило огненным набатом, и Шальная Пуля вжал газ в пол. «Барракуда», подскакивая на ухабам, устремилась вперед, набирая скорость.
На дороге ворочался «линкольн», пытаясь развернуться и выбраться из ловушки, но дорогу вокруг вплотную обступали руины, и ему было просто некуда бежать. Хорошие телохранители озаботились проложить безопасный путь, эти же видимо никогда не сталкивались с серьезной угрозой для своего патрона.
Из лимузина выбрался мормон в черном бронежилете и автоматом в руках. Он ударил беглой очередью по «Плимуту», но пули лишь выбили искры из бронированного капота. Тони крепче ухватился за руль и пригнулся: пару пуль ударили по лобовому стеклу и оставили после себя паутину трещин. Очередь из Браунингов скосила мормона, разорвав его почти пополам. Огонь бился в голове, отдавался жаром в рукам — предплечье дергало, но Пуле было уже все равно. Он, слившись со своим автомобилем, летел вперед.
Удар! Скрежет сминаемого металла, вой захлебывающегося двигателя, чей-то истошный вопль и боль рвущейся пуповины, соединяющей водителя и машину. Боль сотен умирающих лошадей, на миг пронзившей Тони до мозга костей. Миг, так похожий на смерть.
* * *
Очнулся он от соленого привкуса во рту — Пуля все-таки успел приложиться лицом об руль, разбив всмятку губы и свернув нос, но от наркоты он не чувствовал боли. Пистона рядом не было… Рядом, почитай, вообще ничего не было: от удара «барракуда» сложилась в гармошку, от пассажирского сидения остался лишь искореженный каркас с рваными лохмотьями обивки. Сам же Синтаро был цел — установленные на месте водителя армирующие штанги частично погасили удар и спасли. На что он и надеялся.
Пинком ноги он выбил дверь и выбрался наружу. И в следующий же момент упал обратно. Автоматная очередь ударила поверх его головы, впилась злыми пчелами в дверное стекло. Посыпались прозрачные осколки.
Тони потребовалось всего лишь мгновение, чтобы сориентироваться. Вскинув «глок», он выстрели несколько раз из укрытия, заставив затаиться невидимого противника и выкатился из машины. Припав к земле, он заглянул под днище искореженного «линкольна», с котором намертво сцепился обвесами «плимут». Виднелись чьи-то ноги в армейских ботинках — для Синтаро этого было достаточно. Два выстрела, и показалась голова упавшего телохранителя. Третий выстрел успокоил его навсегда.
Плечо ожгло острой болью. Крутанувшись, Пуля упал и откатился за бронированный капот «линкольна». Позади раздались голоса.
— Я его подцепил!
— Заткнись и проверь машину.
— Зачем? Он же был один!
— Я сказал: проверь!
Скрипнула дверь «плимута». Тони улыбнулся сквозь боль: все-таки охрана у пророка-президента была возмутительно непрофессиональна. В оправдание, наверное, стоило сказать, что никто бы не решился покушаться на Его Святейшество, Гласа Господнего прямо на Святой Земле. Никто, кроме Тони Синтаро по прозвищу Шальная Пуля.
Кто-то невидимый начал было что-то говорить, но тут мир погрузился в оглушительную тишину. Тони крепко зажмурился, сжался… А потом пришел грохот.
Волосы на затылке лизнул пыльный язык горячего ветра. За шиворот посыпалось что-то липкое, обжигающее. Позади истошно верещали и постоянно поминали бога. Тони стал медленно подниматься.
Левая рука почти отказала, а рукав пропитался теплой кровью и лип к коже. Перед глазами плыло, а в ушах стоял вибрирующий писк. Что-то горячее текло по лицу, шее. Тони утерся, и ладонь его с зажатым «глоком» стала красной и мокрой.
Покачнувшись, Синтаро оказался с другой стороны президентского автомобиля. Дверь в пассажирский салон была распахнута. Тони обернулся и взвыл от бессильной ярости: среди руин, среди плывущего, вибрирующего мира мелькал четкий и ясный удаляющийся силуэт. Судорожно перезарядив пистолет, он шагнул следом.
Его словно толкнули в грудь, совсем легонько, почти дружески… Но этого хватило, чтобы он качнулся назад, на «линкольн», и медленно сполз на землю. Его «глок» выпал из разом ослабевшей руки в комковатую от крови дорожную пыль, а на груди расплывалось алое пятно. Но жалел он только об одном: нескоро он свидится со своими близкими, ведь смертная чума так легко не отпускает. Даже мертвых.
Особенно — мертвых.
— Тело — это всего лишь оболочка. Пусть оболочка остается, но душа уходит. Верь мне! — Рядом опустилась на одно колено Сирена.
Она, как всегда, была прекрасна: рыжая волна волос, чувственные губы, едва тронутые улыбкой…
Нежное прикосновение тонкой ладошки.
Прекрасна, как сама любовь.
Любовь, которую она дарила ему.
— Верь мне, любимый!
Он уже не мог говорить, но он верил. Он всегда ей верил, даже когда спускал курок, даря ей милосердную смерть. Верил Тони и сейчас, поэтому он и не боялся умирать. Он улыбнулся подошедшему Томасу Холдстепу. Никем иным он просто не мог быть: постаревший, но все еще крепкий, широкоплечий. Дорогой костюм, мужественное лицо и жесткие глаза прирожденного политика. Наверняка, дьявольски умный.
Только он так и не научился стрелять в голову умирающим и мертвецам.
* * *
— Уроды! — Холдстеп покачал головой, выщелкивая использованную гильзу из своего раритетного «кольта» и вставляя новый патрон. — Бездари! Вот как вам довериться, а? Отправлю, клянусь всеми святыми, отправляю на восточные рубежи! Сгниешь там, но никогда не вернешься в Новый Салем! Как какой-то ублюдок сумел ко мне подобраться?!
Последние слова были адресованы телохранителю, возвращавшемуся от руин. Сгорбившись, он готов был принять справедливое наказание от своего патрона, пророка и повелителя. Ветеран войны с конфедератами, один из лучших в легионе Наву, он робел перед волей пророка-президента. По-настоящему, железной волей. Только такой человек мог взять на себя грех убийства невинных ради веры. Такова воля божья, но кто решится взять грех на себя?
Холдстеп взял. Он будет за него отвечать после смерти, но для своих подданных он был святым. Даже для тех, кто был посвящен в его тайные дела.
Он крикнул, мотнул рукой, словно куда-то указывая, но ветер унес его слова. Холдстеп нахмурился.
— Что ты там бормочешь?! Иди сюда — не дери глотку, а скажи толком. — Но телохранитель остался на месте, продолжая ожесточенно жестикулировать. Наконец, и пророк-президент услышал его слова: