Страница 13 из 17
Полагаю, что он сообразил, что испанский – не родной мой язык, поскольку ответил мне на ломаном английском.
«Я из Перу, – сказал он. – Я никогда не видеть снег. Он поднял руку вверх с оттопыренным указательным пальцем: первый раз».
Я улыбнулась. «Он прекрасен, – сказала я. – Просто прекрасен».
Хотя казалось, что мы находимся где-то в пустыне, где совершенно ничего нет, на следующей остановке мой сосед-перуанец сошел с автобуса. Мне нравится представлять его спешащим наверстать упущенное и потому делающим на снегу одного снежного ангела за другим, а может даже взволнованно бегающим вокруг в поисках ближайшего металлического столба – чтобы лизнуть его языком и проверить, действительно ли это такая уж плохая идея. Я воображала себе подобные сцены с широченной улыбкой на лице, вплоть до того момента, пока автобус не подкатил к конечной точке своего маршрута – к городу под названием Сан-Карлос-де-Барилоче, который должен был стать моим домом на весь месяц август.
Я слышала много невероятного о Барилоче, но ни одна живая душа не упомянула о том, что это место – воплощение голубой мечты Вилли Вонки. Шоколад-де тут на каждом углу. И в центре квартала. И ближе к его концу, но не совсем в конце. Кажется, что улицы здесь вымощены дульсе де лече, а семена какао-бобов растут прямо из земли. Аромат какао доносится из дверей шоколадных магазинов и сумок туристов-сладкоежек, приехавших в Барилоче. В любом другом месте мира такое количество и качество шоколада стало бы главным магнитом для гостей города, но в Барилоче шоколад оказывается едва заметной точкой на их радарах. Чтобы это понять, нужно понять, сколь многое предлагает этот город туристам.
Расположенный в самом центре девственно-чистого национального парка Барилоче поражает воображение. Лыжники, любители треккинга и альпинисты слетаются к ней, как пилигримы, круглый год. У ее ног лежит озеро с прозрачной водой, а короной ей, как истинной королеве, служит хребет Анд, который бежит на запад, прежде чем красиво рухнуть и оборваться на юге. Замешайте ее естественную красоту с архитектурой ее пряничных домиков в немецком стиле, и Барилоче предстанет улучшенной версией Швейцарии, а я даже не знала, что такое вообще возможно. Чтобы объяснить человеческими понятиями, скажу так: открыть Барилоче все равно что узнать, что у Жизель Бундхен есть более привлекательная сестра, совершенно не известная публике, кожа которой целиком состоит из «Cadbury Crème Eggs».
Один мой друг приезжал в Барилоче за год до моей поездки туда. Почему он уехал – для меня осталось загадкой, но он это сделал, а когда вернулся домой, сумел убедить меня, что мне обязательно нужно посетить это место. На основании его восторженных отзывов, ни в одном из которых не упоминалось, что город целиком состоит из шоколадных батончиков «Mars», я запланировала остаться там на месяц. И все это время я лакала Барилоче, как гигантский шоколадный фонтан, коим она и является.
Мой арендодатель встретил меня на автобусной остановке и помог заселиться в маленькую квартирку на окраине города. Он познакомил меня с владельцем винного магазина, находившегося прямо под моим жилищем, показал, какими ключами открывать какие двери и научил меня, как растапливать причудливую аргентинскую печку без риска спалить все здание дотла. Когда он ушел, я выбралась на маленькую палубу и просидела там час. Было холодно, но вид меня заворожил. С палубы я могла разглядеть все озеро целиком. Зимнее солнце низко опускалось на воду, и по этому огромному жидкому холсту разливались все оттенки голубого с оранжевым. Я ощутила полнейшую расслабленность. Мои плечи опали, из груди вырвался глубокий вздох. Он заставил меня задуматься, как долго я сдерживала дыхание.
Единственной проблемой Барилоче было то, что я не знала ни единой души в городе, кроме своего домовладельца. Обычно для меня это не проблема, но я решила, что раз уж собираюсь провести на одном месте целый месяц, не будет лишним завести парочку друзей. Я не хотела, чтобы одиночество обернулось гастрономической оргией длиною в месяц с участием пары килограммов красного мяса, галлона-другого мальбека и любовью втроем с белым, молочным и темным шоколадом. Я уже слышала чавкающие звуки, видела, как по подбородку у меня стекает красный сок, а пальцы окунаются в расплавленную карамель.
По всей видимости, хозяин квартиры подозревал примерно такое же развитие событий, и в попытке спасти свою недвижимость от надвигающейся полусладкой погибели написал мне электронное письмо на следующий день. В нем он представлял мне другого своего жильца, парня-американца, который приехал в город на месяц, так же, как и я.
«Вы оба гринго», – написал он, «и оба приехали на месяц. Я подумал, что вам надо познакомиться».
По всей видимости, этого было достаточно, чтобы оправдать наше совместное времяпровождение. Такая типичная для Северной Америки смерть от обжорства обошла меня стороной.
Пит был выходцем из Калифорнии, приехавшим сюда на месяц в «лыжнотпуск», как он окрестил свою разлуку с работой менеджера в компании «REI». Мы встретились на следующий день в «Tony’s Parrilla», тускло освещенном и до отказа набитом посетителями гриль-баре на главной улице Барилоче. Пит привел с собой друга, еще одного калифорнийца, работавшего в сфере наружной рекламы, который по удачному совпадению оказался в том же месте в то же время. Друга Пита звали Крис, и так было положено начало вывернутой наизнанку истории в духе «Трое – это компания» (представьте себе, что весь сериал был бы написан, снят и смонтирован с точки зрения Джанет и Крисси).
Пока мы представлялись друг другу, деля огромное блюдо с мясом, я прояснила для себя кое-какие моменты. Первое: мы с Питом были Джанет и Крисси. Второе: Пит стал подарком мне от богов. Я стала его поклонницей с первой же минуты знакомства, отчасти по причине того, что он обладает талантом мгновенно располагать к себе людей так, чтобы им было комфортно рядом с ним. Глаза у него, как у щеночка, карие, голова полностью брита наголо, а с обеих сторон рта пролегают глубокие складки – линии улыбки. Все в нем говорит о теплоте и дружелюбии, но есть у него и другая грань, грубоватая, душевная. Что-то в его образе подсказало мне, что он не затерялся бы на фестивале «Burning Man», я даже представила, как он танцует под транс в скафандре космонавта, предварительно закинувшись дичайшим количеством MDMA. По сути, если бы Кэрол Брэйди и Кит Ричардс по любви решили завести ребенка, то им был бы Пит. Я знаю, это трудно представить, но также трудно вообразить себе и женщину с кожей из «Cadbury Crème Eggs», – а вам это удалось, так что я вполне уверена, что и это препятствие вам покорится.
Третьим прояснившимся моментом стало то, что у Криса, с другой стороны, были ограничения. Здоровенные такие. Начинались они с его бороды, потому что… ну, все начиналось с бороды Криса. Она была предметом его мужской гордости. Она была такой густой и выглядела настолько роскошно, что походила на кошку, решившую свернуться калачиком у него на подбородке. При этом его границы простирались гораздо дальше его растительности. Казалось, что его окружают какие-то невидимые, но непрошибаемые стены. Я сразу же почувствовала, что он не из любителей обниматься. Более того, я дважды думала, прежде чем пожимать ему руку или вообще к нему прикасаться. Кажется, что в итоге я просто аккуратно похлопала его по плечу или вроде того; как бы то ни было, получилось чудовищно неловко. Но что еще остается, когда у вашего собеседника на лице сидит кошка, а вокруг него пролегает огромный ров, дополняет который ржавый подъемный мост, не опускавшийся годами? Крис не был злым, ничего такого, но он был сдержан и держался на расстоянии. А для такого открытого и прямолинейного экстраверта, как я, сдержанность и отчужденность – неизведанная территория, по которой трудно передвигаться, а посему я решила дать ему немного личного пространства.
Последним прозрением для меня в тот вечер стало то, что даже в компании новых друзей вероятность пасть жертвой собственного чревоугодия оставалась весьма высокой.