Художник

- А как же девушка-привидение, с которой, по Вашим словам, Вы общались?

- Ну что Вы, это - всего лишь сон, навеянный здешними стенами. Поэтому, можно сказать, что мои баллады - это просто страшные истории, рассказанные на ночь большим и благополучным дядям и тетям.

- А если злая колдунья все же протянет к Вам свои скрюченные пальцы? - улыбнулся граф.

- Тогда я постараюсь вовремя проснуться!

Эстер пододвинула чай и взяла пироженку.

Иржи, мило улыбаясь, смотрел поверх ее головы в зал. К сожалению, певица тоже ничем не могла помочь. Может быть, когда она спит, ее чуткая творческая натура улавливает мысли иногда приходящей к ней призрачной красавицы?

Квартет, тем временем, доиграл последний блюз и, открыв ди-джейский пульт, молодой, но уже известный клубный ведущий зарядил веселую и зажигательную музыку. На танцпол потянулись молодые парочки.

Граф бросил взгляд на подпрыгивающего на стуле Игнаца.

- Иди, танцуй. - Разрешил он парню.

- А Вы?

- Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой? - вопросительно изогнул бровь Измирский. - Ну, дорогой, если ты этого так желаешь...

Граф прикрыл ресницы и, немного задержав дыхание, покрылся прелестным румянцем.

Ковач побледнел, потом покраснел:

- С Вашего позволения! - Он резко вскочил и стал пробираться между столами.

- Ты особо не увлекайся. Я ревную! - Вдогонку крикнул граф.

Эстер рассмеялась серебристым смехом.

- Зачем Вы так издеваетесь над бедным ребенком? Он совсем мальчик и неискушен в нашем светском словотворчестве... Он всего лишь хотел потанцевать.

- Что Вы, госпожа Эстер, как можно! Могу ли я предложить вам тоже самое?

- Потанцевать или посмеяться надо мной? - женщина внимательно взглянула в его темные глаза.

Но граф варился в высшем обществе с пеленок, поэтому, немного наклонившись к ней, прошептал:

- Может, немного поревновать? - он протянул пальцы и накрыл ими ладонь певицы. А потом поднял к губам ее руку и поцеловал. - Мне нравится восхищаться Вами, я очарован блеском Ваших бархатных глаз, что словно звезды, светят мне сегодня в ночи. В Вашем голосе я слышу радость жизни и предчувствие любви, нежность доброго утра и накал ночных страстей. И мне бесконечно хочется любоваться этим прекрасным лицом, принесшим в мою серую жизнь несбыточные мечты...

Не отпуская ее руки, он положил ее ладонь к себе на грудь.

- Чувствуете, как бьется мое сердце? Оно так одиноко... Понимаете, моя мать слишком рано ушла из жизни, и я воспитывался старшим братом... мне так не хватает ласки и тепла...

У женщины на глазах заблестели слезы.

- Перестаньте... перестань, мой хороший мальчик. Ну, разве тебя никто не любит?

- Конечно, любят. За мои деньги. За мой талант. - Иржи покрыл поцелуями ее ладонь. - Но это не любовь. Люди тянутся к славе, богатству. К сильному покровительству. Когда они получают искомое, то иногда даже перестают здороваться. Это - сделка. Причем, чаще всего моя доля оказывается мизерной.

Художник вздохнул, и одинокая слезинка медленно покатилась по его бледному лицу.

- Перестань. - Женщина наклонилась к нему и хотела поцеловать в щеку. Но он развернулся и губами нашел ее губы. Не вставая со стула, пересадил к себе на колени. Рука под столом заскользила между ног, когда как другая с силой прижимала ее голову к его шее. Она, пискнув, обняла его за талию.

- Идем - выдохнул он ей в губы. Пробираясь к выходу, ему вдруг на миг показалось, что красные насмешливые глаза одобрительно смотрят ему вслед, словно говоря: "Ты - мой!"

Выйдя за дверь, он привлек к себе женщину и бережно погладил ее лицо. Пальцы художника дрожали.

- Что с тобой, милый? - удивилась Эстер.

Тогда он взял ее теплую ладошку и провел ей по своему телу под рубахой. Оно отозвалось безумным желанием и горячим огнем, снова хлестнувшим его острым концом скрученной в тугую пружину страсти. Ему опять хотелось причинить женщине боль и упиваться этим состоянием до оргазма.

Тяжело дыша, он погладил ее нежную шею. А она улыбнулась и взглянула ему в глаза.

- Боже! Нет! - она отпрянула от Иржи, вжавшись в стену. - Не надо!

Мутным и тяжелым взглядом, превозмогая себя, он обвел глазами стены пустынного коридора. На них плясало призрачное черно-красное пламя. А где-то далеко, на задворках почти отключенного сознания, раздавался дьявольский женский хохот.

Чудом контролируя себя, граф упал перед испуганной женщиной на колени.

- Прости, милая Эстер. Сегодня не наш день. А это место, оно действительно, проклято.

Он поднялся и, не оглядываясь, быстрым шагом направился к себе.

Холодный душ в номере постепенно прояснил его рассудок.

- Если я отсюда не сбегу, то быстро сойду с ума. Или убью кого-нибудь. - Сказал он сам себе, всматриваясь в красные отблески ушедшего пожара в своих черных глазах. Он надел халат и вышел в спальню. Включив свет, расставил у стены написанные за два дня этюды. А потом взял лист бумаги, акварель и, закрепив бумагу на доске, начал по памяти рисовать девушку с белыми светящимися волосами. Как стоит она на скале, машет тонкой рукой, а ветер развевает ее косы и платье.

Эстер сидела в забронированной за ней комнате персонала отеля и плакала. Ей казалось, что своими руками она не дала свершиться главному чуду в ее общем-то обычной жизни. Сама оттолкнула человека, который всегда безумно нравился. Ведь там, в городской квартире, в маленькой комнатке, куда посторонние не допускались, висела его картина, купленная на деньги с многих концертов. На ней была изображена суровая гористая местность. Низкие серые тучи. Камень и небо. А на переднем плане, вполоборота к зрителю, сидел молодой воин. Сильный ветер трепал на непокрытой голове черные длинные волосы. Тонкий нос с раздутыми крыльями, складка между бровей выдавали в нем решительную и чувственную натуру. Черные глаза смотрели вдаль. А рука рыцаря опиралась на рукоять меча.

Когда-то художник рисовал натурщика. Но сейчас, спустя годы, он сам стал похож на упорного и смелого воина, зорко стоящего на страже порядка и справедливости. А она - испугалась. Что ей привиделось в его глазах, столь страстно смотрящих на нее?

Она зарыдала сильней. Все. Приблизившаяся к ней вплотную сказка неожиданно окончилась, так и не начавшись.

Глава шестая. Иржи в поисках истины.

Когда охранник Ковач в поисках ушедшего из ресторана хозяина подошел к номеру, то был неприятно поражен открытой входной дверью. Кто мог подумать, что, оставив художника, буквально, на пять минут, тот убежит вместе с этой певичкой! Ковач возмущался, обещая самому себе все-таки написать докладную на неугомонного молодого человека. Причем, отдавая в этом себе отчет, Игнац возмущался не возможным его досугом вместе с девушкой после ужина, а тем, что Игнаца, не предупредив, оставили одного в ресторане, забыв взять с собой. "Я - его охранник. Ну как он мог уйти без меня!" - шептал по дороге Ковач, словно обиженный старшим братом мальчишка, бросившим ребенка в песочнице у дома, и убежавший по своим более взрослым делам.

В гостиной было темно, но в спальне господина Измирского было тихо и, судя по щели между полом и дверью, горел верхний свет. Ковач осторожно постучал в дверь.

- Входи, Игнац! - раздался негромкий голос графа.

И когда Ковач, переминаясь с ноги на ногу, остановился у двери, тот спокойно спросил:

- Ты почему так рано ушел? Пользуйся моментом, развлекайся. Боюсь, скоро такой возможности у тебя уже не будет.

- Почему? - тупо спросил охранник.

- Хорошее имеет свойство заканчиваться, подчас в самый неподходящий момент. Возвращайся. Ночь длинная. Отоспаться еще успеешь.

Иржи внимательно и дружелюбно смотрел на Игнаца. В руках он держал карандаш и дощечку с закрепленной бумагой, на которую был нанесен рисунок. Ковачу вдруг стало стыдно за свои недавние мысли. "Какой он все-таки добрый и заботливый" - пронеслось у него в голове.