Страница 25 из 27
– Беатрис, я стар и болен… – вдруг вырвалось совсем не то, что хотел сказать. – Мне тридцать семь лет. Кроме дворянского герба и пенсии у меня ничего нет, но ради вас я сделаю многое. Сегодня я намерен просить дона Диего отдать вас мне в жены. Вы согласны стать моей женой?
За буфетом взвизгнула Мария, видать, Дуарте переусердствовал. Беатрис посмотрела в коридор, откуда доносилась счастливая возня, недоверчиво взглянула на Фернандо.
– Что вы сказали? Вашей женой? – она потупилась.
Он заметил, как у нее покраснели уши. Девушка поставила локти на стол, спрятала лицо в ладонях, но не ушла из столовой. Мучаясь от неловкости, офицер шумно придвинул чашечку, вылил чай на тарелку, выпятил губы, подул.
– Простите меня. Мне не следовало говорить. Я понимаю… Я не буду просить отца, пусть все останется как прежде.
Блюдечко обжигало пальцы. Пар ударил в нос, заглушил тонкий аромат листьев.
– Я согласна, – не разжимая рук, промолвила девушка.
– Что? – не понял Фернандо.
Беатрис порывисто вскочила и выбежала из комнаты.
– Что вы ей сказали? – ворвался встревоженный Барбоса. – Она покраснела, как морковка. Вы обидели ее?
– Я предложил Беатрис выйти за меня замуж, – роняя блюдечко на стол и разбрызгивая чай, признался Фернандо.
– Вы? – удивился Дуарте.
– По-вашему, я слишком стар для нее?
– А она? – не ответил кормчий.
– Согласилась.
– Ай, да сестра! – засмеялся Барбоса. – Не зря вечерами читали книжки о любви, о страсти… Раньше брала в руки Библию, повторяла на коленях молитвы. После этого женщины чурались меня, ни одну не поймаешь… Отец не возразит, он вас уважает, – говорил Дуарте. – Приданого за ней много. Если с умом взяться за дело, можно начать сообща торговать. В Европе поднялась цена на бразильское дерево. Вы плавали в Новый Свет?
– Не приходилось.
– Ничего, не заблудимся.
– У меня другие планы.
– Какие? – заинтересовался кормчий.
– Разве отец не рассказывал вам?
– Я пропустил мимо ушей.
Мария, с растрепанными волосами, в съехавшем на бок переднике, принесла десерт, прибралась на столе. Дуарте не обратил на нее внимания. Обиженная служанка надулась, забрала варенье и ушла на кухню. Мужчины долго сидели в столовой, а когда вернулся алькальд, сговорились плыть к Южному морю.
В тот же день объявили помолвку. Вечером устроили торжественный ужин. Вмиг повзрослевшая и похорошевшая Беатрис уже не читала душещипательных стихов, не бросала осуждающих взглядов на Марию. Опьяневший отец шлепал служанок, изрядно отведавших на кухне господского вина.
Глава XII
Предварительное соглашение
Через неделю в церкви Святой Магдалины в белом атласном платье, благоухающем запахом алисиума и табачков, Беатрис сделалась сеньорой де Магеллан, женой будущего адмирала Испанского флота, кавалера ордена Сант-Яго, наместника и губернатора Индийских островов. Слегка прихрамывая, португальский офицер выходил из церкви зятем уважаемого в городе человека, обретя состояние, в несколько раз превышающее пожизненные доходы среднего капитана. Магеллан был счастлив. Рядом шла женщина, о которой он мечтал двадцать лет. Любовь не дается всем без разбору, особенно людям, привыкшим пользоваться портовыми проститутками, она рождается в чистых душах как награда за пережитое, за веру в добро и справедливость.
Еще над клумбой в патио белыми мотыльками порхали амуры и новобрачные не успели поссориться, разойтись по разным кроватям; еще над домом витало очарование таинства и слуги по утрам говорили шепотом, а ночью подглядывали в замочную скважину, и Дуарте думал, не последовать ли примеру сестры, как старый алькальд собрал в гостиной мужчин.
От потемневших ликов предков, взиравших со стен на потомков, веяло суровой торжественностью. Тускло поблескивала сталь оружия, звала к свершению великих дел. Увидев отца в парадном камзоле с орденской лентой и мечом, важно стоящего под портретом деда, положив руку на граненый эфес, кормчий подтянул штаны, заправил помятую ночную рубашку. Отец брезгливо поморщился. Фернандо явился аккуратно одетым, стянутым корсетом широкого кожаного ремня.
– Дорогой зять! – не обращая внимания на сына, начал старик. – Пришло время приступить к решительному штурму Индийской палаты.
– Прямо сейчас? – удивился Дуарте. – Там только сторожа…
– Ваша прекрасная идея должна осуществиться, – продолжал алькальд. – Теперь вы являетесь гражданином Севильи, испанским подданным, нашим родственником, моим сыном, – и он осуждающе посмотрел на Дуарте. – Я рад, что этот шалопай готов разделить с вами тяготы похода, прославить семью.
– Меня и без того знают в Испании! – обиделся кормчий, но отец не дал закончить.
– Пока вы ублажали женщин, я заручился поддержкой влиятельных лиц. Надеюсь, они помогут нам открыть двери Индийской палаты. Я готов выложить на организацию экспедиции полмиллиона мораведи. Приданым Беатрис вы располагаете по своему усмотрению.
– И я дам денег! – вмешался Дуарте.
– К сожалению, этого недостаточно для снаряжения одного судна, – подсчитал Магеллан. – Для экспедиции нужно пять-шесть миллионов. В крайнем случае, на приобретение двух кораблей потребуется четыре.
– Мы поплывем на одной каравелле! – гордо воскликнул Дуарте, подобно отцу выпячивая грудь.
– Это равносильно самоубийству, – возразил Фернандо. – Никто не знает, что ждет нас в Южном море. Только Джовани Кабото с сыновьями осмелился выйти в океан на одном судне, но он жалел об этом.
– Поэтому сегодня мы пойдем на Совет Индийской палаты и добьемся четырех миллионов! – закончил алькальд. – Хуан де Аранда осведомлен о предстоящем визите. Он подготовит членов Совета.
На этом церемония, посвященная началу организации экспедиции, закончилась. После завтрака, прошедшего в молчании, мужчины вышли из дома.
Приближалась зима. Порывистый ветер гнал вспять тихие воды Гвадалквивира, приносил из-за моря свинцовые тучи, давившие колокольню Ла-Хиральда. Туман наплывал на крепостные башни. Все вокруг потемнело, помутнело. Вечнозеленые кипарисы от холода стали сине-черными, ломкими, осыпались мелкими веточками. В домах загорелись камины, патио опустели. Птицы улетели на юг, забились под черепицы в теплые дыры. Прекратились шумные пирушки, спать ложились рано, вставали поздно. По утрам на опустевших улицах одиноко звенели колокольчики молочниц, разносивших парное молоко в медных бидонах. Только в лавках ремесленников кипела жизнь.
Закончился навигационный сезон, корабли вернулись в гавань, заснули на привязи до весны. В Торговой палате дел поубавилось. Служители собирались к десяти часам и к обеду расходились по домам. Совет под руководством фактора заседал один раз в неделю, рассматривал в основном старые дела летних экспедиций. В его функции входило снаряжение судов для торговых плаваний, решение спорных вопросов, отнимавших больше времени, чем непосредственная организация походов. Предметами тяжб были дележ прибыли, распределение наследства погибших моряков, взимание долговых обязательств.
В просторном зале старинного дворца за массивным дубовым столом, покрытым зеленым сукном, чинно восседали три правителя палаты. В центре, в резном кресле – некоем подобии трона – председательствовал Хуан де Аранда. Справа от него расположился казначей, слева – советник. За отдельным столиком у стены над ворохом бумаг склонился секретарь. Привратник приглашал посетителей.
– Проситель Фернандо де Магеллан, – четким голосом произнес служитель, – капитан Португальского флота.
За столом недоуменно подняли головы.
– Отныне житель Севильи, зять алькальда Диего Барбосы, – поправил Фернандо.