Страница 147 из 149
Она имела удручающий вид. Дорогая итальянская плитка почти не просматривалась под толстым слоем пыли и комьями занесённой с улицы грязи. С люстры затейливым кружевом свисала паутина. Вся мебель, была сдвинута к дальней стене, а свободное пространство, заполонили пустые бутылки. Герман Арнольдович недовольно скривился, обвёл осоловелым взглядом своё стеклянное воинство и тихо хмыкнул. Он двинулся к выходу, отшвыривая с дороги то и дело попадающиеся под ноги бутылки. Наконец, пересёк превращённую в склад стеклотары веранду, рванул недовольно взвизгнувшую дверь и вышел во двор.
В Первую минуту, мужчина буквально задохнулся от ощущения упоительной сладости, кристально чистого воздуха. Из глаз невольно выступили слёзы, так сильно, просто невыносимо слепил кипельно белый снег, переливавшийся в солнечных лучах разноцветными искорками.
Решетников рухнул на крыльцо, закрыл лицо руками и горько заплакал. Когда слёзы закончились, он почувствовал неожиданное облегчение. Мужчина встал, выпрямился в полный рост, вздохнул полной грудью и вдруг понял, а жить оказывается хорошо. «Господи, ― пробормотал он вслух, ― прости меня грешного за всё. Что же это я, чуть сам себя в гроб не загнал. Ведь я ещё о-го-го! Дом есть, дача, сбережения, а главное здоровье, чего мне дураку ещё надо. Какого хрена я с катушек слетел. Живи, как говориться, и радуйся. С бабёнкой какой, пока Галочка не вернётся, можно роман закрутить. Всё, с сегодняшнего дня начинаю жизнь с нового листа!»
Герман Арнольдович бросил пить, привёл себя в порядок, вывез огромное количество скопившейся стеклотары, нанял нескольких отличных уборщиц, которые буквально за несколько дней выдраили сверху донизу не только его порядком заброшенный особняк, но и дачу, которую хозяин умудрился превратить в настоящий свинарник.
Поразмыслив, что жить на два дома ему одному слишком обременительно, Решетников сдал особняк в аренду, а сам окончательно обосновался на даче. Он возобновил свои заброшенные контакты и теперь, время от времени, ездил к друзьям отмечать праздники, дни рождения и юбилеи. А по субботам у него на даче собиралась небольшая тёплая компания: ловили рыбу, жарили шашлычок, играли в карты и шахматы, обменивались последними новостями и сплетнями. Конечно, выпивали, но в разумных пределах и без фанатизма. Решетников в компании позволял себе опрокинуть рюмку другую, но не больше. Жизнь потихоньку наладилась и Решетников начал получать от неё удовольствие.
Закончилась зима, пролетела весна, отшумело лето, промелькнула осень и незаметно снова подкралась зима. Решетников съездил в столицу и навестил дочь. Думал, его, наконец, обрадуют известием, что он скоро станет дедом, но зять только вздохнул и развёл руками, а дочь с досадой отмахнулась. Какие дети! Дай пожить для себя. Погостив несколько дней, Решетников вернулся домой, не поддавшись на уговоры зятя, задержаться и пожить у них подольше. Он жутко устал от столичной суеты, огромного количества людей, день и ночь, снующих туда-сюда.
Вскоре и родной город охватила предрождественская лихорадка. Раз в неделю, выбираясь за продуктами в супермаркет, Решетников с усмешкой наблюдал, за народом, бегающим с кучей свёртков и пакетов из одного магазина в другой. Он удивлялся про себя, откуда в наших людях эта неистребимая вера в чудо, особенно в Новогоднюю ночь. Если даже предыдущий год выдался тяжёлым, а текущий ещё хуже, всё равно люди верили в то, что следующий точно будет лучше.
Несмотря на иронию, мужчину вдруг тоже охватил предпраздничный азарт. Герман Арнольдович накупил стеклянных шаров, мишуры, разных гирлянд и украсил свой дом. Внимательно рассмотрев результат своего творческого порыва, остался доволен. Переливающиеся в свете ламп огромные стеклянные шары, весело мигающие лампочки разноцветных гирлянд и особенно высокая, пушистая ёлка, наполнившая воздух его холостяцкой берлоги удивительно уютным, ароматом хвои ― всё это создавало удивительную атмосферу и настраивало на праздничный лад.
Проведя ревизию кладовой и погреба, мужчина решил заранее основательно пополнить свои запасы, чтобы потом в последний момент не изнывать в многокилометровых очередях. С этой целью он направился в один из самых больших супермаркетов города.
Решетников заполнил тележку и стал в очередь в кассу. Мужчина ещё раз проверил, всё ли взял из того, что запланировал. Перебрав содержимое, обнаружил, что забыл про шампанское. Сам он его не любил, предпочитая хороший коньяк, или водку, но чем чёрт не шутит, вдруг кто-нибудь из друзей решит заглянуть с женой, а он окажется не готов к визиту дамы. Немного поколебавшись, Решетников всё-таки вернулся в винный отдел. Внимательно осмотрел довольно внушительный ассортимент, выбрал несколько бутылок самого дорогого шампанского и с чувством полного удовлетворения, бодро зашагал к кассе.
Небольшая очередь продвигалась медленно, не только из-за того, что в предпраздничные дни корзины покупателей были заполнены с верхом, но и потому, что молоденькая неопытная кассирша частенько что-то путала, и вредный кассовый аппарат, весело свистнув, тут же зависал, доводя её чуть ли не до слёз. На её счастье, время было ранее, до магазина ещё не добрался основной поток народа, готового с удовольствием сорвать на ней свою злость и усталость после тяжёлого трудового дня. Те, кто сейчас стояли в очереди, никуда не спешили и поэтому снисходительно наблюдали за мучениями порозовевшей от злости кассирши, остервенело тыкающей тонким пальчиком кнопки в очередной раз зависшего аппарата.
В ожидании своей очереди, Решетников от нечего делать, взял выбранную им бутылку коньяка и стал внимательно изучать этикетку. Будь кассирша чуть постарше и немного посимпатичнее, Герман Арнольдович непременно попытался бы с ней пошутить и даже слегка пофлиртовать. Тогда, возможно, девушка перестала бы так нервничать, и, глядишь, дело пошло бы на лад, но девица лет восемнадцати, с ярким, вульгарным макияжем, тонким крысиным хвостиком, тёмных не совсем чистых волос, его совершенно не привлекала. Вдруг до его слуха донёсся смутно знакомый, мелодичный, с лёгкой хрипотцой голос.