Страница 7 из 20
По его совету я всеми силами старалась не паниковать, но удавалось мне это из рук вон плохо. Силы окончательно меня покинули. Я заставила себя вернуться в палату Лео и была рада, найдя мужа уже спящим.
Я понятия не имела, о чем мне с ним говорить. Как можно отвечать на вопросы, которых у Лео наберется немало, и в то же самое время стараться, чтобы ответы его не взволновали? Лео знает, кто я такая, но понятия не имеет, кем мы были. Как можно адекватно описать человеческие отношения, особенно такие сложные, какие у нас? Мы встретились, влюбились, женились, а потом…
А потом было самое худшее, эти последние тяжелые месяцы нашего совместного существования. Жизнь стала сложной, ужасно запутанной, и наконец, после всего напряжения, после всех стрессов его амнезия стала последним ударом в этот самый худший период в моей жизни.
Узнай Лео, как мне сейчас себя жалко, он бы наверняка раскричался: «О чем ты говоришь, Молли? В Сирии от голода умирают дети! Ты как-нибудь переживешь несколько недель вдали от меня!» Я постаралась успокоиться и рационально все оценить. Надо себя держать в руках. Я утешила себя тем, что налицо положительная тенденция. Несмотря на все случившееся, Лео остался жив. Он может двигаться… более-менее, а еще он может разговаривать. После аварии все могло кончиться намного печальнее.
Я задремала, сидя рядом с Лео, когда меня разбудил приглушенный шум. Поспешно открыв глаза, я увидела, как Альда, стоя у койки, ставит поднос на подвижный столик.
– Я чувствую себя лучше с каждым разом, как просыпаюсь, – услышала я тихий голос Лео.
– Это хорошо, мистер Стефенс.
– Пожалуйста, зовите меня Лео. А ваше имя – Альда?
– Si[1], Лео, – подтвердила Альда.
Я осталась сидеть в кресле, наблюдая за происходящим со стороны, не уверенная, что мне делать. Подойти ли мне к койке, или Лео хочет, чтобы его оставили в покое? Тот медицинский уход, которому муж подвергался в последние недели, нельзя было назвать не роняющим его достоинство. К счастью, Лео ничего об этом не знал. Его память теперь представляла собой довольно уязвимое место, исследовать которое следовало со всей возможной осторожностью.
– Я ужасно хочу пить и есть, – произнес Лео.
Альда засмеялась.
– Вы уже две недели ничего не ели и не пили. Я не удивлена, – улыбаясь, медсестра разорвала упаковку. – Мне вас покормить?
– Нет, господи, не надо! – Лео взял ложку из рук Альды. – Может, я не могу двигать ногами и не помню, какой сейчас год, но покормить себя я уж как-то смогу.
Он посмотрел в мою сторону, и наши взгляды встретились. Сколько же бесценных часов я потратила, глядя в эти красивые карие глаза! Я отчетливо помнила то чувство, которое возникало у меня, когда мы только-только начали встречаться. Я тонула, терялась в воспоминаниях, меня охватывал блаженный восторг первооткрывателя, когда, глядя в эти глаза, я оказывалась в совершенно другом, новом для меня мире. Лео тогда был для меня целым неведомым миром, о существовании которого я даже не догадывалась до тех пор, пока с ним не познакомилась поближе. Когда я вот так глядела ему в глаза, этот интимный мир его души становился и моим миром.
Сейчас, впрочем, все было по-другому. Моменты интимной близости душ вконец исчезли из нашей жизни еще в прошлом году. Я даже забыла, когда мы в последний раз подолгу смотрели друг другу в глаза. Теперь наши взгляды скользили мимо, и в них читалось презрение. Видя лишь открытость и любопытство в его глазах, я испытала болезненное желание притвориться, что все вернулось на круги своя, хотя бы временно. При этой мысли я почувствовала себя виноватой, словно я хочу воспользоваться уязвимостью мужа даже тем, как сейчас на него смотрю.
Я опустила глаза и только тогда произнесла:
– Привет.
– Привет, Молли, – тихо произнес он.
Мы замолчали. Альда толкнула маленький подвижный столик так, чтобы он завис над коленями Лео, лучезарно мне улыбнулась и вышла из палаты. Я осталась наедине с моим мужем. Нельзя отрицать, что я настолько разнервничалась, что не просто не могла здраво думать, но и понятия не имела, как мне теперь себя вести. Я встала и тут же пожалела об этом. Мне не хотелось идти к койке Лео и еще больше тревожить его. На секунду замерев, я чуть подалась вперед, но, поколебавшись, отступила на шаг назад и выпрямилась. Сжатые в кулаки ладони остались прижатыми к бедрам. Я ждала, чтобы первый «шаг» сделал Лео.
– Извини, – вдруг произнес он, – за то, как повел себя раньше. Это было вчера или сегодня?
– Несколько часов назад. Не стоит извиняться, не за что… серьезно, – мой язык заплетался, пока я торопилась его утешить. – Ты ничего о нас не помнишь?
Муж отрицательно покачал головой.
– Это, должно быть, было для тебя сильным ударом?
– И до сих пор сводит меня с ума, – тихо произнес он.
Я слышала дрожащую в его голосе неуверенность. Он до сих пор сомневался, что мы говорим ему правду. Я подошла к небольшому столику, стоящему у его койки, потянулась за своей сумочкой, залезла в нее и выудила оттуда паспорт. Раскрыв документ, я присела поверх одеяла возле его бедра.
– Видишь? Молли Торрингтон-Стефенс, – я показала ему надпись рядом с обязательной в таком документе, совсем неудачно выполненной фотографией, а потом подняла левую руку, привлекая его внимание к моим кольцам. – Это ты должен помнить. Обручальное кольцо твоей бабушки. Камень заменен, так как там была трещинка, но общий вид тебе знаком.
Лео молча взирал на кольца, которыми были унизаны мои пальцы. Мы никогда не говорили об этом, так как Лео никогда не плачет и не любит слез, но в тот памятный день нашей свадьбы, когда он надевал кольцо на мой палец, я заметила слезы в его глазах. Мы принесли друг другу счастье, по крайней мере, в тот день. То было счастье, которое постоянно растет, возвышая человека, счастье, способное поглотить всякого, кто его испытывает. То был самый счастливый день в моей жизни.
Несмотря на все то, что случилось после, мысль, что память о том времени, когда мы были вместе, может не вернуться к Лео, была невыносима. Мы отлично подходили друг другу, по крайней мере, в течение некоторого времени. Я взглянула на Лео. Муж не отрывал глаз от паспорта. По выражению его глаз нельзя было определить, о чем он думает.
– Если это правда, почему у меня на пальце нет обручального кольца? – вдруг спросил он.
– Осталось дома, – ответила я.
Его кольцо было серебряным, как мое, очень простенькое, всего лишь с одной линией, выгравированной посередине. Линия без начала и конца. Он сказал мне об этом, когда мы смотрели на наши руки в первые благословенные часы сразу же после свадьбы. Но это воспоминание тотчас погасло, уступив место мыслям о том, при каких обстоятельствах я видела кольцо Лео в последний раз. Я вошла в ванную комнату и принялась открывать навесные шкафчики в поисках косметики, которую я забыла прихватить, когда собирала вещи. И вдруг как сильнейший удар ниже пояса – я заметила кольцо! У меня перехватило дыхание. Я присела на небольшую мыльницу, отлитую в широком бортике ванны, не обращая внимания на то, что сижу в небольшой лужице мыльной пены. В ту ночь я несколько часов подряд убеждала себя в том, что Лео оставил кольцо случайно. Было немыслимо, чтобы он так быстро пожелал избавиться от него.
– Значит, я снял его прежде, чем поехать в Ливию, – запнувшись, он себя поправил, – в Сирию… для сохранности?
Я понимала, что должна сказать ему правду, но сейчас время было явно неподходящим. Я понятия не имела, как Лео себя поведет.
Я все мешкала, обдумывая, как лучше себя повести, и тогда Лео продолжил, не дождавшись моего ответа.
– Нет, – энергично качая головой, произнес он.
Я видела, как лицо его морщится от нахлынувшей на него боли. Он поднял глаза и окинул меня пытливым взглядом.
– Такого не может быть. Не вижу в этом смысла. Что на самом деле происходит?
1
Да (итал.).