Страница 16 из 20
Мужчина меняет постельное белье, обеспокоенно на меня поглядывая.
И, когда я отбрасываю мясо, бросается ко мне, подхватывая и лаская. Мне нравится сворачиваться у него на руках как котенок, вылизывать его шею, маленькие сжатые как горошинки соски, бархатный мускулистый пресс. Когда я пытаюсь вгрызться ему в живот, он осторожно, но решительно отстраняет меня, переворачивая под себя.
И вот я уже знакомо плавлюсь от движения его пальцев. Крича и поскуливая. Потом, как будто сломавшись, он стонет и опускается вниз, лицом между моих раскинутых ног, начиная вылизывать ноющие, горящие огнем складки, омывая их прохладным блаженством.
Его язык двигается то ритмично вверх-вниз, то извивается, осторожно вылизывая меня изнутри. Он прижимает к постели мои дергающиеся от возбуждения и желания схватиться за него кисти, и мне остается только полосовать простынь когтями.
Время двигается рывками, всполохами. Меня опять кормят. А я заливисто хохочу. Потому что от белья остались опять жалкие ленточки.
Когда я играю, обвившись вокруг него телом, требуя ласкать и гладить, он надсадно и тяжело дышит, но послушно потирает напряженные соски, гладит ходящий волнами живот.
Уставшая, чувствуя во всем теле приятное натяжение, я засыпаю, уткнувшись головой ему под мышку.
И просыпаюсь уже утром. Одна.
У меня черные лапы, покрытые шелковой блестящей, ворсинка к ворсинке шерстью. И длинный, очень гибкий хвост.
.....
Во-первых, я не могла ходить. Те, кто внезапно получили четыре ноги вместо двух, меня поймут. Очередность управления лапами вызывала крайнее недоумение. Попытка передвижения на большой кровати привела к тому, что конечности перекрестились, и я застыла крестиком в задумчивости какую ногу поднимать и куда.
Упала на бок и радостно задрыгала лапами. Я смогла! Смогла!!!
Затявкав, поняла, что я так смеюсь. Покашливающим мягким тявканьем. Самая главная задача – выжить – решена. Было бы чудесно, если бы все оставшиеся задачи были именно такой сложности – какую лапу двигать первой.
С кровати я осторожно сползла пузом. Интересно, цирковые животные ходят на двух лапах, может и мне попробовать. Оттолкнувшись передними, замерла, присев на меховую попу. А ничего так, удобно. Я подперла подбородок лапой и томно мяукнула: «Ну как я тебе, милый?»
Получилось:
- У как я те, мивы?
И чуть не задохнулась от удивления. Вот это неожиданный подарок. В комнате раздалось веселое заливистое тявканье. Я сидела на попе, опершись спиной о кровать, и, махая лапами в воздухе как мельница, от души смеялась.
В дверь осторожно постучали. А вот и он, мой благородный спаситель. Боится зайти, нервничает. Я слышу даже через дверь как неровно его вампирское прославленное хладнокровное дыхание. Какой же он все-таки юный вампир, надо узнать о них побольше, теперь мне это пригодится, настоящей «вампирской подстилке», как называют доноров в народе.
Дверь медленно открылась, и Кристофер шагнул на порог, распрямляя плечи, ровнее лицом. Не хочет мне парень показывать всю ту бездну неуверенности, которую испытывает.
Я молчала, ожидая его дальнейшего шага. Все-таки он вампир, с которым я теперь минимум год буду связана. И хотя наша связь – плод быстротечного решения, я надеюсь, она не станет фатальной ошибкой моей жизни.
- Мари, доброе утро, – спокойный приветливый голос. – Если нужна помощь, скажи. Слуги приготовили завтрак.
Я съежила нос, фу, вот уж есть не хотелось совершенно. В спальне стоял тяжелый удушливый кровавый смрад, живот набит сырой дрянью как барабан. Этот извращенец кормил меня всю ночь, как только желудок не порвался. Даже мысль о еде вызывала у меня тошноту. Бэ.
- Если ты не против, я подойду и помогу тебе встать на лапы.
О, да. Подойди, милый. Увидишь как я великолепна, ловка в шкуре зверя. Приняв тявканье за согласие, мой однокурсник подошел поближе, стараясь не делать резких движений, и я внезапно поняла, что… стала крупненькой такой девочкой. Ну, надеюсь, девочкой, а не мальчиком. Такой трансформации за один раз я не переживу.
Внимательно выслушав мое повторное заливистое тявканье, Крис присел на корточки, протянул руку и прикоснулся к загривку. Погладил шелковый переливчатый мех. Зарылся пальцами в неплотную шерсть под челюстью и почесал.
Не поняла, мррр, он меня, мрр, за животное принимает. Кстати, как приятно чешет-то. Я положила лапы ему на плечи, этот хлюпик не удержался и завалился, упав на ковер спиной, ошарашенно моргая глазами. Потыкала мордой, чеши давай.
Некоторое время мы молчали, он чесал уже двумя руками, я довольно жмурилась и размышляла, насколько могу ему довериться. С другой стороны, что я теряю, в моем положении лучше рискнуть и отыграть себе небольшую зону комфорта.
- Я хварю.
Парень замер, но уже без опасения, просто удивленно, его явно начало отпускать все это время державшее внутренней струной напряжение.
- Мари? Ты говоришь? Как это возможно?
Хороший вопрос. Оборотни вообще не говорят. Думают, действуют как люди, если, конечно, не в боевом трансе, когда животные инстинкты перекрывают все, но точно ни при каких условиях не говорят.
Как они могут говорить, если строение пасти этого принципиально не позволяет. А я, забытые боги, косноязычно и с напряжением, но говорю!
- Нэ знау.
Он опять начал меня чесать, и уже совсем по-другому, как-то деловито помолчал. Наверно, обдумывал, что это может нам дать и как использовать. Я задергала задними лапами от удовольствия, раздирая ковер. Дааа, чеши, чеши.