Страница 5 из 20
Лео отрицательно покачал головой, но это движение, по-видимому, вызвало у него боль. Он вздрогнул. Рука метнулась к голове. Я бросила взгляд на часы и поняла, что пришло время ему принимать лекарства.
– Ты серьезно пострадал. Ничего удивительного нет, что ты перепутал, – тихо произнесла я, пока мои пальцы проворно набирали на мобильнике групповое сообщение, адресованное друзьям и родным, оставшимся дома: «Лео очнулся и разговаривает. Он растерян, амнезия, но он очнулся и говорит!!!»
Нажимая на кнопку, чтобы отправить сообщение, я ощущала себя триумфатором. Теперь я была уверена, что у него все будет хорошо. Я просто знала это. Лео Стефенс всегда смеялся над чужими ожиданиями в отношении себя.
– Ничего я не путаю. Со мной все хорошо… Только голова болит, – произнес Лео.
Когда он посмотрел на меня, брови его сошлись на переносице. Он пошевелился на койке и слегка повел правым плечом, в которое он получил ранение четыре года назад. Может, его тревожила эта рана?
– Я был в Ливии. Я помню…
– Сейчас это неважно, – произнесла я настолько мягко, насколько могла.
В Сиднее было уже поздно, но, несмотря на это, экран моего мобильного телефона постоянно светился – начали приходить сообщения от людей, отвечающих на мое хорошее известие. Внезапно Лео сердито вздохнул. Моя радость немного омрачилась при виде такого его высокомерия.
Не стоило удивляться тому, что Лео, выйдя из комы после серьезной травмы головы, все еще думает, что знает лучше меня, что с ним случилось. Пожалуй, как раз то обстоятельство, что Лео всегда точно знал, что происходит в его голове, привлекало меня к нему и в то же самое время сводило меня с ума на протяжении всего нашего брака.
– Почему ты здесь, кстати? – спросил он, а я не сдержалась и посмотрела на него с укоризной.
– Ты серьезно, Лео?
Насупившись, он покачал головой, и вдруг лицо его исказил приступ боли. Я постаралась сдержать растущее раздражение. Вопрос был справедливым, но, господи, почему он не может вставить куда-то в свою речь «спасибо, что прилетела»?
– Я не хотел… – откашлявшись, продолжил он, – извини.
– Просто было бы неправильно оставить тебя одного, – спустя несколько секунд пояснила я. – Если хочешь, я могу уйти.
– Ты теперь здесь живешь?
– О чем ты? – бросив мобильник в сумочку, я склонилась к нему, проясняя ситуацию. – Спрашиваешь, живу ли я в Риме? Нет, конечно же, не живу. Я осталась в Сиднее.
– Ну…
Лео еще раз кашлянул. То, что ему неловко, я поняла, когда он постарался не смотреть мне в глаза.
Он уставился на потолок, потом взглянул на меня и произнес, тщательно выговаривая слова:
– Спасибо… просто…
– Анна не смогла прилететь, Лео, – мягко сообщила я ему.
Его мать просто застыла на месте, когда ей сказали, что придется лететь. Мне не удалось уговорить ее сесть на самолет, не помогло даже то, что у Лео было немного шансов выкарабкаться. Я не хотела говорить об этом Лео. Поведение матери наверняка заденет его за живое. Пришлось солгать.
– Она хотела, но Терезе без нее не обойтись. Ей совсем непросто с мальчиками, а мы не знали, сколько времени понадобится. Ну, а Эндрю… он очень занят делами в центре. У него с Тобиасом уйма дел, особенно пока я здесь, поэтому мы не смогли оба прилететь…
Я продолжала молоть чушь, пока не заметила, как расширились глаза Лео и как оторопело он на меня смотрит. Я быстро мысленно «просмотрела» произнесенные мною слова, но, признаться, не поняла, в чем тут дело. Хотя и было ясно, что Лео разочарован тем, что, помимо меня, никого в палате нет, удивляться этому не следовало. Его семья – люди замечательные, но никто из них не мог позволить себе, бросив все, торчать у изголовья его больничной койки.
– Лео! Что с тобой?
Я бросилась к койке, намереваясь прикоснуться к руке мужа, но он отдернул ее. Я понимала, отчего так, но все равно было обидно. Я села, выпрямилась и отвернулась, надеясь, он не заметил, как сильно задел меня за живое.
– Можно вызвать медсестру? – с трудом произнес Лео.
Я решила, что ему плохо, и порывисто нажала на звонок.
– Что такое, Лео? Можешь сказать, где у тебя болит?
Лео отвернулся к двери. По его лицу скользнуло облегчение, когда в дверях появился другой человек… медбрат. Я тоже обрадовалась, так как Эдмондо прекрасно говорил по-английски. Он принес Лео болеутоляющее и большой стакан воды.
– Извините, что замешкался, мистер Стефенс. Мы должны были разобраться с врачом, можно ли вам начать принимать жидкости орально. У вас все хорошо?
– Да, спасибо… пожалуйста… – Лео взглянул на меня и откашлялся. – Могу я поговорить с ним наедине?
Я понимала, что это не лишено смысла, а еще напомнила себе, что Лео имеет право на личное пространство, вот только прочитанная самой себе лекция не помогала. Обида не ушла, зато росло раздражение. Я почти две недели просидела у его постели, Лео очнулся и сразу же попросил меня уйти. Неблагодарный!
– Хорошо, – поднимаясь, произнесла я.
Но, прежде чем сделать хотя бы шаг, я бросила на Лео убийственный взгляд на случай, если он каким-то образом не обратил внимание на мой резкий тон. Когда я дошла до двери, Эдмондо удивленно посмотрел на меня. Хотела бы я знать, что он обо всем этом думает, насколько странным ему кажется происходящее.
Меня смущало то, что наши личные отношения могут в самом ближайшем будущем стать достоянием персонала больницы. Лео сказал бы, что все это чушь, что я страдаю от хронической потребности в одобрении. Он, пожалуй, прав: я стыжусь неясно вырисовывающегося неодобрения медперсонала, хотя они еще даже не знают правду о нас.
Я вышла из палаты, но остановилась невдалеке от двери так, чтобы слышать их разговор. Лео, быть может, хочет побыть наедине, но он перенес серьезную травму головы и, нравится это ему или нет, я до сих пор являюсь его женой и его единственной опорой и поддержкой в Риме. Пока я не удостоверюсь, что с ним все будет в порядке, я никуда не улечу.
– Как вы себя чувствуете, мистер Стефенс?
Я услышала звуки шагов, зажужжал моторчик – это медбрат менял угол наклона койки.
– Нормально…
Воцарилась тишина. Послышался плеск воды, которую пил Лео.
– Сколько я уже здесь лежу?
– Почти две недели, – ответил Эдмондо.
Послышался стук пальцев по клавишам. По-видимому, медбрат набирал на компьютере свежую информацию о состоянии больного.
– У меня черепно-мозговая травма?
– У вас в черепной коробке – трещина.
– У меня поэтому болит горло?
– Это из-за аппарата искусственного дыхания. Со временем вам станет легче.
– Мне трудно говорить.
– Вы попали в очень серьезную передрягу, мистер Стефенс. Я удивлен, что вы вообще в состоянии разговаривать.
– Молли… Она здесь давно?
Я прикусила губу. Сколько же холодности в голосе Лео! Как же до такого дошло? Я пролетела полмира, чтобы быть рядом с ним. Ведь я заслужила хотя бы немного тепла!
– С самого начала, сэр. Она прилетела на следующий день после того, как доставили вас.
– И… вы не знаете, зачем ей это?
– Что, мистер Стефенс?
– Почему она здесь? – спросил Лео.
В его голосе звучало нетерпение. Я нахмурилась и ближе придвинулась к двери, не уверенная, правильно ли я все расслышала. Уж что-что, а понять, почему я прилетела, Лео должен. Как бы там ни было, а я-то знала, что, случись со мной подобное, муж так же моментально примчался бы.
– Вы знаете, кто она? – спросил Эдмондо.
– Разумеется. Ее зовут Молли Торрингтон, – ответил Лео.
Я заметила, что он уже избавился от «Стефенс», и покраснела. Бедный Эдмондо! Мне бы следовало, по крайней мере, его предупредить.
– Я знаю, кто она, но не понимаю, почему она здесь.
– Назовите, пожалуйста, свое имя, мистер Стефенс.
– Я знаю, как меня зовут.
– Сделайте мне одолжение, сэр.
– Леонардо Дэвид Стефенс.
– А когда вы родились?
– 10 марта 1975 года.