Потрошитель

В кабинет бестактно ворвалась девушка в полицейской форме, широко открыв рот, одновременно пытаясь перевести дыхание и низвергнуть из себя фразу, которая застряла в горле, она кинулась к столу. Мужчины Удивленно и выжидающе смотрели, как она переводит дыхание. И вот наконец виновница беспокойства выдохнула ошеломляющую фразу.

— Новый труп. Выпотрошенный. На концерте.

Листы взметнулись ввысь, кресла ринулись в сторону, детективы подскочили как по приказу, кинувшись на выход. И девушка все еще тяжело дышала, смотря на дату в календаре, что висел напротив стола. 22 ноября.

***

За день до этого. 21 ноября.

Так ведь не могло больше продолжаться? Сасори точно не считал, сколько дней он просидел взаперти. Наверное, столько, сколько нужно, чтобы продукты закончились в холодильнике или чтобы перестало хватать воздуха, так что ему пришлось выйти на улицу.

И сердце ведь замирало от каждого шороха, любого мимолетного звука. Его раздражало и одновременно пугало, когда приходили люди из полиции, чтобы узнать, все ли с ним в порядке. Ему казалось, что Потрошитель мог быть в каждом. Он чувствовал его дыхание на своем затылке, его взгляд, следящий откуда-то из-за угла. Он был повсюду. Он был с ним. Каждую секунды, не важно, где и с кем. Потрошитель стал его неотъемлемой частью жизни. Он не мог уже сделать вдоха, не думая о его окровавленном оружии. Не мог ступить шага, не услышав скрежет стали. Потрошитель стал его тенью.

Кажется, все-таки прошло примерно три недели. По крайней мере, так сказала обрадовавшаяся Сакура, стоило ей увидеть Акасуну в коридорах универа. Он пришел. Экипированный в черный парик и плащ, которые ему оставил полицейский. Немного затравленный и потерянный, но все-таки пришел. Ведь смысла прятаться не было. Потрошитель всегда рядом с ним. И никакая баррикада на дверях не спасет его.

Никто не решался уже спросить о том, как выглядит Потрошитель или как он убивает. Парень ловил лишь слегка напугано-озадаченные взгляды, чьи хозяева тут же отводили глаза в сторону. Из всего диалога он слышал лишь слова сожаления и соболезнования, обрывчатые и скомканные, застрявшие где-то в глотках.

А еще он не мог найти силы посмотреть на парту, где сидел Дейдара. Ведь боялся вновь увидеть его. Голос, кажется, до сих пор не покидал его, и парень всячески пытался игнорировать это. Так же, как и происходящее вокруг. Он не приходил на прощание, и ему не хватало смелости спросить об этом у других. Да и остальные не решались заговорить на эту сакральную тему.

А еще что-то изменилось. Или нет. Кое-что иное. Сасори не сразу заметил её. Как так получилось, что она попала сюда? Кажется, краем уха он услышал, что Сакура пригласила её побыть в качестве натурщицы. Кажется, ей нужны были хоть какие-то деньги, а им в универе требовалась девушка-натурщица. И вот теперь она позирует им, сидя на столе, обмотанная светлой шелковой простыней, такие же девственно-белые волосы спадали на болезненно-бледные плечи. Слишком неестественный цвет. Она вся казалась какой-то ненастоящей, игрушечной, но в тоже время идеальной. Будто фарфоровая кукла с витрины магазина.

Точно. Именно кукла. Даже глаза цвета неба были пустыми, словно стекляшки, смотрели отстранёно куда-то вдаль, будто душа её была не здесь. Не живая и не мертвая. Сасори никак не мог вспомнить её имя. Но он ведь её видел уже. Сакура, будто прочитав его мысли, напомнила, что она спасла её от разъярённого старшего брата. И вот теперь она уже неделю позирует в свободное время от пар у них на курсах. Но Сасори никак не мог вспомнить…

— Нарико, приподними немного подбородок, — попросила Куренай-сенсей.

Точно, Нарико. Сасори взглянул на свой холст и понял, что так и не начал рисовать, все это время просто изучая её. Он лишь на секунду встретился с ней взглядом, и она улыбнулась краешком губ, а, может, ему просто показалось. Он отложил кисть и поднялся с места, покинув аудиторию, бросив короткую неразборчивую фразу, что-то на подобие «я сейчас».

Колюче-холодный поток воды обрушился на макушку, красные волосы превратились в безжизненные сосульки, с которых капали крупинки на белоснежную раковину. Сасори не двигался, склонившись над раковиной в университетской уборной, пытаясь привести себя в чувство. Его снова одолевал приступ. Чувство паранойи не отпускало. Казалось бы, холодная вода должна была остудить его нервы, но вместо этого он чувствовал леденящее сердце чувство, которое не покидало его ни на минуту. В каждом шаге он слышал опасность, от каждого небрежного стука его било дрожью, любое нечаянное прикосновение вызывало панику. Лицо трупного цвета глядело на него с той стороны зазеркалья исподлобья, осуждающе. Акасуна прикрыл глаза, пытаясь привести чувства в порядок.

— Все в порядке, я справлюсь.

Карие очи вновь взглянули из зеркала и тут же расширились в паническом ужасе. Безлико-белая маска прижалось к его холодной щеке, оставив кровавый отпечаток, что уже был на ней, длинный язык высунулся из расселины, дотронувшись до ледяной шеи парня, а руки паутиной обвили его торс, намертво прижав его к холодному телу монстра, чьи девственно-белые локоны, запятнанный порочным алым цветом, облепили руки и ноги парня.

Он не мог произнести ни слова, лишь смотрел в спиральные точки, что гипнотизировали его, он слышал шум, что доносился откуда-то так далеко и в тоже время близко. Что это? Что за хаос приближается к нему?

— Ты всего лишь галлюцинация, — констатировал Сасори, зажмурив глаза, но ощущение, что его крепко держат оковы-цепи — не исчезло. Напротив, казалось, что тело его сдавливают в тиски, а в нос ударил металлический запах крови.

— Скажи, Сасори, ты ведь хотел бы сделать с Потрошителя то же, что он сделал со мной? — донесся голос Дейдары.

Сасори сжался, чувствуя, что задыхается. Легкие сдавливало, как и горло, белые локоны-лезвия обвили его шею лианой.

— Хотел бы ты вырвать сердце этому монстру? Хотел бы отомстить за смерть друга? Ведь это ты должен был умереть! Ты! Сасори, Сасори!

Голос не переставал скандировать имя, а плечо сковали тягучие оковы. Запах крови становился сильнее.

— Сасори, Сасори! Твоя рука!

Акасуна распахнул веки, услышав женский голос. Его тело больше не сдавливали серебристые путы, на плече осталась небольшая тяжесть, а вот костяшки пальцев пронзила остро-жгучая боль. Он взглянул в отражение и увидел разбитое его рукой, с которой капала кровь, стекло. В разбитом и искаженном отражении мозаики рядом с ним стояла блондинка, что сжимала его плечо и напуганными большими глазами смотрела в его потухший кукольный взгляд.

— У тебя кровь, тебе нужно в медпункт.

— Ты ведь должна быть на паре, - перебил он её безразличным тоном.

— Пара закончилась, — немного замявшись, Нарико отдернула руку, словно обожглась пламенем, и сделала несколько шагов назад.

Сасори убрал руку от разбитого зеркала, продолжая смотреть на отражение незваной гостьи холодным, ничего не выражающим взглядом.

— Давай все-таки сходим в медпункт, пока ты тут уборную своей кровью не залил.

Акасуна не стал сопротивляться, когда она потянула его за рукав, ведь ему было все равно.

***

Руки медсестры были на удивление нежными и ласковыми, благодаря чему Акасуна даже успокоился, в коем-то веке расслабив плечи, не прислушиваясь к каждому шороху и звуку. Она аккуратно перебинтовывала обработанную раненую руку в то время, как сам парень наблюдал за странными действиями Нарико. Почему-то сейчас она казалось ему именно странной, а не красивой и прекрасной. Ворвалась в мужскую уборную, а теперь бессмысленно переставляет пузырьки с медикаментами. Ибо он не мог дать объяснение тому, зачем она двигает все упаковки с таблетками, так тщательно, до маниакальной точности выстраивая их в ряд по убыванию.

— Идеально, так будет просто идеально, — доносилось причитание из-под носа.

— Вот и все, — ласково объявила медсестра, закончив оказывать первую помощь. - Отдохни пока что, а мне нужно сбегать за картой.