Продавец

Зайдя через пару дней в магазинчик, я не знала, чего мне ожидать, кроме серых глаз, конечно же. Их я ожидала увидеть, но вот как себя вести? Видимо, продавец что-то ждал или, наоборот, не ждал, в любом случае, чувствовала я себя крайне растерянно, по пути прокручивая наш потенциальный разговор. Конечно, я бы предпочла не говорить, а целоваться, но в итоге мы так и не поцеловались и даже разговаривали очень мало.

— Привет, — говорил он. — Как дела? — продолжал. — Что желаешь?

Я говорила, что желаю, опустив, что я желаю на самом деле, и шла домой, где на меня падали и падали коробки из икеи. Наконец, устав от бесконечных вздрагиваний и ударов по голове, было что-то загадочное в том, что куда бы я не водружала эту коробку — она падала на меня, я купила стеллаж, куда и намеривалась убрать эти коробки, тем самым освободив себе пару метров жилой площади, которая не была лишней.

В компании, где я купила стеллаж, меня заверили, что он очень легко собирается, и мне не понадобятся услуги сборщика мебели, а также он легок и удобен в транспортировке.

Нет ничего невозможного для человека с интеллектом, решила я и отказалась от сборщика. Оплатив только доставку до подъезда, стала ждать свой стеллажик. Я не на секунду не сомневалась в успехе своего предприятия, ведь я в прошлом — чемпион области по робототехнике, неужели я не справлюсь со сбором полок? — думала я. Ровно до того момента, как бравые грузчики, а отчего-то эти ребята всегда имеют вид бравый и придурковатый, причем второе явно напускное, оставили меня один на один с тремя огромными коробками, которые они все же подняли на лифте до общей лестничной площадки, оставив меня перед входом в общий коридор. Конечно, собрать мебель — задача посильная для чемпиона по робототехнике, но не тогда, когда эта мебель весит больше чемпиона. В мыслях, как же мне затащить эти коробки в квартиру, прошел час, пока я не услышала бархатное. Греховно бархатное и абсолютно неуместное, потому что я не могла бросить свой стеллаж и отправиться к своему новому жужжащему другу, который хоть на троечку, но справлялся со своей функцией, в отличие от обладателя бархатного голоса, который вовсе и не торопился сдавать мне зачет…

— Что ты делаешь? — спросил бархатный.

— Да, что ты делаешь? — услышала я откуда-то снизу. Посмотрев вниз, я увидела, что продавец был не один, а с дочкой, наивным ребенком, которому пообещали живого Пегаса и которому еще только предстоит разочароваться в Деде Морозе… Мне стало жалко девочку, себя, Деда Мороза и особенно Пегаса.

— Собираюсь растопить камин этими дровами, — ответила я, потом, посмотрев на округлившиеся глаза девочки, добавила: — у меня нет камина.

— Тогда тебе не нужны дрова, — ответила девочка, она явна была смышленой, ну… я так думаю.

— Так что ты делаешь, Василина? — еще раз бархатное.

— Думаю, как его, — показала рукой на коробки, — занести в квартиру и потом собрать…

— Ага, — услышала я в тот момент, когда коробка поехала у меня перед глазами как раз в сторону моей двери. Потом другая коробка и третья. Пока я не вышла из ступора от вида самопередвигающихся коробок и не услышала:

— Может, ты откроешь дверь?

Я открыла и смотрела, как коробки продолжали двигаться, пока не оказались лежащими вдоль моего матраса, реклама гласила, что он ортопедический.

— У тебя есть карандаши? — спросил деловой детский голос, пока маленькая девочка снимала куртку и сапожки.

— Неееет, — у меня действительно не было карандашей, — но у меня есть фломастеры и маркеры, дать? И, подожди, почему ты раздеваешься?

Я ничего не имела против маленькой девочки, но что я буду с ней делать? Я имею ввиду, ведь детей кормят чем-то? И их укладывают спать или еще что-то…

— Дать! Зачем бы я тогда спрашивала? — сказала девочка, пожимая плечами, — я раздеваюсь, потому что, когда папа собирал шкаф — это было очень долго, два дня или три недели.

Вариант с тремя неделями в одной квартире с её папой мне понравился больше, я обдумывала возможные варианты времяпрепровождения с продавцом на моем матрасе, пока не поняла абсурдность ситуации: самопередвигающиеся коробки, маленькая девочка, красные оборки, маркеры, раскраска в руках…

— Давай я помогу тебе, — тихое-тихое, бархатное, где-то над головой.

«О, Боже, да, помоги мне…», — хотелось сказать, но, похоже, всякая способность говорить покинула меня.

— Василина?

— Василина?

— Василина? — пальцами по лицу, по следу от коробки, которая упала ночью. — Больно?..

— Нет… — так же тихо. Возможно у меня пропал голос.

Через два часа мы сидели вокруг деталей из ДСП, причем я сидела на матрасе, а продавец на коленях на полу и быстро крутил шестигранником. Было прекрасно, что он сидел ко мне спиной, ведь так я имела отличный вид не только на аппетитную задницу, резинку трусов, которая на этот раз была темно синяя с какими-то причудливыми надписями, но и на плечи, которые тут, вблизи, были еще шире, чем за прилавком, и на руки, и на пальцы… пальцы, на этом месте мне показалось, что у меня заслезились глаза, потому что, что бы не писалось в любовных романах, имеет значение не размер детородного органа, а форма рук и пальцев. Пальцы продавца были идеальны. Плечи были идеальны, хотелось поднырнуть под руку и начать с того места, на котором мы однажды закончили…

— У тебя есть прокладки? — услышала я из-за стола, за которым сидела маленькая Вася с раскраской.

— Да, конечно, — ответила я. Это случается постоянно, даже точно зная приход этих дней, обязательно все случится не вовремя и именно тогда, когда у тебя нет с собой прокладки, поэтому для одной женщины попросить прокладку у другой женщины так же естественно, как для мужчины знать устройство двигателя внутреннего сгорания.

— А какие?

Тоже вполне уместный вопрос, не просто так производители тратят массу времени на тест группы, «каждой женщине — своя прокладка» — должно стать девизом следующего столетия. Одни слишком большие, другие слишком маленькие, третьи со слишком грубым верхним слоем…

— Котекс, — честно сказала я. У них все нормально с размером и верхним слоем, и дизайном тоже, хотя это не имеет большого значения.

— Ага… — услышала я от стола с раскрасками.

«Ага», — подумала я, потом подумала: «Я конечно не очень разбиралась в детях, но четырехлетним девочкам точно не нужны прокладки, она вообще не должна знать про прокладки». Интересно, а что она уже должна знать в этом возрасте, например, столицу Австралии должна знать? А где находится Австралия? И кстати, что там со столицей-то…

Из этих мыслей меня выдернул взгляд продавца, глаза которого округлились… и он, наклонив голову, смотрел на меня.

— Что? — прошептала я. — Она спросила, я ответила.

— Ничего…

Вот именно «ничего». Нормальный разговор… Или нет? Может это шокировало продавца, я не уверена, но мама мне говорила, что мужчины — очень хрупкие создания, и хотя продавец не производил впечатление хрупкого существа, я уточнила на всякий случай.

— Ты же знаешь, что женщинам нужны прокладки? Ну… у тебя же есть ребенок, я имею ввиду…, и я у тебя их покупала, вообще-то! — привела я последний аргумент в свою пользу.

В хорошенькой девушке скрыты гены прабабушки — это всем известный факт, и сейчас эти гены вырвались наружу вместе со словами:

— И презервативы тоже!

— Я помню, — ответил продавец, — ребристые.

— Дааааа? — удивилась я, в тот день я не слишком рассматривала свое приобретение.

— Не заметила?

— Увлеклась!

Продавец уткнулся в доску ДСП и продолжал крутить шестигранник, пока я не попыталась продолжить светскую беседу.

— Послушай, а зачем ей прокладки? — я старалась говорить тихо, хотя Вася сидела в некотором отдалении, и работал телевизор, все же не очень прилично говорить о ком-то в третьем лице, если это лицо присутствует в помещении, а я воспитанная женщина.

— Садик, — сказал продавец.

Это должно было все объяснить. Но не объясняло.