Страница 17 из 25
После взрыва одобрительных возгласов в толпе наступило глубокое молчание. Началась борьба – отчаянная, беспощадная, исходом которой должна была стать смерть одного из противников.
Верный своей тактике, Бессребреник со свойственной ему решимостью предупредил нападение Серого Медведя и нанес первый удар.
В эту минуту миссис Клавдия, стоявшая шагах в тридцати, почувствовала, что кто-то тихонько тронул ее за руку.
Она обернулась, изумленная и несколько рассерженная такой бесцеремонностью, но, узнав Боба и одного из его помощников, – в Америке не говорят «слуг», – которые остались верны ему, спросила:
– Что такое?
– Телеграмма… очень важная… неотложная… просят прочесть немедленно.
Сильно запыхавшийся от бега Боб подал телеграмму.
Миссис Клавдия намеревалась распечатать ее, как раздался крик – рев быка, оглушенного обухом мясника.
Бессребреник сделал ложный выпад, и в тот миг, когда противник готовился отразить его, джентльмен с необычайной ловкостью, опершись на левую ногу, перегнулся вперед и угостил гиганта таким боксом, на который способны только французы.
Удар пришелся под самую ложечку.
Серый Медведь, отступив на три шага, взревел по-звериному, казалось, вся его грузная масса содрогнулась от удара.
Миссис Клавдия улыбнулась, несколько успокоенная, затем, вспомнив о телеграмме, распечатала ее и прежде всего взглянула на подпись. Она прочла: «Джим Сильвер». «Что ему нужно?» – подумала миссис Остин.
Серый Медведь два или три раза вдохнул воздух и проворчал:
– Тартейфель!..
При этом возгласе, откровенно германского происхождения, лицо Бессребреника исказилось ненавистью, он воскликнул по-французски:
– Так ты немец… пруссак!
– Да!.. Сын одного из тех, которые сжигали ваши города, щенки!..
Он произнес эти слова отрывисто, будто выталкивая их.
Миссис Клавдия вторично перевела глаза на телеграмму. В последней было всего несколько строк, кратких, но таких красноречивых:
«Одинокий, без семьи, полный хозяин своего положения и богатства, я люблю только вас и прошу вас согласиться выйти за меня замуж. Примите мой миллиард. Будьте королевой серебра и нефти. Оставьте Бессребреника. Ему несдобровать. У него есть враги, от которых его не спасет никакая человеческая сила.
Искренно преданный и уважающий вас Джим Сильвер».
И ту минуту, как изумленная миссис Клавдия пробегала депешу, Бессребреник крикнул:
– Негодяй, кто оскорбляет побежденных!
И в тот же миг кулак, словно прикрепленный к стальной пружине, въехал в челюсть Медведя.
Брызнула кровь, и из изуродованной пасти послышалось смешанное со стонами невнятное бормотанье. Но Серый Медведь не отступил, напротив, он стал нападать с удвоенной яростью.
Бессребреник продолжал свысока улыбаться, и его бледное лицо только слегка зарумянилось.
Миссис Клавдия, страстная любительница всякого рода спорта, в восторге смотрела на борьбу и ощущала сильное желание ободрить своего компаньона.
Ей вспомнилась телеграмма, которую она нервно комкала в руке.
«Да, – рассуждала она. – Миллиарды… Стать королевой серебра… Женой Джима Сильвера!.. Тогда все будет возможно, окажутся осуществимы самые несбыточные мечты, самые сумасбродные фантазии… Здесь – этот странный незнакомец смущает, беспокоит и увлекает меня… Там – миллионер, который, без сомнения, любит меня и обеспечит мне самое завидное существование… Джим Сильвер… Бессребреник!»
Ужасные крики отвлекли ее от размышлений, заставивших ее на минуту позабыть о борьбе между Бессребреником и Серым Медведем.
Бессребреник осыпал градом ударов противника, который и так уже смотрел одним глазом. Скоро кулак, твердый, как камень, опустился на второй глаз, и на лице образовалась пара темных очков.
Ослепленный, задыхающийся, Серый Медведь потерял равновесие и растянулся во всю длину, хрипя:
– Собака-француз!.. Мы еще встретимся. Сюда, товарищи!.. Отомстите за меня!
Победа Бессребреника пробудила невероятную ярость и ненависть дикой толпы, среди которой было немало ковбоев, носивших на себе следы пинков, полученных от Бессребреника, когда они собирались взломать несгораемый сундук.
Частью мстя за хрипевшего товарища, частью из злобы на храбреца, которого каждый из них в отдельности боялся, они устремились к нему, крича:
– Смерть ему!.. Смерть!
Нападение грубой, необузданной толпы было столь неожиданно и скоротечно, что Бессребреник не успел приготовиться к натиску.
Ему оставалось только спасаться бегством, но самолюбие и презрение к смерти не допускали подобной мысли. Человек шестьдесят бросились на него, словно стая волков.
Первые упали от ударов, которыми он встретил их. Но остальные взяли его в кольцо, да так, что он не мог пошевелиться. Со всех сторон его теснили плечи и цепкие руки. Стараясь стряхнуть их, он упал.
Миссис Клавдия смотрела глазами, полными ужаса, не способная ни крикнуть, ни пошевелиться. Она увидала, как Бессребреника связали ремнем и потащили. Он был бледен, как труп, и, казалось, потерял сознание. Билли Нейф, не выпуская индейца, сделал петлю на другом конце лассо и накинул ее на шею Бессребреника, указывая на старую полузасохшую сикомору[9]:
Бессребреника связали ремнем и потащили
– Повесим их обоих на одной веревке.
Все захохотали при этом предложении, как будто услыхали очень смешную вещь.
– Отлично!.. Билли прав!.. Повесить на одном суку, на каждый конец ремня по одному для равновесия.
Уже с полдюжины проворных или менее пьяных ковбоев взобрались на старое дерево.
Им передали среднюю часть лассо, на концах которого хрипели Бессребреник и индеец.
– Поднимай! – крикнул Билли Нейф. Когда Медведь очнется, он будет доволен.
И оба человека стали медленно подниматься вверх под крики и хохот толпы.
Глава X
Деловой человек, вечно поглощенный заботами, Джим Сильвер – серебряный король – едва успевал жить. Он начал свою деятельность, не имея ни гроша за душой, но обладая непреклонной волей и несокрушимой энергией, молодой, сильный, не знающий предрассудков, готовый на все ради достижения цели.
Случай после ряда приключений привел его в Аризону, на границу Мексики. Он поселился на берегу Рио-Хила, среди кровожадных индейцев апачей, и на протяжении многих месяцев у него были весьма веские основания опасаться за свою шевелюру. Сколько необыкновенной ловкости, выносливой неустрашимости потребовалось ему, чтобы прожить одному без всякой иной защиты, кроме винтовки, доставшейся ему от отца, и кирки рудокопа. Теперь он уже забыл все это или, может быть, старался забыть. По целым дням у него не бывало ни крошки мяса, ни капли воды, когда он лежал в лихорадке, весь разбитый, среди известковых скал, поросших кактусами, подстерегаемый хищниками, резкий крик которых отдавался в его ушах как похоронный звон, видя над своей головой коршунов, описывающих широкие круги, и как бы ощущая их когти в своем теле… Вопреки всякому ожиданию и всякой вероятности, он перенес все это и остался жив.
Шел восьмой день его болезни. Не способный шевельнуться, испытав все, что в состоянии вынести человеческое существо, он ежеминутно думал: «Кончено!.. Я умираю…»
Разразившаяся над ним гроза спасла его. Дождь лил как из ведра, затопляя все вокруг и превращая в потоки известковые рытвины, откуда поднимались колючие растения, похожие на пресмыкающихся, – молочаи, кактусы и алоэ. Этот благодатный, затопивший все окрестности ливень освежил Джима, утолил невыносимую жажду, превратившую его за это время в скелет, и подкрепил его.
Мало того, слепая фортуна, до сих пор относившаяся к нему с жестоким равнодушием, наконец улыбнулась ему и даже более того – сделала его одним из своих избранников.
9
Смоковницу.