Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 9



Старость – возраст, наиболее к этому расположенный. Искусительные проявления плоти, связанные с питанием и половым инстинктом, к старости ослабляются, ослабление плоти идет также и за счет сопутствующих старости болезней, которые от Бога. Таким образом, создаются как бы естественные предпосылки для просветления и обращения ко Всевышнему.

В христианской культуре возраст старости – это период, который обращает человека к Богу, все земные соблазны и искушения ослабевают. Однако в христианстве мы находим двоякое отношение к старости: долгая жизнь как особый дар Божий, а, с другой стороны, немощная долгая старость как наказание за грехи. Для средних веков характерны образы пожилого старца, образы святых и великомучеников.

Несмотря на двойственное отношение к старости, христианство (впрочем, как и другие религии) вырабатывало ценностное отношение к старости: пожилым давалось время для подготовки к встрече с Всевышним, а после смерти была обещана встреча с ушедшими из жизни близкими людьми.

В Средние века появляется софийный образ старости, который связывается с достижением наивысшей мудрости, с возможностью постижения глубочайшей духовной тайны. Особую трактовку софийный образ старости находит в уникальном явлении православной культуры – старчестве. В этом явлении отсутствует как таковая биологическая составляющая, и старость рассматривается, прежде всего, как возраст достижения высшей степени духовности. В христианском образе святого старца заложена внутренняя «программа» и внутренняя «возможность» для каждой личности – достижение ее наивысшего потенциала.

В эпоху Возрождения проблемы старости не являются ключевыми для мыслителей. Идеология данного времени озадачена вопросами образа совершенного человека, куда не вписывается пожилой с его немощью и болезнями.

В эпоху Просвещения старость также не находит достойного рассмотрения, но именно в этот период появляется идея заботы о стариках, независимо от их прежних заслуг перед обществом.

В эпоху Реформации и Нового времени все более громко начинают звучать мотивы негативного отношения к старости, как периоду, тормозящему развитие социума.

В XIX веке происходит «новый удар» по образу старого человека. Промышленная революция, распад традиционного уклада патриархальной семьи разрушают ценность стариков и выводят на первый план способности молодых.

Сегодняшнее российское общество в отношении старости пожинает плоды 70-летней истории нашей страны, когда старый человек был ненужным обществу, в котором человек воспринимался как «винтик» в организме социума. На отношение к старости в нашей стране оказало влияние и такое особое явления как геронтократия, власть стариков. Политическая идеология того периода практически исключала уход руководящего состава в отставку, чем делала данные должности по сути пожизненными.

Все вышеизложенные явления привели к тому, что старость постепенно утратила тот высокий духовный образ, который был заложен благодаря православию и народной культуре.

Сегодня, как у нас в стране, так и в мире в целом, преобладает образ одинокой старости в аспекте ее экзистенциального звучания. Все больше исследований старости отмечают различные степени и аспекты одиночества пожилых людей. Выделяют культурное и социальное одиночество, а также одиночество как космическое явление[17].

В социокультурном анализе старости ученые отмечают следующую закономерность. В обществах с развитой культурой старики символизируют непрерывность истории и стабильность социокультурных ценностей. Поддержка и уважение со стороны молодых могут рассматриваться и как превентивная мера, стремление последних гарантировать себе аналогичное положение в будущем[18].

В геронтологии хорошо известно, что путь к долголетию лежит через творчество[19]. Но творчество всегда бывает во имя чего-то. Как отмечает Н. А. Коротчик[20], этот путь обретается не только через творчество, но и через служение, умное делание, обращенное вовне, к Отечеству и соотечественникам как близким людям. Тогда человек не будет стареть фронтально, он будет возрастать личностно.

В конце 1960-х – начале 1970-х годов появилось множество книг и статей, посвященных «конфликту», «кризису» или «разрыву» поколений. Как отмечает И. С. Кон, первые теории этого рода имели глобальный характер. Так, американский социолог Л. Фойер утверждал, что «история всех до сих пор существовавших обществ есть история борьбы между поколениями».

Попыткам осмыслить взаимосвязь отношений между поколениями и темпов технического разрыва общества посвящены работы М. Мид «Культура и сопричастность»[21] и «Культура и мир детства»[22]. В своих работах М. Мид высказывает идею о трех типах культуры: постфигуративный, конфигуративный и префигуративный. Постфигуративный тип культуры характерен для общества, где дети учатся у своих предков; конфигуративный – для общества, где и те, и другие учатся у сверстников; и, наконец, префигуративный, в котором дети обучают взрослых. По мнению автора, сегодняшнее общество с его научно-техническими достижениями рождает форму культуры – префигуративную. Данный тип культуры ориентирован на будущее, а прошлый опыт не только не учитывается, но и рассматривается как мешающий.

С точки зрения М. Мид, данный тип культуры увеличивает разрыв между поколениями и ведет к тому, что опыт, накопленный предыдущими поколениями, не воспроизводится молодым поколением, тем самым сокращая опыт последнего на поколение.

В целом, подводя итог анализа социокультурных образов старости в истории человечества, можно отметить, что составляющая этого образа всегда существовала в русле трех отношений к данному явлению: геронтофилия, геронтофобия и геронтократия.

1.3. Психологические парадигмы и теории старения

Формирование психологических парадигм изучения личности пожилого человека изначально базировалось на естественно-научной традиции, и происходило это, прежде всего, за счет открытий в области биологии, физиологии и медицины, ставших фундаментом для геронтологии. Вместе с тем более целостная и емкая разработка проблематики старения и старости сложилась с ее сопряжением с антропологией, культурологией, философией.

Рассмотрение старости в естественно-научном ключе наиболее полно представлено в работах И. М. Мечникова. В своих работах «Этюды оптимизма» и «Этюды о природе человека» [23] он рассматривает проблемы естественного, физиологического и преждевременного старения, а также говорит о том, что старики со своим опытом могут решать сложные задачи общественной жизни.

Сходную позицию мы видим в работе «Заветные мысли»[24]Д. И. Менделеева, который говорит о том, что увеличение количества пожилых позволит оказывать благотворное влияние на молодежь.

Для биологии старения основными вопросами стали идеи о начале процесса старения и запускающих его механизмах. (И. Н. Буланкин, М. С. Мильман, А. В. Нагорный, В. И. Никитин и др.)

Исследованию проблем личности пожилого человека посвящены труды А. А. Королькова, В.П. Петленко, Г.Х. Шингарова, Г. И. Царегородцева. В работах Т.В. Карсаевской и А.Т. Шаталова представлены методологические подходы к геронтологии. Особый вклад в изучение психологии старения внесли работы Б.Г. Ананьева[25] и М.Д. Александровой [26].

В психологии первая попытка изучения проблем старости и пожилого возраста была связана с работами Фрэнсиса Гальтона, исследовавшего интеллектуальную деятельность человека на поздних этапах онтогенеза. Дальнейшее развитие когнитивных подходов, когда основным предметом изучения становились интеллектуальные способности, не способствовало восприятию возраста старости в положительном ключе. Исследования, описывающие снижение интеллектуальных процессов в старости, привели к трактовке возраста старости исключительно как процесса психологической деградации и делокции, что определило непопулярность исследований, связанных с возрастом старости. Новое звучание разработка проблематики пожилого возраста и старости приобрела в работе американского психолога Дж. Холла «Старость» (1922 г.). В его монографии делается попытка прочтения старости как важнейшего социального явления, а сам автор по праву считается одни из основоположников социальной геронтологии [27].



17

Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. – М., 1992; Кон И. С. Многоликое одиночество // Знание – сила. № 12, 1986, С. 40; Пепло Л. Н., Мицели М., Мораш Б. Одиночество и самооценка // Лабиринты одиночества. – М., 1989.-С. 169–191; Рук К. С., Пепло Л. Н. Перспектива помощи одиноким людям // Лабиринты одиночества. – М., 1989. – С. 512–551.

18

Краснова О. В., Лидере А. Г. Социальная психология старения: Учеб, пособие для студ. высш. учеб заведений. – М., 2002.

19

Далакишвили С.М., Бахтадзе Н. А., Никурадзе М. Д. Исследование личностных особенностей долгожителей // Психологический журнал, 1989, № 4. С. 94–103; Подколзин А. А., Донцов В. И. Старение, долголетие и биоактивация. – М., 1996; Феномен долгожительства: Антрополого-этнографический аспект исследования.-М., 9%2Хейфлин Л. Природа долголетия и старения // Проблемы старения и долголетия, 1992, № 4.

20

Коротчик Н. А. Старость как культурно-исторический феномен: (Опыт филос. исслед.): Дис… канд. филос. наук. – СПб., 1995.

21

Мид М. Культура и сопричастность. – М., 1989.

22

Мид М. Культура и мир детства: Избр. произведения. – М., 1988.

23

Мечников И. И. Этюды оптимизма.-М., 1987.

24

Менделеев Д.И. Заветные мысли. – М., 1995, С. 52.

25

Ананьев Б. Г. Психофизическая эволюция человека в геронтогенезе // Тезисы IX Международного конгресса геронтологов. – Киев, 1972. Том 2, С. 439–442; Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. – Л., 1969.

26

Александрова М.Д. Проблемы социальной и психологической геронтологии. – Л., 1974.

27

Френкель 3. Г. Удлинение жизни и активная старость. – Л., 1945.