Не будите изувера

Сегамачо опустился на землю рядом с другом и завыл. Со стороны это выглядело страшно. Огромный мужчина сидит в прибрежных кустах, руки закрывают лицо, он раскачивается, как маятник, и в голос воет и причитает.

– Как же это произошло? Что случилось? Почему я, идиот, ничего не слышал и не видел! – Сегамачо вскочил на ноги и в исступлении побежал вдоль берега. – Кто здесь есть? Выходи, сволочь, по-мужски поговорим.

В отчаянии Сергей Иванович забежал в лес, но там никого не было. Тогда он схватил палку и стал колотить ею по деревьям. Громкий топот его ног и истеричные крики, грохот дубинки по стволам пугали лесных обитателей, заставляли их прятаться в норы, хорониться среди листвы, или спасаться от негаданной беды, удирая со всех ног. Сегамачо бегал и кричал, заглядывая под каждый куст. Однако, даже находясь в этой безумной гонке, понимал, что никого не найдет. Надо было выплеснуть боль и горе на кого-нибудь, пусть даже и невидимого. В один момент ему показалось, что сзади хрустнула ветка. Сегамачо бросился в ту сторону с криком:

– Где ты прячешься, покажись! Я все равно тебя найду, жизнь положу, но найду. Чем тебе рыбак помешал? Если ты грабитель, так забирал бы все по-тихому. Никто же не караулил ни машину, ни добро.

Если бы Сегамачо присмотрелся внимательнее, он бы увидел или, по крайней мере, почувствовал присутствие постороннего. Рядом с ним в густых зарослях лесной малины кто-то стоял. Человек равнодушно смотрел на беснующегося рыбака и левой ладонью придерживал правую раненую руку, завернутую в темно-красную материю. Он не пытался убежать или спрятаться. Казалось, он ждал, что его вот-вот найдут, и терпеливо готовился к встрече. Но Сергей Иванович слишком был потрясен трагедией, случившейся с другом, поэтому ничего не заметил.

Когда первый шок от увиденного на берегу прошел, Сегамачо вернулся к воде и снова посмотрел на Котыча. Вдруг резкий порыв ветра шевельнул траву над головой убитого, и Сегамачо почудилось, что тот двинул пальцами израненной ладони. Он стремительно упал на колени в слабой надежде, что Котыч еще жив. Сергей Иванович дрожащими пальцами нащупал пульс, но ничего не понял. Тогда он наклонился, чтобы расслышать дыхание. Потом вспомнил один способ из прочитанных книжек.

– Зеркало, нужно зеркало.

Сорвался с места и побежал к машине. Искал зеркало везде: в багажнике, в салоне, в бардачке, потом вдруг сообразил и выломал с корнем зеркало заднего вида у машины. Стремглав бросился обратно к берегу, приложил блестящее стекло к губам Котыча и напряженно вглядывался, запотеет или нет. Но зеркало оставалось прозрачным, а холодное тело бездыханным.

– Костик, как же ты?– опять завыл Сегамачо и сел на землю рядом с мертвым другом, обхватив лысину большими ладонями.

По-прежнему горе рвало сердце на части, уши не желали ничего слышать, а глаза видеть, но голова уже прояснилась. Мысли еще метались, как птички в клетке, но панические, бессвязные обрывки фраз, внезапно вспыхивающие в мозгу и бесследно исчезавшие, постепенно превращались в логически выстроенные вопросы.

– Надо что-то делась, но что? Точно. Надо взять Костика, дотащить до машины и привезти в районный центр, – пробормотал он и даже привстал, чтобы действовать, но снова сел на землю.

Краешком сознания отметил, что брюки пропитались береговой влагой, но с места не сдвинулся, чтобы и пойти переодеться. Потом в нем заговорил участковый.

– Нет. Плохая идея. Лучше вызывать полицию сюда. Трогать нельзя, я и так здесь следы затоптал.

Он достал сотовый телефон и набрал номер, но сигнала не было. Тогда Сегамачо побежал к машине, вытащил из багажника кусок брезента и вернулся к берегу, чтобы накрыть тканью мертвое тело.

– Вот так. Так будет лучше, – лихорадочно шептал он, – ты, Костик, подожди чуток. Я скоро к тебе людей приведу. Потерпи, друг, пожалуйста.

Спрятав тело друга, Сегамачо вернулся к машине, но в замке зажигания не обнаружил ключей. Удивляться было некогда, он снова побежал к берегу и нашел их в кармане убитого.

– Костик, ты прости меня, бестолкового. Я сейчас, я быстренько обернусь.

Бегом назад – к машине. Завел мотор. Лихорадочно дернув коробку передач, развернул уазик Котыча и выехал на грунтовку. Озабоченный тяжелыми думами, мужчина и не заметил, как в уголках глаз появились слезы. Они медленно покатились по щекам, застревая в каждой морщинке, а затем капнули с подбородка.

Сегамачо скосил глаза на мокрое пятно, появившееся на коленке, прикоснулся к лицу и удивленно посмотрел на влажную ладонь. Он уже и забыл, что умеет плакать. Когда хоронил своих и Наташкиных родителей, он не плакал. Смерть родных воспринималась естественно: старики уходят, оставляя свое место молодым. А с такой трагедией он столкнулся впервые. Мало того, что друга не стало, так еще и погиб он самым ужасным образом. Но больше всего убивало Гусева другое. Никак он не мог себе простить, что ничего не услышал, не заподозрил, а когда столкнулся со странностями, не засомневался, не стал расследовать.

– Как же так! – в который уже раз вскрикивал Сергей Иванович. – я же видел, что кто-то съел ветчину, но сразу решил, что это Костик. Я же столько раз хотел к нему сходить, и не дошел. Ну почему я такой идиот?