Художник

Толстая троллиха, выгуливающая огромного, борцовского вида мужа, заказала его изображение, уточнив, что тот должен получиться красивым, чувственным и обаятельным. Взглянув на унылую крупную физиономию с отвисшей губой и переломанным носом, а также равнодушными маленькими глазками, Иржи задумался.

- А скажите, госпожа, вы давно женаты?

- Ой, давно, милый. Он уже и забыл, когда это случилось. Тогда его карьера только начиналась! Он носил меня на руках, говорил такие словечки! - Троллиха захихикала, а очередь, представив толстуху в лапах огромного тролля, несколько ужаснулась. И вообще, о чем эта глыба мышц может говорить? Да и умеет ли?

Иржи, постучав карандашом по бумаге, предложил:

- А что если я попробую нарисовать ваш свадебный портрет? Вы будете смотреть на него и улыбаться!

- Ну, если улыбаться...А вдруг не получится?

- Тогда не будете платить. - Пожал Иржи плечами.

- Хорошо! - Согласилась троллиха и, подхватив муженька под руку, прислонила голову к его руке.

Иржи, иногда поглядывая на пару с улыбкой, быстро рисовал двойной портрет. Несколько человек из очереди вместе с любопытствующим Йожефом заглядывала ему через плечо. Через некоторое время листок был снят и представлен на обозрение семейной чете и публике. С белого листа на всех смотрели юные и наивные парень с девушкой. И даже расовая принадлежность не могла затмить свет настоящего чувства в их любящих глазах.

Троллиха, внимательно осмотрев рисунок, наморщила лоб и национальным жестом уперла руки в бока:

- Ну и ничуть мы с Гжешом не похожи! Разве я была когда-нибудь такой тощей жердью? Да мой Гжеш никогда бы не женился на мне, выгляди я настолько по-человечески! И глазыньки бы мои не смотрели на эту мазню! За что тут три монеты платить? Я и сама могу карандаши купить и такое намалювать!

Народ с радостью приготовился смотреть на поединок пацана с троллихой. Ибо сквернословие и жадность этой расы давно стала притчей во языцех. Но художник, на удивление окружающих, спорить не стал, а просто вытащил из теткиных пальцев лист бумаги, скомкал и бросил Фаркашу в руки.

- До свидания. Следующий!

- Ой, что ж деется на свете, люди добрые! Ограбили, как есть ограбили! - Заголосила баба, не обнаружив листка в своей руке. - Поганого завалящего листочка для бедной женщины пожалел! Гжеш, что стоишь! Ты разве не видишь, что мое бедное сердце разрывается от недоумения и обиды?

Муж, наконец, моргнул глазами и, тряхнув плечами, дал понять, что он не только слышит, но и видит стенания своей спутницы жизни. Народ сразу расступился. Но муж, отодвинув свою женщину, полез огромной лапищей во внутренний карман свободной куртки и достал оттуда такой крошечный в его руках кошелек.

- Три монеты? - прохрипел он.

- Я выбросил лист. - Объяснил Иржи.

- Ничего. Держи деньги, давай портрет.

Фаркаш быстро сунул скомканную бумагу обратно в руки Иржи.

- Вот! - На ладони художника лежал помятый лист.

Одной рукой тролль взял бумагу, другой ссыпал деньги на этюдник. Потом взял портрет за край и дернул. Перед восхищенной публикой снова оказался идеально ровный лист. Народ захлопал, а тролль подмигнул ошарашенному Иржи и легонько пожал ему руку.

Потом он рисовал хихикающих девушек, купцов и их жен, дам с мелкими лохматыми недоразумениями под локтем и бабушек с зонтиками.

И вот, наконец, закончились листы. Народ, обсуждая новое развлечение, потихоньку расходился, прощаясь с мальчишками и непременно обещая прийти завтра. Когда вокруг хвойников стало совсем безлюдно, ребята с облегчением растянулись на камнях набережной. Голубое солнце уже закатилось, оставив царствовать своего желтого собрата. Море стало темно-фиолетовым, почти черным. Листья пальм насыщенно зазеленели, а под деревьями тень сгустилась и вытянулась. Становилось прохладно.

- Пойдем домой, Йожеф. Думаю, Марж и госпожа Ингра нас заждались, а Тони наверняка уже вернулся. Но какой все-таки потрясающий тут закат! - Иржи сложил вещи, закинул за спину ящик, и они не спеша отправились в верхний город.

За ужином хозяин дома был приветлив, но несколько рассеян. Поэтому прислушался к разговору только тогда, когда домработница подала булочки и чай.

- Так как вы сходили? - переспросил он невпопад.

Ребята немного помолчали, и Иржи в двух словах повторил то, что рассказывал десять минут назад.

- Значит, заработали сорок пять серебряных монет?

- Плюс мои пятнадцать. - Похвастался Йожеф. - Мне тоже кидали будь здоров!

- Значит, шестьдесят? Молодцы! Завтра пойдете?

- Да, только пораньше. Хочу написать утреннее море.

- А этюд покажешь?

- Он сохнет в комнате, Тони. Да и смотреть пока не на что. Я пока просто подбираю композицию и цвета. Когда пойму, чего хочу увидеть, то напишу картину. А после подарю ее тебе. Сможешь повесить в столовой и любоваться ей три раза в день.

- Я здесь задерживаюсь редко. Новое дело - и я опять в пути. Вот только госпожа Ингра...

Иржи засмеялся:

- Тогда зачем тебе картина? Мы лучше отдадим монетами! А ты купишь на них что-нибудь нужное или положишь в банк.

- Да у меня и так деньги есть. - Отхлебнул чай Тони и надкусил конфетку с начинкой. - О-о! Земляничная! Сладенькая!

- Когда женишься, поймешь, насколько их мало! - Заметил Йожеф, тоже засовывая конфету в рот. - Кислятина!

- Дружеское предупреждение опытного человека, да? - Решил подтрунить над Фаркашем Тони. - И все-то он знает! Ты сам-то хоть раз с девчонкой целовался?

Парнишки посмотрели друг на друга и засмеялись.

- Что? - не понял Тони. - Чего я сказал смешного?

- Нет, все в порядке. Просто, когда женишься, вспомни мои слова. Я - великий провидец! - Снова захихикал Йожеф. - А у тебя как прошел день? Что-то ты долго отмалчивался. Какие-то проблемы омрачили чело великого детектива? Или денег не заплатили?

Тони поднялся со стула, поблагодарил Ингру и предложил посидеть на террасе.

- Тогда мы с чаем и булочками! - Изголодавшийся за весь день организм Фаркаша все никак не мог напитаться.

Дородная троллиха умилилась и сама вынесла и поставила на стол целое блюдо с плюшками и ватрушками. И вот все трое расселись в креслах, любуясь на догорающий закат и наползающее с окрестных холмов темное небесное покрывало.

- Я сегодня ездил к одному знакомому во дворец Клана Оленей. - Начал он свой рассказ. - Там живут не только многочисленные родственники, но и их знакомые, гости, обслуга... В-общем, много народа. Ну и пока мы обсуждали последние новости из серии кто, куда, с кем и зачем, в доме поднялся переполох. Забегали слуги, задергались гости. Поднялся большой шум. Ну мы и вышли полюбопытствовать: может, опять внучатая племянница сбежала с возлюбленным пиратом в кругосветное путешествие, или в дядюшкин гарем случайно попала приличная девушка - в этом бедламе всякое бывает... Но оказывается, то, что произошло - гораздо страннее и неприятнее!

- И что же там такое случилось? - Иржи, откинувшись на спинку кресла, поглаживал довольную Марж, развалившуюся у него на коленях и хитрым глазом наблюдавшую за рассказывающим эльфом.

- Действительно, происшествие очень непонятное. Из большой Клановой цепи пропал центральный сапфир.

- И что? - сыто икнул Йожеф. - Сперли и делов...Другой камень воткнут!

- Вы, мальчики, наверное, не понимаете! Хотя все дети Кланов должны знать об этом.

- И о чем нам забыли рассказать? - поинтересовался Иржи.

- Давно, на заре времен, когда на эту благословенную землю сошли Боги и создали Кланы для ее сохранения и разумного жития, каждому родоначальнику была подарена цепь с медальоном, в середине которой находился Камень Клана, охраняющий семьи и долины. И ни один из нас, пришлых чужаков, никогда не видел эти реликвии, поскольку они хранятся в клановых сокровищницах. И даже если какой-нибудь умник туда проникнет, он не сможет унести зачарованный артефакт.

- А почему? - Йожеф нагнулся и посмотрел в лицо Тони, укрытое ночной тенью.