Страница 10 из 20
Андрей со временем набрал еще больше веса, как физического, так и политического, и стал совсем уж грозной фигурой во всех смыслах. Он чувствовал, что находится на своем месте и совсем не стремился что-то менять, когда совершенно неожиданно для всех жителей Бабуины, новой Империи, да и всего мира, произошло Событие.
Глава 7.
Когда их полк подходил уже к Севастополю, то многие из их полка, никогда ранее не видившие море, ошеломленно остановились и смотрели на великолпеную картину.
Внизу открывался вид на две большие бухты, Северную и Южную, и так же на ряд мелких, а сам город жался к морю, будто черпая жизненную силу из него.
Все море, насколько хватало взгляда, до горизонта было в кораблях. Здесь были самые разные: огромные линкоры и крейсеры, небольшие, но крайне опасные эсминцы, юркие торпедные катеры, таинственные подводные лодки, но больше всего было заметно, естественно, транспортов. Десятки их выгружались у причалов, какие-то наоборот загружались чем-то неведомым, несколько стояли на рейде под охраной конвоев и ждали своей очереди.
Никто в городе, насколько сверху можно было судить, не слонялся без дела, все куда-то шли или выполняли свои обязанности. По узким извилистым улочкам, которые петляли серпантином, без устали гоняли грузовики. В общем, было заметно, что город готовится к серьезной обороне.
Руслан Юрьевич, или как его любовно называли в роте Дед, правильно сказал им, что в Симферополе они долго не задержались. Остановились на отдых всего на пару дней, после длительного марша и двинулись дальше. Город Алексей с товарищами особо не расмотрел, но показался ему совершенно обычным южным райцентром, где частные дома без какого-то порядка или плана раскинулись на огромные территории по плоской, почти как его Ленинград, местности.
После этого, их полк, как нестойкий, находился в резерве, когда советские войска пытались, потеряв уже Перекоп, не пустить немцев дальше вглубь Крыма. Сражение проходило на равных, но в самый ответственный момент немцы бросили свежие дивизии и оборона рухнула. Но это был лучший из худших варинатов: противник тоже понес тяжелые потери, к тому же, как говорили им штабные, сейчас разворачиваются решающие бои в районе Москвы и фашисты перебрасывают все мало-мальски боеспособные подразделения туда.
За прошедшие недели Архип зарекомендовал себя отличным бойцом, ему был дан пулемет, коим он страшно гордился.
Их определили в один из домов, где, по всей видимости, при царе был какой-то пансион или гимназия и до сих пор кое-где сохранилась великолепнейшая отделка.
– Все, пешие прогулки кончились, – утомленно пробормотал Абрам, стаскивая сапоги с израненных ног. Сколько мы прошли-то, а?
– Черт его знает, – Алексей блаженно растянулся на кровати. Мы не отдыхали как люди сколько не знаю сколько времени. Недели? Да, больше, месяцы.
– Да, – протянул Абрам, поглядывая в окно, где даже по южным меркам было заметно, что вступает в свои права осень.
Настроение друзей последнее время улучилось. Им удалось написать письма и отправить в Москву, чтобы постарались найти их близких. Насколько это было эффективным сказать сложно, но какую-то маленькую победу они ощущали. Пусть родные, где бы они сейчас ни были, узнают, что их защитники не погибли, и не в плену, а пусть и отступают, но бьются с врагом.
– Ну что, Архипка, где твои победы? Война сколько длится-то уже? Три месяца? Враг уже под Москвой, всю Украину и Беларусь занял, Прибалтику. Где мудрость партии и товарища Сталина.
Несмотря на то, что кроме них и Деда в комнате пока никого не было, они старались говорить вполголоса, потому, что тема была очень опасная.
– Где все те сталинские соколы и тысячи танков?
Сибиряк долго думал, наконец вздохнул:
– Да, война оказывается тяжелее, чем все думали. Но нас застали врасплох! Кто же знал, что враг нападет.
– Так на то оно и руководство, чтобы постоянно думать и быть начеку. Вот даже я, простой скульптор, когда читал газеты, всегда думал. Вот Гитлер, да? Завоевал всю Европу. Этой весной даже Югославию и Грецию. Дальше он куда пойдет?
– Мы думали, что в Англию. А он, подлец, на нас повернул.
– А что это кардинально меняет, – подал голос Абрам. Ну, взял бы он Англию и Черчилля и короля за мягкое место. Дальше что? Думаешь, остановился бы?
– Ну, а почему ты думаешь, что ему постоянно надо расширять свою власть? Вся Европа под ним. Кого завоевывать еще? Испанию? Да там и так его союзники-фашисты. Швецию? Там холодно и кроме руды ресурсов особо нет, да и там тоже союзники. Турцию? Думаю, последнее, что хочет Гитлер – это влезать на Восток.
– То есть, наша власть, наша великая партия, оказалась не готова?
– Получается, так.
– Значит, товарищ Сталин не безгрешен?
– Ну, он не может быть везде и делать все. Для этого и партия есть.
Алексей начинал заводиться.
–Погоди. А какой тогда прок от партии? Они должны управлять страной, а в итоге все сводится к решениям товарища Сталина. Ты с ними как-то взаимодейтсвовал? Я вот в свое время от них намучлася до смерти.
– Как же?
– Они постоянно говорили нам творить в духе соцреализма, с учением великого Ленина и не забывая заветы Сталина. Мы сами-то не дураки, понимаем что и как.
– Ну и что тебе не нравится? Или твоя тонкая душа страдала от несправедливости, как у буржуазных поэтов?
– Нет, я человек простой, могу так и эдак. Только, когда я закончил отличную композицию, которую похвалили все мои коллеги и знатоки искусства, приходит такой жлоб, закончивший только один класс до Революции и до сих пор читающий по слогам, и начинает распекать меня, что это не социалистическое искусство и вообще, надо бы меня проверить потому, что какое-то вредительствое влияние чувствуется.
Архип подавился.
– Да брось ты перегибать палку. Какое вредительство может быть от твоих статуй? Если, конечно, какой-то карикатуры на лидеров партии нет.
–Ничего там нет такого. Или, например, думаю, ладно, выполню работу, наподобие той, которая была признана нашими партийнми начальниками. Сделал, вроде, отлично даже получилось. Заключение пишет дедушка старый, патриарх нашего брата, котоырй уже еле ходит от древности и который еще царю Александру Второму выполнял заказы. Что бы ты думал? Арестовали его. На основании какой-то анонимки, в которой написано, что в революцию девятьсот пятого года он помогал находить большевистских провокаторов и уже в наше время неоднократно неодобрительно отзывался о власти и называл начальников идиотами.
– Ну, а зачем он так говорил? И вообще, чего люди искусства лезут в политику? Занимались бы своим творчеством. А то, всегда так, – Архип тоже начал распаляться, – влезут, куда не надо, им по шапке надают, а потом удивляются, за что они получили. Вон у нас, в нашей деревне, лет десять назад, или около того, была учительница. Ее уважали все сильно, она детей грамоте учила, географии и геометрии, а кто изъявлял желание – и французскому языку. Так это дуреха, представь себе, стала последними словами ругать товарища Сталина и Калинина, говорит, что они извратили учение Ленина и только товарищ Троцкий правильно несет знамя коммунизма по планете. Сначала думали, пусть говорит, у нас страна свободная, все имеют право на свое мнение, к тому же, уважаемый и весьма редкий кадр в нашей губернии. А потом ею заинтересовались ответственные товарищи из центра. Прислали человечка, который бы проверил данные о ней. Учительнице нет, чтобы при чужаке-то хоть не говорит свои речи, нет, она с удвеонной силой начала. Ну, ее в итоге и арестовали.
– Не вернулась?
– Нет. Уже лет десять. Может, отпустили, и она переехала, может, до сих пор сидит. Может, умерла. Кто знает. После ареста приехали, собрали вещи в ее доме и увезли. Истории конец.
– По крайней мере, – заметил Абрам, – тут какая-то хоть причина была. А с твоим дедушкой-патриархом что случилось?