Страница 9 из 21
против лошади, как картежник ставит карту против карты, столько же ради удовольствия одержать верх над достойным противником, сколько ради самого выигрыша, и ему помогал негр-конюх, артист в своем деле, такой же, как, скажем, скульптор в своем, который мог взять любого одра, в чем только душа держится, увести его в пустой сарай или в другое место, все равно куда, были бы только четыре стены, а потом, с ловкостью фокусника, вывести оттуда такого коня, что и родная мать, кобыла, его бы не узнала, не то что прежний хозяин; и действовали они, Стэмпер и негр, в каком-то нерушимом согласии, словно единый ум, против которого бессильны простые смертные, потому что они могли при этом действовать порознь, в разных местах, орудуя двумя парами ловких рук.
- Нет, ему еще больше посчастливилось, - сказал Рэтлиф. - Он остался целехонек. Потому что ежели Стэмпер кого и изничтожил, так это миссис Сноупс. Впрочем, она сама никогда этого не признавала. Вся ее промашка только в том и была, что она сама не поехала в Джефферсон за сепаратором, хотя, пожалуй, с самого начала знала, что рано или поздно, а поехать придется. Не Эб купил у Пэта Стэмпера лошадь и продал ему две, а миссис Сноупс. А Эб был между ними только посредником.
Все снова замолчали. Потом тот, что заговорил первым, сказал:
- Откуда вы все это знаете? Наверно, сами были при этом?
- Был, - сказал Рэтлиф. - Я вместе с ним ездил за сепаратором. Мы жили примерно в миле от них. Мой отец вместе с Эбом арендовал землю у старика Энса Холленда, и я частенько торчал вместе с Эбом около конюшни. Потому что я был помешан на лошадях, так же как и он. А он тогда еще не осатанел. Он еще жил со своей первой женой, с той, что он привез из Джефферсона, а потом, в один прекрасный день, ее папаша прикатил в фургоне, погрузил ее вместе со всеми ее пожитками и сказал Эбу, что если тот еще когда-нибудь перейдет Уайтлифский мост, он его пристрелит. Детей у них не было, а мне как раз пошел восьмой год, и я бегал к ним чуть не каждое утро и проводил с Эбом целый день, мы с ним сидели на загородке, а соседи приходили поглазеть, на какого одра он выменял моток проволоки или поломанные плуги и бороны старика Энса, и Эб врал, всегда в меру, сколько лет лошадке и сколько он за нее отдал. Он был помешан на лошадях и этого не отрицал, но совсем не так помешан, как говорила миссис Сноупс в тот день, когда мы привели лошадь Бисли Кемпа и пустили ее в загон, а сами пошли в дом и Эб разулся на веранде, чтобы ноги перед обедом малость поостыли, а миссис Сноупс стояла в дверях и грозилась сковородкой, а Эб сказал: "Ну-ну, Винни, полно, ты ведь сама знаешь, что я всегда был помешан на хороших конях, так что зря ты на меня напустилась. Лучше благодари бога за то, что я по его милости не только знаю толк в лошадях, но и разумом не обижен".
Потому что лошади, можно сказать, никакой и не было. И сделки тоже никакой не было. Или нет, сделка была, да еще какая, потому что Эб отдал Бисли за лошадь плужный лемех и старую, никуда не годную Энсову мельницу для сорго, так что даже миссис Сноупс должна была согласиться, что это сходная цена за животину, которая па собственных ногах доплелась от загона Бисли до ихнего, но только, как она сказала, грозясь сковородкой, Эба и не могли облапошить, потому что у него за душой ничего нет такого, что можно было б обменять хоть на самую ледащую лошаденку. И это не потому, что Эб загодя бросил плуг подальше в поле, чтобы миссис Сноупс не могла его из дому увидеть, и повез лемех и мельницу для сорго в фургоне окольным путем, чтобы жена думала, будто он тем временем в поле работает. Похоже, что она уже знала то, чего мы с Эбом не знали, - что лошадь побывала в лапах у Стэмпера, прежде чем попала к Бисли, и теперь, едва к ней притронувшись, Эб подцепил Пэт-Стэмперову хворь. И может, миссис Сноупс была права. Может, в душе Эб считал себя Пэтом Стэмпером Холлендовой фермы - или, может, даже всего Четвертого участка, но он, конечно, был убежден, что Пэт Стэмпер не придет к его загородке и не потребует у него удовлетворения за этакую дерзость. Я просто уверен, что когда он сидел там, у себя на веранде, разутый, а па кухне шипела свинина и мы дожидались, покуда нам дадут поесть, чтобы пойти в загон и сесть на загородку, а люди пусть приходят и глядят, что за лошадь Эб привел на этот раз, - я уверен, что Эб тогда не только понимал в барышничестве не хуже Пэта Стэмпера, но мог бы потягаться и с самим стариной Энсом. И я уверен, что когда мы там сидели и, можно сказать, не двигались, только в тень от солнца отодвигались, а этот дурацкий плуг стоял в борозде на дальнем поле, а миссис Сноупс глядела на Эба через заднее окошко и ворчала себе под нос: "Тоже барышник выискался! Сидит себе, врет да бахвалится перед кучкой простаков, а хлопок и кукурузу сорняки до того заглушили, что я обед ему носить боюсь - того и гляди, змея укусит!" - я просто уверен, что Эб поглядывал на животину, которую он выменял на почтовый ящик, или на моток проволоки старика Энса, или на мешок озимой кукурузы, и говорил себе: "Видит бог, это не только моя лошадь, но это самая красивая лошадь из всех, какие мне попадались!"
Верно, так уж судьба распорядилась. Словно сам бог порешил купить лошадь на деньги миссис Сноупс, отложенные на сепаратор. И надо прямо сказать, что, избрав Эба, он напал на человека, который только и мечтал совершить для него эту сделку. В то утро, когда мы с ним поехали за сепаратором, Эб и не собирался запрягать лошадь Бисли, он понимал, что ей не пройти в один день двадцать восемь миль до Джефферсона и обратно столько же. Он думал сходить к старому Энсу и попросить мула, чтобы подпрячь его к своему, и так бы и сделал, если бы не миссис Сноупс. Она все шпыняла его насчет того, какое удачное он выменял украшение для двора, и ежели, мол, эта кляча как-нибудь доплелась бы до города, может, ее удалось бы всучить хозяину платной конюшни - пусть торчит заместо вывески перед воротами. Так что, можно сказать, миссис Сноупс сама навела Эба на мысль взять лошадь Бисли в город. И вот, пришел я к ним в то утро, и мы запрягли лошадь Бисли в повозку вместе с мулом. А до того мы ее дня два-три откармливали, пичкали чуть не насильно, готовя в дорогу, и она с виду стала чуть получше, чем в тот день, когда мы ее привели. Но и теперь вид у нее был неважный. Эб решил, что это мул виноват, потому что по отдельности они выглядели недурно, но поставить эту лошадь рядом с любой другой четвероногой тварью никак было невозможно, это все дело портило. "Хорошо бы запрячь мула под повозкой, чтобы тянуть-то он тянул, а наружу не высовывался, и на виду чтоб оставалась одна лошадь!" - говорит Эб. Тогда он еще не озлобился. Ну, мы сделали все, что могли. Эб думал было подмешать в корм изрядную порцию соли, чтобы лошадь выдула побольше воды, по крайности ребра не так сильно будут торчать, но мы знали, что тогда ей нипочем не дойти до Джефферсона, а уж чтоб домой вернуться, так мы понимали, что об этом и речи быть не может, и к тому же она будет останавливаться у каждого ручейка или колодца и снова пить. Одним словом, мы сделали все как нельзя лучше. То есть мы надеялись, что так будет лучше всего. Эб ушел в дом и вышел в сюртуке (том же самом, какой он и теперь носит, когда-то этот сюртук был полковника Сарториса, миссис Роза Миллард подарила его Эбу лет тридцать тому назад), увязал в тряпицу те двадцать четыре доллара и шестьдесят восемь центов, что миссис Сноупс копила целых четыре года, и мы тронулись.