Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 53 из 55

Однако Якутия меня надолго околдовала, не отпускала воспоминаниями о ней. Тоска была настолько сильной, что, встретившись в Москве с главным редактором «Социалистической Якутии», я высказал пожелание вернуться. Семья была «за». Но это не осуществилось. Может, это получилось к лучшему: жизнь в стране, и в Якутии в том числе, вскоре круто изменилась. И я оказался в самом центре этих перемен…

Обновлялись по велению партии

«Стоит только поплевать на перо, чтобы вышла прелюбопытнейшая передовая статья».

Под «Ленинским знаменем» вперёд!.. Куда?

Ежедневная газета «Ленинское знамя» была «органом Московского областного комитета КПСС и Московского областного Совета народных депутатов». Не «газетой обкома», а именно «органом», то есть главным официальным изданием партийного руководства московской области. И сотрудников «органа» утверждал обком. Не рядовых, конечно, а руководителей отделов, членов редколлегии. Моя беседа там прошла формально. Немного расспросили меня и дали «добро».

В эту газету я попал по рекомендации. С главным редактором Леонидом Гусевым меня познакомил Лёва Лин, когда я, как представитель «Социалистической Якутии», прилетал в Москву на «научно-практическую конференцию по производству товаров народного потребления», устроенную сектором печати ЦК КПСС.

Лёву я знал ещё по Якутску, когда он там временно работал. Теперь он заведовал отделом в «Ленинском знамени». Узнав, что я собираюсь возвращаться, стал меня агитировать прийти к ним в газету и рекомендовал меня Гусеву. На того произвёл сильное впечатление показ Юрием Сенкевичем на Первом телеканале моей книги «Оймяконский меридиан». И он забронировал за мной вакантное место.

Мне поручили руководить отделом советской жизни. Тематика самая разнообразная: работа местных органов советской власти, правоохранительных структур, контролирующих организаций (был такой официальный «народный контроль»), медицинских учреждений, торговли…

Начну обзор своих публикаций с января 1980 года. Почему не с осени 1979 года, когда я начал там работать? Опять не смог сразу же приступить к написанию сколько-нибудь заметного материала. Требовательность к себе не позволяла этого сделать с наскоку, поскольку и область с точки зрения профессии была для меня терра инкогнито (как турист исходил её вдоль и поперёк, а экономику и социальные проблемы никогда не изучал), и тематика неожиданно оказалась мне неизвестной.

Конец 1970-х годов: единодушно поддерживали и горячо одобряли…

Вроде бы всё очень ясно – пиши обо всём, чем занимаются областной и местные советы, а на деле: куда ни кинь – везде клин, партийный. Народные депутаты – не настоящая власть, они почти везде на подхвате, даже если и проявляют какую-то инициативу, то всё согласовывают с партийными органами, то есть фактически выполняют волю и решения КПСС, точнее – местных партийных боссов.

Кроме того, все социальные вопросы в области были весьма болезненными, а партия приказала своей прессе выискивать и пропагандировать положительные примеры и передовой опыт. Положительное выискивалось с трудом и то по мелочам, а для критических материалов, при моём требовательном подходе, ещё не наступило время – надо было накопить какую-то сумму знаний по областным болячкам.





Я чувствовал свою вину перед Гусевым. Ведь он ждал моего приезда из Якутии более полугода!

И вот только пятого января 1980 года наконец-то я разродился более или менее серьёзным, аналитическим материалом «В трех километрах от асфальта». Проблема, о которой я писал за два десятка лет до наступления двадцать первого века, и сейчас, в новом столетии, до конца не решена: нет нормальной дороги – нет и перспективы для отдалённой деревни, нет нормальной там жизни.

Написал я, что автобус туда не ходит (что естественно при отсутствии асфальта). Но жаловались не на это, а на то, что автолавка приходит нерегулярно и негде купить последним жителям затухающей деревни Дмитровки Шатурского района (жива ли она сейчас?) самые необходимые для жизни товары – хлеб, соль, спички, мыло, сахар… Проблема с годами не ослабевала, а обострялась. Ну, какому сельпо (сельское потребительское общество) охота ломать старенькую машину на сельских колдобинах, да при мизерных там доходах.

Проблема отдалённых сёл стала при советской власти не только естественной, так сказать природно-географической, но и административно-бюрократической. Можно ли представить сельское поселение в центре Европы (а ведь мы говорим не о безмерных просторах Сибири и Дальнего Востока, а о территории в нескольких десятках километров от Кремля!) без надёжной дороги? Пусть не с асфальтом, а хотя бы с гравийным покрытием, но проезжим при любой распутице! Такое представить в цивилизованной стране трудно, потому что там местное начальство не удержится на своих должностях, если не будет прислушиваться к требованиям населения. На очередных выборах жители просто не изберут руководителя, если тот не пообещает решить насущную проблему.

В Советском Союзе всё решалось в вышестоящих администрациях: нет денег у местного исполкома совета, и всё тут. Хоть генсеку ЦК КПСС жалуйся. А поскольку всё-таки жалоб было очень много и они доходили до Кремля, то там, за высокими стенами, решили, что пора навести порядок. Ещё при Хрущёве было принято «соломоново решение»: переселять в центральные усадьбы из «неперспективных деревень». Начали там строить кирпичные дома. Но денег на всех не хватало. Да и селяне без энтузиазма покидали насиженные места, где прошла их жизнь и жизнь их предков. Не торопились менять избы неблагоустроенные, но в живописных местах, на комфорт в пыльных центральных усадьбах. Особенно неподатливыми оказались пожилые люди, которые не хотели отрываться от малой родины, где знакомы каждый куст, каждый лужок, каждая речушка…

Вот так и усугублялась проблема «неперспективных деревень». По воле партии и правительства. Но я, конечно, не взывал эту высшую власть пересмотреть своё принципиальное отношение к этой очень острой проблеме. Ведь в СССР не власть существовала для людей, а люди – для власти, впрочем как и сейчас. Я ограничился призывом к местным администрациям, чтобы они помогли забытым богом и властью жителям отдалённых деревень докоротать там свою и без того не сладкую жизнь.

Проблема-то серьёзнейшая, сложная, многослойная – хозяйственная и социальная. И статья, опубликованная на второй полосе, выглядела вопиющим диссонансом с рапортами на первой странице газеты. Даю только название рубрик, заголовков и подзаголовков того же номера.

В подборке «110-й годовщине со дня рождения В.И. Ленина – достойную встречу» было опубликовано: «Высокий ритм трудовой вахты. Успешный старт. Завершающий год пятилетки труженики Балашихинского литейно-механического завода начали с большим трудовым подъемом. С первых дней по-ударному [это про «Мособлстройтранс»]. Животноводство – ударный фронт. Пятилетку – к 22 апреля [про достижения одной молочной фермы]. Закрепляют успех. Хозяйства Лотошинского района вышли по надоям на килограммовую прибавку».

Рядом полполосы занимает подборка «Навстречу выборам»: «Единодушная поддержка, горячее одобрение. Продолжаются окружные предвыборные совещания».

Такая вот трескотня… «Неперспективные деревни» не очень-то вписывались в этот бравурный «марш коммунизма». До горбачёвской перестройки осталось пять лет, до революционных реформ Ельцина-Гайдара – одиннадцать…

Шестого июня 1980 года был опубликован мой «судебный очерк» «Теленок на закуску». Судебно-криминальная тематика – была, пожалуй, самой востребованной советскими читателями. И весьма желанной для журналистов. Только не всем удавалось оседлать этого перспективного конька. На эту тематику нужно было получить высочайшее соизволение главного редактора: этак все накинутся на эту эффектную стезю, а кто же будет писать о рекордных надоях и сверхплановом угле, о решениях «нашей партии» и «родного правительства» для блага народа?