Страница 16 из 27
Митя смотрит на самолет, на комдива, на летчика. Как замечательно это получилось! Он на настоящем аэродроме. Вот бы хорошо проводить отца, покататься на этом аэроплане! Отец обещал ему, правда, что скоро выпишет его к себе. Но когда это еще будет! А, что, если сейчас, незаметно… Ведь не выкинут его в воздухе… Степка Пеньков хвастал, что во всамделишном бою участвовал и наркома видел. Ну, он же известный хвастун. А что, если переплюнуть Степку…
Все заняты разговорами. Никто не обращает внимания на него, ни на самолет.
Митя оставляет руку отца и исчезает.
Второй пассажир самолета, Гордеев, неловко мнется в стороне. Он так обязан комдиву за разрешение лететь, но он не осмеливается подойти поблагодарить его.
Его тоже провожают. Заместитель политрука Дроздюк дает ему последние наставления, пытливо осматривает его.
— Воротничок! — вдруг восклицает Дроздюк.
Впопыхах Гордеев позабыл пришить воротничок. Совсем приготовил — и забыл. Опять подведет отделение…
Но думать об этом уже поздно.
Дроздюк хотел бы посоветоваться с капитаном Соколиным, но тому не до него. Он вполголоса говорит что-то пилоту — должно быть, дает последние указания.
— Ну, Павел, — говорит комдив, — езжай… На большое дело едешь. Пиши, не забывай.
Он крепко обнимает старого друга. Дубов растроган.
Он прощается с женой, с Васей Штыбовым, передает приветы заводу.
— А Митька где? Где Митька? Всегда запропастится!
И все начинают искать Митьку. Даже комдив заглядывает в машину. Митьки нигде нет.
И тогда Гордеев извлекает из кабины воздушного зайца. Митька совсем расстроен. Не вышло. Не переплюнуть Степку Пенькова!
Отец, смеясь, поднимает его на руки, целует и ставит на землю.
Последний раз смотрит Саша Соколин на Галю. Какое-то предчувствие сжимает его сердце.
Галя смотрит вниз. Они стоит рядом: Саша любимый… и комдив Кондратов, Андрей Васильевич.
Шумит пропеллер… Лыжи легко скользят по земле.
Точка самолета становится все меньше. Наконец совсем исчезает. Курс — Дальний Восток.
Все разошлись. Только комдив и Соколин долго еще стоят на снежном поле и смотрят ввысь.
Потом они взглядывают друг на друга, молча пересекают поле, садятся в машину и молча едут через весь город, еще спящий крепким предутренним сном.
Глава вторая
Зимние инспекторские стрельбы назначены были на февраль. Галя все еще не возвратилась с Дальнего Востока.
Соколин целые дни проводил с батальоном. Он проверял каждого бойца, инструктировал лейтенантов и младших командиров. В ленинских комнатах рот по вечерам непрерывно шла стрельба дробинками по фашистам. Немало сложных механизмов сконструировали ротные изобретатели для проверки правильности прицела.
Стреляя с гордеевского станка, вспоминали о его изобретателе. Но Гордеев был потерян для дивизии. Слухи шли, что оставил его Дубов в своей полку. «Хлебы там печет», усмехались бойцы.
По ночам сидел Соколин над книгами, готовился к экзаменам.
Со стены глядело на него милое лицо. Озорные глаза под шлемом-беретом. Он отрывался от книг и долго смотрел на Галю.
Однажды он получил телеграмму. Из Комсомольска на Амуре. Из нового города.
В телеграмме было всего два слова. Два слова, которые относились только к капитану Соколину: «Целую Галя». «Целую Галя»…
Он не мог больше работать в этот вечер.
Он пошел в полковой клуб. Телеграмму, как талисман, спрятал в кармане гимнастерки.
В клубе было шумно. Старший лейтенант Меньшиков только что победил последнего соперника на бильярдном поле и искал новую жертву.
— Честь и место, капитан! — весело приветствовал он Соколина, вручая ему кий.
Соколин принял вызов, долго целился и первый же шар вложил в правый угол.
Вокруг захлопали.
— Ну, брат лейтенант, нашла коса на камень, — басовито засмеялся политрук Кириллов.
— Цыплят по осени считают, — в том же тоне ответил Меньшиков.
Большинство стояло все же за Меньшикова. Он был известный полковой чемпион, а Соколин играл редко и случайно.
Меньшиков долго целился, даже рисовал на столе воображаемые углы, играл дуплетами и действительно клал шары виртуозно.
Соколин играл любительски, но сегодня ему везло.
«Талисман помогает», внутренне улыбнулся он.
В самый разгар игры в клубе появился полковник Седых. Он подошел к столу, покручивая бороду, и сказал в сторону, ни к кому нс обращаясь:
— Меньшиков и Соколин, конечно, здесь. Инспекторские на носу, а они бильярдом увлекаются.
Веселые лица командиров сразу потускнели. Он всегда так, полковник Седых, — умел испортить настроение. Он никогда не обращался к помощникам своим по-товарищески. В полку его не любили, чуждались.
Игра была в последнем шаре.
Меньшиков мастерски разводил шары. Последний удар его был образцом бильярдного искусства. Через весь стол стремительно пронесся шар в с треском обрушился в лузу.
— Н-ну!.. Так бы вот по мишеням! — восхищенно сказал Кириллов.
Все облегченно засмеялись.
Соколин не испытывал никакого огорчения от проигрыша. Кто-то сказал ему, что комдив получил письмо с Дальнего Востока, от Дубова. Было уже поздно, одиннадцатый час, но он решил все же зайти к комдиву.
Двери открыла ему сама Клавдии Филипповна.
— A, Саша! — радушно приветствовала она его. — Давненько у нас не были. Забыли стариков… Или работы много? А Андрюша словно предчувствовал.
— А где Андрей Васильевич? — смущенно спросил, раздеваясь, Соколин.
— Вызвали, вызвали Андрюшу. Чуть сели чай пить — к командующему. Совещание какое-то. А он вас ждал, точно знал, что придете.
Соколин любил эту простую добродушную женщину.
Они пили чай и мирно беседовали о полковых событиях, о театре, о дальневосточных друзьях.
Зазвонил телефон. Комдив Кондратов сообщал, что задержится надолго. Узнав, что у них Соколин, просил показать ему письмо Дубова.
…Лампа бросала голубой свет на стол комдива. По краям высились книги. В центре, над письменным прибором, стоила зеленоватая бронзовая статуэтка Михаила Васильевича Фрунзе, личного друга комдива Кондратова.
На столе лежали выписки из устава английской армии. Они были испещрены пометками комдива.
Один листок лежал прямо перед Соколиным, и он прочел его. В разделе «Стратегия и маневр» устав английской армии говорил:
«Нет общепризнанных правил вступления в войну, или гамбитов войны, какие имеются в шахматной игре; каждая стратегическая проблема должна разрешаться на основании определенных географических условий, расчетов времени и пространства, организации войск и — что является наиболее важным — на основе хорошего знания морального состояния войск».
Последние слова были жирно подчеркнуты красным карандашом и сбоку энергично поставлены два восклицательных знака.
Письмо Дубова шло из Приамурского района, из мест расположения полка.
«Здравствуй, дорогой Андрюша! — писал комиссар, — Прошло уже два месяца, как я в ОКДВА, в Сергиевске. За это время так иного воды утекло, что кажется, прошли года.
Я пришел в полк, когда часть находилась в тяжелом положении. Надо было начинать с мелочей, подтянуть народ в ротах, правильно организовать хозяйство.
Какие же итоги на сегодня? Третьего дня прошли инспекторские смотры. Полк получил оценку „хорошо“. Инспектирующий отметил значительное улучшение состояния работы.
Может быть, потому я совершенно неожиданно прочитал в армейской газете свою фамилию в числе 31 человека лучших ударников дивизии. Газету прилагаю.
Несколько дней назад получил новое пополнение. Хороший народ! Пришли из колхозов. Проходили допризывную подготовку.
В выходные дни охочусь. В моем охотничьем активе уже значится семь уток, три фазана и десятка полтора куличков.