Страница 40 из 53
«Я все сказал! — вспылил Ибрагимбек. — Ну, если это касается только меня… Но за исход этого дела я не намерен отвечать!»
«Хорошо… Отвечать буду я!»
«В таком случае… говорите! Что нам делать?»
«Бек! — Энвер-паша вздохнул. — Все расписано в этом письме. Верно, хазрат?.. Что нам осталось? Все исполнить в точности! Ибрагимбек, друзья! Я… не могу утверждать, что полностью доверяю Пулатходжаеву!.. Но упустить такую возможность… было бы неразумно!»
Молчали долго. Наконец — голос Ибрагимбека.
«Ладно… Что я должен делать? Чем должны заняться Тугайсары, Фузаил Махсум, Давлатманбий?»
«Господа! — голос Энвера-паши задребезжал. — В этом деле Пулатходжаев поставил на карту свою жизнь!.. А я поставил… свое имя… Если сомнения Ибрагимбека подтвердятся, я не только попрошу у вас прощения, но и…»
Голоса, голоса — все комом, ничего не понять!
«Сейчас напишем ответ?» — хазрат. Это он…
«Только не от моего имени… от имени главнокомандующего!» — Ибрагимбек.
Курбан боялся шевельнуться, хотя затекли руки, подпиравшие подбородок. А голоса то поднимались до крика, то спадали до шепота… И долгая тишина… И уже удаляющиеся голоса…
В полночь, когда гости разъехались, Курбан в закутке написал очередное донесение и, придавив каблуком в землю патрон, возвратился в юрту. Турсун-охотник уже спал, но Кулмат, торчавший у летней кухни, при свете факелов отдавал какие-то распоряжения многочисленной прислуге и поварам, они убирали котлы. Под этот шум Курбан и заснул.
В штабе в окружении Бартинца Мухиддина и Хаджи Самибека Энвер-паша изучал карту Восточной Бухары, которую дал ему Пулатходжаев тогда, при встрече. Он водил остро отточенным карандашом по населенным пунктам, горным и степным районам, прикидывая расстояние от Душанбе до Карши, Бухары, Байсуна, Шахрисабза. Временами исподлобья бросал взгляд в угол комнаты, где на резном столике лежал в развернутом виде ультиматум, постоянно дополняемый изменениями.
Со двора доносился отрывистый голос Гуппанбая. Назначенный членом посольства к красным, он, конечно же, понимал, какому риску подвергается. Узнают — и к стенке. Но Энвер твердо настоял на своем, без объяснений напомнил: такая поездка полезна начальнику контрразведки. Кому полезна — понятно. А кому собой рисковать — непонятно…
По длинному айвану, мелькая в окне, разгуливали ишан Судур с Нуруллаханом. Посол доверительно рассказывал о жизни Саида Алимхана в Кабуле, его преосвященство время от времени кивал, делая вид, что внимательно слушает. Однако мысли его были далеко. Назначение главой посольства к красным ишан Судур принял как должное. Понимал: его ум, его авторитет здесь необходимы. Но… хазрат не верил в успех. Чем больше вдумывался он в то, что их ожидает, тем больше было сомнений. Не нравилась ему эта затея. Не нравился ему Пулатходжаев. У него явно своя игра…
— Мне надо уезжать, — неожиданно сообщил Нуруллахан.
Хазрат остановился, пристально посмотрел на посла.
— Его величество ждет от меня вестей… Поеду. А священную Бухару навещу, когда она снова станет свободной столицей мусульман. Надеюсь, теперь недолго ждать…
— Что ж… — Хазрат проводил его понимающим взглядом. — Надеюсь.
Появился Ибрагимбек, Энвер-паша поднял голову от карты, заметил его возбужденное состояние. Бек прошел к окну и, загородив собой свет, хмуро смотрел на него. Энвер-паша выпрямился и велел знаком выйти из комнаты Мухиддину и Хаджи Самибеку.
— Я только что разговаривал с Газибеком, которого вы посылаете с парламентерами ишана Судура, — резко заговорил бек. — Я запретил ему ехать.
— И правильно сделали! — неожиданно одобрил Энвер. — Мой приказ можете отменить только вы и больше никто! Я, бек, могу тоже ошибаться, — сказал примирительно. — Здесь, похоже, ошибся. Вы ведь подумали, что своей опрометчивостью мы могли загубить не только нужного нам человека, но вместе с ним и все дело. Благодарю вас, бек.
— Тугайсары сам забрал Турсуна? — спросил Курбан у Кулмата, сметавшего длинным веником конский навоз в кучу.
— Его парни, — сказал Кулмат. — Пожалел я вас, не разбудил. Крепко спали.
— Пойгадашт далеко?
— Вы пройдите в юрту. Первым делом надо подкрепиться.
Курбан последовал совету. На сандале он увидел дастархан с холодным тушеным мясом, сдобными лепешками, касы с каймаком.
Кулмат просунул голову в юрту:
— В пиале с зелеными цветочками жир, выпейте залпом, не дыша… Жир сурка! Чудо. В нем бодрость, здоровье, сила!
Курбан взял в руки пиалу. Задумался. Вспомнил: когда отец был уже совсем плох, табиб велел напоить его таким жиром. Тогда в поисках жира Курбан обошел не один охотничий дом. Ранней весной найти жир сурка не только трудно, но он в эту пору и баснословно дорожал. Когда, наконец, нашел, обменял на две пары новых кавушей и примчался домой, было уже поздно.
…Кулмат заставил Курбана проглотить густой, горьковатый жир, следил за ним, пока тот завтракал, предлагая то одно, то другое.
Наконец отправились в путь. Курбан на Гнедой, Кулмат на осле с разорванной ноздрей (ноздрю разрывают специально, чтобы животному при усталости не было трудно дышать), пересекли широкое поле, раскинувшееся за мечетью.
Вдали, на высоком холме, мельтешили черные силуэты всадников. Казалось, они были не на земле — в воздухе: понизу стлался туман. Вот показались два всадника, они неслись во весь опор к вершине холма, энергично раскачиваясь то влево, то вправо.
— Тренируются! — оживился Кулмат. — Спрашиваете, где Душанбе? Сейчас увидите.
— Это Пойгадашт?
— Он самый.
Курбан вспомнил холмистую степь Пойгабаши возле Байсуна. Самые массовые состязания происходили здесь. Пойгадашт нередко становился свидетелем кровавых, страшных событий.
В стороне от группы спешившихся заметил Тугайсары. Он стоял между парнем с морщинистым лицом и своим новым телохранителем, заменившим Муртаза. Его имени Курбан не знал. На Тугайсары черный чекмень, на ногах — сапоги с высокими каблуками, он наблюдал за всадниками, мчавшимися со стороны черного ущелья. Размахивая саблями, джигиты ловко секли ивовые прутья слева и справа.
Тугайсары увидел Курбана, когда он спрыгнул с коня, и направился к нему.
— Здравствуйте, ваше превосходительство! — первым поздоровался Курбан.
— О-о! Господин шейх!.. Добро пожаловать! — сказал радушно Тугайсары. — Кулмат, куда путь держите? Ты, наверное, надоел нашему гостю своей болтовней?
— Я прикусил язык и всю дорогу молчал, — простодушно заулыбался Кулмат.
— Господин шейх, — Тугайсары смотрел на Курбана серьезно, оценивающе. — Вам довелось увидеть больше, чем мне. Я имел дело с воинами царя — они хорошо дрались. Я видел в бою казаков. В седле им нет равных! Но я слышал, казаки оказались побежденными теми, кто ходит по земле, бежит по земле, зарывается в землю! Вы были у кизил-аскеров, видели их близко. Как они?
Курбан угадывал, о чем мог еще сказать Тугайсары. Здесь не улак, не молодецкие игры. Из разных мест, из степей, с гор сгоняют мужчин, чтобы сколотить из них новые отряды для решительного боя с красными. Кто они?.. Многие умеют держаться в седле — но кто из них держал в руке саблю? Как поведут они себя в бою? Учить — уже нет времени. Разве научишь теперь тому, чему надо учить с детства?.. Учит бой. Учит того, кто выйдет из боя живым, не показав врагу спину…
«Изменился, — глянул пытливо на него Курбан. — Не тот Тугайсары, каким был раньше. Да и понятно: ему не безразлично, с кем идти в бой».
— Приступайте к скачкам! — приказал Тугайсары парню с лицом старичка.
— Скачки! Скачки! — рявкнул парень неожиданно громким басом.
Оглядев всадников, Тугайсары остановил колючий взгляд на джигите в белой папахе.
— Эй, туркмен! Придешь первым, назначу десятником! Отстанешь — заберу красавца-коня, сядешь вот на этого ишака! — мотнул головой на осла с рваной ноздрей. Кулмат захохотал, рад шутке.
— Буду десятником! — нахально сверкнул черными глазами туркмен. — А лучше — сотником!