Продавец

— Угу.

— И?

— Ну, я скачал что-то…

— Покажи!

— Что?

— По-Ка-Жи, — включая «учительский тон».

— Смотри… — растерянно, все же вечерников всегда так легко запугать.

Через время, вернув глаза в свое обычное положение, а не круглое, какими они были при беглом прочтении скаченного, говорю:

— Послушай, ты бы хоть скачивал не по первой ссылке! Кто твой руководитель? Ты не сдашь… Никогда… Не это…

— Точно?

— Мне бы ты точно не сдал…

— Я умею убеждать…

— Я умею быть принципиальной, — и это правда, — давай я напишу тебе.

— Вааася, меня завалят на первом дополнительном вопросе, ты такая чертовски умная, Василина, — целуя меня, — Умная… и Красивая… и Принципиальная… ты мне нравишься, очень сильно…

В итоге мы разобрались с дипломом, с госами и, когда после получения диплома, который неясно, как может пригодиться в реальной жизни, Егор подошел ко мне у дверей деканата, подхватив и поцеловав при всех, я могла только рассмеяться ему в грудь. «Ну, ты теперь не мой преподаватель, если и была таковой две недели, так что я могу целовать свою девушку, где захочу». И мне понравилось, как звучит «моя девушка»

Я разрешила оплатить один взнос кредита, пообещав больше не брать ночных подработок свыше тех, что уже есть, пообещать не покупать дорогостоящую обувь я не могла. Некоторые истины остаются непреложными. К тому же, я так и осталась теплой блонди, а есть ли что-то важнее ажурных каблуков для блондинки? Я имею ввиду, кроме ажурных чулок, конечно, потому что, когда я показала это кружево на мне, мой продавец повесил на дверь табличку «закрыто по техническим причинам», несмотря на самое посещаемое время, и причины длились дольше обычного — «я не хочу кончать, черт, так хорошо».

К концу июня я выучила с почти пятилетней Васей все дни недели, и она больше не путала их с месяцами года, также она уверено называла свой этаж, номер телефона Насти, знала почти все буквы и читала по слогам целые слова. И я не проявляла принципиальность, когда, прочитав пару строчек в специально купленных книжках, Вася начинала «читать» сказку своими словами, правда зеркалить буквы при написании она так и не перестала, но у нас еще было время, чтобы решить это. К тому же, я была, наконец, представлена Блум с Энчактисом, это оказалась героиня странного мультфильма про волшебниц, которые очень откровенно одевались, зато у них вырастали крылья, которые и были этим Энчактисом. Время старых добрых Барби кануло в лету… — подумала я с грустью.

— Василина, мы едем на дачу к родителям на три дня, поедем с нами?

— К родителям? — я знала, что родители Егора и Насти работали в другом городе, поэтому не могла скрыть своего удивления.

— Да… они вернулись, говорят, совсем… Поехали?

Отчего-то мне стало страшно, наверное, каждой девушке страшно знакомиться с родителями своего парня. Последний раз я знакомилась с родителями своего парня, когда моим парнем был мой одноклассник, и я знала его маму еще с садика, куда мы ходили вместе с этим парнем. Так что официальным знакомством это считать нельзя, к тому же все наше «встречание» сводилось к поцелуям, как я теперь понимаю, вполне невинным, и мы точно знали, что уехав из нашего городка, мы вряд ли пересечемся, как пара, я имею ввиду.

Чего я не могла сказать о Егоре и нашем «встречаемся», наши поцелуи определенно не были невинны, и я понятия не имела, куда они нас заведут и заведут ли…в се это было смущающим, даже неловким, я чувствовала себя четвероклашкой, впервые примерившей лифчик.

— Эй, — вывел меня из задумчивости бархатный голос, — я просто хочу провести время с тобой… там у Васьки будет достаточно нянек, поехали, Василина… — и его руки гладят меня по лицу, по шее, губы шепчут «поехали», и я решаю поехать. Я взрослая женщина и могу провести выходные со своим мужчиной в доме его родителей.

Глава 5

Ехать часа два, все это время Вася крутится в своем кресле, бесконечно задает вопросы про бабушку и дедушку, просит мой телефон поиграть, потом папин, потом засыпает, прижимая к себе изрядно потрепанного Маню.

Мы подъезжаем к обычному двухэтажному дому из красного кирпича с крышей из черепицы, с ухоженной лужайкой и цветами. Это выглядит красиво, но странно, ведь цветы не растут сами по себе, и видимо вопрос самополива цветов занимает меня на какое-то время, потому что я не вижу, как Вася выскакивает из машины и бежит к калитке, хлопая ею, с криками: «Дедушка!»

— Василина?

— Василина?

— Василина, — слышу я с третьего, как я думаю, раза, — Вася… пойдем?

Я уже порываюсь встать, как руки притягивают мое лицо, и я ощущаю невесомый поцелуй, который тем не менее совсем нельзя назвать невинным, потому что через время мои глаза закрываются, а между моих губ оказывается язык Егора, который я с готовностью принимаю, кажется забыв, где мы… Открывая глаза, я вижу через лобовое стекло красивую женщину. Я зажмуриваю глаза, решив, что эндорфины в моей крови сыграли какую-то шутку, и я брежу, но, открыв их снова, я вижу эту же женщину. Она одета в простое платье, на ногах у неё сланцы, но выглядит она так, словно только сошла с подиума или рекламы фешенебельной мебели.

— Пойдем…

— Привет, мам, — мои глаза стараются не вылететь из орбит, потому что, уверена, мне нужны мои глаза, но эта женщина никак не может быть мамой Егора, в смысле, она вообще не может быть мамой… Она может быть бестелесным фееобразным существом, но никак не мамой, которая заботится о красоте клумб на лужайке рядом с двухэтажным кирпичным домом.

— Мам, это Василина. Василина, это моя мама Анжела…

— Просто Анжела достаточно, детка, — обращаясь к Егору, переводя на меня взгляд.

«Детка»? Мама Егора — Крестная Фея, за пазухой у которой наверняка лежит пара-другая хрустальных туфелек и эксклюзивный парфюм, называет двадцатисемилетнего обладателя самой аппетитной задницы «детка»… Мир сошел с ума.

— Рада с тобой наконец-то познакомиться, Василина, пойдем в дом и зови меня по имени, пожалуйста, меня очень смущает отчество Сигизмундовна…

В этом есть резон, меня бы тоже смущало. Я оборачиваюсь, чтобы увидеть Егора и убедиться, что это не шутка, но вижу только его задницу, потому что он нагнулся за вещами в багажнике. У «Октавии» очень большой багажник.

На крыльце дома я увидела мужчину, обыкновенного мужчину и наконец-то поняла, что я не в параллельной вселенной, созданной специально для крестных фей.

— Василина? Очень приятно. Я Сергей, отец того обормота, который привез тебя сюда, за что я ему очень благодарен. — Он приобнимет меня совсем немного, потому что у него на руках сидит Вася и стучит по голове Маней, который танцует веселый танец на седых волосах Сергея.

Теперь мне становится понятно, откуда в правильных чертах лица Егора присутствует грубоватость, от кого у него такие невероятно глубокие серые глаза и улыбка, которая может растопить ледники Ледовитого океана. Мне нравится, как выглядят лучики морщин вокруг глаз отца Егора, и я ловлю себя на мысли, что очень хочу когда-нибудь увидеть такие же вокруг глаз своего продавца.

Позже меня знакомят с бабушкой Егора и Насти, и меня ждет еще одно потрясение, потому что передо мной стоит мама феи крестной. На ней соломенная шляпа с огромным пионом и лак на ногтях в цвет этого цветка. И я всерьез задумываюсь о возможности клонирования человека, и была ли на самом деле овечка Долли первым опытом или женщины этой семьи все же стали первыми экспериментами.

— Называй меня Антонина, Василина.

— Вас тоже смущает отчество? — спрашиваю я.

— По большей части, меня смущает мой возраст, хотя отчество Петровна еще хуже, чем Сигизмундовна, — заговорщицки шепчет мама феи крестной.

Когда поодаль от беседки, где Вася играет со мной в морской бой, я наблюдаю, как у барбекю собрались три поколения женщин, а рядом улыбается Егор своей невероятной улыбкой, у меня складывается впечатление, что я наблюдаю за ожившей рекламой, где неприлично красивые люди на фоне неприлично синего неба рекламируют здоровый образ жизни.