Страница 11 из 20
2. Дальняя дорога летомКаждый – где-то.Каждый – в чьих-то объятьях.Только мы с тобой – нелепые дети.Ладошки с запахом мяты.Мы лежим, ухватив в горсти,реку, город и синее поле,и тихонько с тобой грустим,а о чем, уже и не помним.И в сплетенье ночных теней,в потаенной пучине судебслышим только, что смерти нет,смерти не было и не будет.ОсеннееЗа окнами так холодно. Должно быть,березы прячут пальчики в перчатки,и строчки, разбегаясь от озноба,подрагивают тонкими плечами.А я сижу и греюсь у камина,укрывшись пледом в синенькую клетку,и булки на подносе пахнут тмином,и ласковые руки пахнут летом.И есть у нас вино, миндаль и цедра,огонь в камине, взгляд лилово-серый…Господь не будет с нами слишком щедрым.Господь не будет слишком милосердным.Ни капельки не думая о грустном,перебираю волосы, как клевер,но если есть на небе Бог для русских,то этот Бог – законченный холерик.Он выдумал простывшие сирени,дожди и грозы, и хромую осень,и все, смеясь, поставил на колени,и все, в слезах, на эту землю бросил.Мы все переживем и перетерпим,и даже будем счастливы отчасти…И к лучшему, что в этом мире терпкомне задохнемся от слепого счастья.ПрощаниеИ женщина предаст, и друг,и никого не станет рядом.И неизбежным листопадомдни тихо выскользнут из рук.А ты подумаешь: «И пусть…»Пересчитаешь, что осталось:на сердце колкая усталостьи светлая, седая грусть.И вот тогда поймешь: легко,почти что с радостью, бесстрашно,ты скоро сам себе помашешь,прощаясь, тоненькой рукой.Вечер в декабре 2013 годаТеперь ни с кем не чувствую родства,лишь мрачную, глухую отчужденность.Вы жизнь свою живете на раз-два —не любите, не верите, не ждете.А я живу, как горькая слеза,для взгляда мир нелепо искажая.На чьих ресницах суждено лежатьмне, нежная, задумчивая жалость?Какой теперь участливый декабрь —ни вьюг, ни стужи, ни дождей, ни мора;и жизнь моя угрюма и легка,как зимнее обманчивое море.О, добрый человек, смахни меняиз этой жизни способом случайным.Как знаешь сам, – себе не изменя,ни полстрофы не уступив печали.Мне рядом с вами в мире места нет.Под серыми, скупыми небесамик утру меня от вас укроет снег,а эти строчки потускнеют сами.Бабочка и смертьЗачем на душу мясо наросло?Не голубем, не ангелом, конечно,но бабочкой, нелепой и беспечной,на некий свет ее таки несло.Теперь, как из окна, смотрю из глаз.Ветшает дом, и за дверями осень.На голубом виске алеет проседь,и небосклон проглатывает мгла.С той стороны, кто шепчется во тьме?Кому лампады звезд так ясно светят?Она одна за всех за нас в ответе,прекрасная, сияющая смерть.Так вот, смотри, как в зеркале, средь черт,печалями покрытых, словно пылью,с забытым чувством расправляет крыльяне бабочка еще, уже не червь.Плохие стихиНа смешных молоденьких хипстеров,на наивных летних девчонок в парке Горького,на нелепых, нескладных игроков в твистер,на замерзших купальщиков, выходящих из моря,на работяг и планктон из пригородов,обреченно дремлющих в утренней электричке,на студентов, прожигающих жизнь на игры,на уездную, потасканную Беатриче,на подвыпивших, заблудших ночных прохожих,на всех нас, продрогших, кутающихся в закат.Вот на кого плохие стихи похожи,нелюбимые дети любимого языка.* * *В окно ползет луна,за ней крадутся сны,но где сейчас онане спросишь у луны.Любимая моя,как маленькая точкана сферах, оболочках,на круге бытия.Не заданы осями,не пойманы судьбой,мы разными стезямирасходимся с тобой.Да, ты бываешь нежной.Мы делим хлеб и кров,но силой центробежнойнас разделяет вновь.Наверно, я не в центретвоей любви, а ты —надеешься и видишьсвет не моей звезды.Ну что ж, я позабочусьо том в своих стихах,чтоб ты меня любилав них и вослед – в веках.ЛистокЛисток, промокший, на моем окне —ему, должно быть, очень одиноко,но все-таки не более чем мнесмотреть устало сквозь решетки стеколна серый город, землю в мягких лапахдождей, туманов, сквозняков, степей.Размеренно вдыхать холодный запах…Бог мой, как тяжело стерпетьздесь на земле, когда седое небоволнуется, как осенью вода,и тучи медленно ползут, и следомза ними, кажется, опять идет беда.