Страница 2 из 12
Итак, Артур вознамерился оживить воздушный шар. А что ж тут удивительного?! Зачем-то люди восстанавливают "ситроены" и "фордики" двадцатых годов, пересаживаются с "Жигулей" на велосипед, с бездушного трактора на верного коня, парят на дельтапланах...
В фолианте, что дал мне Артур, рассказывалось о пламенной истории свободного аэростата, о проектах гениального Леонардо да Винчи и великого Гёте, первом полете Пилатра де Розье и д'Арланда и о том, как братья Монгольфье получили от короля дворянское звание и на своем гербе начертали прямо-таки пророческие слова: "Так поднимаются к звездам".
За окном брезжил рассвет, а я все не мог оторваться от чтения. Истории, одна увлекательней другой, раскрывались мне со всеми причудливыми, почти фантастическими и в то же время житейскими подробностями. Гремело по Европе имя воздухоплавателя Бланшара. Своими полетами ввергал он в смятение жителей Нюрнберга, Лейпцига, Берлина... Затем он преодолел Ла-Манш, а после перебрался в Америку. Но азартным балбесам Нового Света, поднаторевшим на истреблении индейцев, подавай чего-нибудь такое, что щекотало бы нервы. Бланшар впал в отчаянье и скоро умер. Тогда по стопам мужа пошла жена Бланшара. На ее представлениях темпераментные янки швырялись кожаными мешочками с золотым песком и палили из пистолетов. Не удовлетворившись простыми полетами, она удумала однажды пустить из корзины фейерверк. Ракета попала в оболочку, наполненную водородом. А этот газ взрывается сильней гремучей ртути. Несчастная воздухоплавательница упала на крышу дома, оттуда скатилась на мостовую... Это была первая жертва среди женщин, но далеко не последняя, поскольку необузданный и непредсказуемый нрав "слабого пола" издавна удивлял нашего брата.
Я незаметно уснул, и снились мне чудаки в париках и камзолах, старорежимные дамы в одеяниях римских матрон парили по воздусям, а за ними сквозь пакость окклюзии наблюдал подполковник Лящук - Громобой. Потом встревоженной голове примерещился Сенечка. Почему-то на садовой скамейке в мокром парке.
Проснувшись, я сразу же вспомнил о Сенечке и тут же решил приступить к поискам. К счастью, они оказались недолгими: Волобуя вспомнил вахтер в проходной. Он объяснил, где тот жил раньше.
С двери Сенечкиной квартиры на меня подозрительно смотрел матовый, как бельмо, глазок. Я нажал на кнопку. За толстой дверью мяукнул колокольчик. Звякнула цепь. В проеме показалась рослая, под метр восемьдесят, женщина в халате. Ее лицо было жирно намазано кремом.
- Семен Семенович Волобуй здесь проживает?
- Проживает, - хмыкнула женщина и посуровела. - Ночует иногда, а не проживает!
Она распахнула дверь. В интерьере квартиры главное место занимали ковры и внушительная импортная стенка, за стеклом которой, как в музейной витрине, красовалась фарфоровая и хрустальная посуда.
- Мне поручил найти его Артур Николаевич, - сказал я, присаживаясь на краешек стула.
- Зачем это вдруг Воронцову понадобился Сенечка?!
Я развел руками и чуть не смахнул статуэтку со столика.
- Где же мне искать его?
- Скорее всего на "Мосфильме".
- Снимается?!
- Не знаю, что он там делает, но пропадает днями и ночами.
Пробился на "Мосфильм" я с большим трудом, долго бродил по этажам и коридорам, читал таблички на дверях, где указывались фамилия режиссера и рабочее название фильма. Думалось, картина, в которой мог участвовать бывший аэронавт, должна называться не иначе, как "Барьер неизвестности", "Там, за облаками", "Небо зовет" или что-то в этом роде. Похожих названий не оказалось. Но тут на задворках зашелся в треске знакомый по училищным временам М-одиннадцатый. Такие стосильные моторы стояли когда-то на ПО-2 и Яках. Я рванулся на звук. Перебравшись через завал отработавших свое макетов, увидел палубу миноносца, окатываемую водой из пожарных шлангов. Ветер, создаваемый винтами, хлестал по красным лицам матросов. Угольные "диги" метали свет с яростью полуденного солнца. Около укрытых зонтами кинокамер суетились операторы.
А в тени деревьев на дощатом помосте невозмутимо возлежал человек в синей спецовке и летном шлеме. Сенечка! - бухнуло под сердцем.
Режиссер, примостившись на операторском кране, точно кулик на кочке, что-то сказал в мегафон. Из-за рева мотора его никто не услышал, но все поняли: перерыв. Потухли прожектора, опали водяные струи, отфыркиваясь и отжимая бескозырки, побежали в бытовку статисты. Сенечка не спеша поднялся с ложа, перекрыл краник бензобака. Мотор пульнул сизым дымом и заглох.
- Через десять минут дубль! - наконец прорезался режиссерский мегафон. Кран опустил свой хобот, ссадив главного оператора и режиссера наземь.
По виду возраст Сенечки не поддавался определению. Ему можно было дать и тридцать, и пятьдесят. На плоском загорелом лице совсем не было морщин.
- Здравствуй, Сеня, - поздоровался я, приблизившись.
- Привет, коль не шутишь, - ответил он, силясь вспомнить, где мог со мной встречаться.
- Тебя Артур Николаевич ищет.
Весть встревожила Сенечку. Он быстро-быстро заморгал глазами:
- Зачем, не сказал?
- Хочет лететь на аэростате.
Сенечка выхватил из кармана сигарету, ломая спички, прикурил. Сделав затяжку, бросил сигарету в кусты, начал быстро переодеваться.
- А дубль?
- Черт с ним, едем к Артуру!
- Он велел прийти завтра.
- Вспомнил, где тебя видел! - воскликнул Сенечка. - У Артура на фотографии. Вы вместе служили!
Сенечка опять влез в свой комбинезон, открыл краник подачи топлива, подсосал бензин в карбюраторы. Операторская стрела снова вытянула хобот.
- Готов, Сеня? - спросил режиссер механически и тут же закричал в мегафон. - Внимание массовке! Сейчас пиротехник рванет небольшую шашку. Больше прыти! К бою!
Ассистенты оператора поставили свет, замерили люксометрами освещенность, рассчитали глубину резкости. Сеня застыл у своего агрегата, как спринтер на старте. В руках он держал резиновый амортизатор, накинутый на торец винта.
- Ветер, Сеня!
Сеня рванул амортизатор на себя. С чохом взвыл двигатель. Тугая струя горячего воздуха разметала водный поток из брандспойтов.
- Мотор!
Хлопнул взрыв-пакет, выбросив ядовито-желтое облако. По жестяной палубе забегали матросы. Тяжело заворочался задник с грубо намалеванным свинцовым небом и морем, создавая иллюзию штормовой качки.
Ветер сорвал с Сени берет, растрепал волосы - не то пегие, не то седые, и я подумал: он тоже из лихого флибустьерского племени, которое еще не перевелось на земле.
Я заступил на дежурство и на другой день, решив набрать побольше отгулов. Сенечка появился в нашем подвале чуть свет. Вскоре пришел и Артур.
Мы направились на окраину летного поля, заросшего лопухами, осотом, викой. Там, за кладбищем ржавых баллонов, бочек и разбитых самолетов, стоял похожий на зерносушилку эллинг. Подходы к нему ограждала колючая проволока, потому окна были целы, хотя из-за многолетней пыли едва пропускали свет. Распугав ораву одичавших котов, мы сбили с дверей окаменевший от ржавчины замок и вошли в гулкую сумеречную пустоту. Здесь было сухо, как в Каракумах. Вдоль стен тянулись стеллажи из потемневших досок. На них лежали бухты веревок, связки блоков-кневеков, похожих на тали из старинного морского такелажа. Рядом стояли банки с олифой и краской, мастикой и клеем. Сверху свисала цепь подвесной подъемной лебедки.
Под огромным брезентовым чехлом покоилась оболочка аэростата. Мы стянули брезент, взвихрив тучу пыли. В клубке спутавшихся веревок Сенечка нашел кольцо металлического клапана, привязал к крюку тали и стал поднимать оболочку, быстро перебирая цепь руками. Прорезиненная шелковая туша медленно разворачивалась, вытягивалась к потолку, низвергая с себя потоки пыли, талька и алюминиевой краски. Волобуй застопорил подъемник и полез по лестнице вверх. Балансируя, словно канатоходец, он прошел по балкам и закрепил оболочку. На первый взгляд, она совсем не пострадала. Наверняка спасли ее вездесущие коты, вытесненные из деревенских домов новостройками Подмосковья и разогнавшие здесь крыс и мышей.