Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 19



Велика конструктивная и креативная роль детали, фрагмента, фигуративного элемента, сингулярного знака в рамках изобразительного целого. Деталь может быть интерпретирована как изолированная пластическая фигура, воплощающая характерные признаки целого или противостоящая ей. Нельзя не отметить и антиномизм, возникающий при интерпретации смысла изолированного каким-либо способом элемента, трудностей построения критериев и признаков, по которым можно было бы оценить степень детализации и фрагментации целого.

Истолкование произведения искусства как целостной, однородной структуры допускает наличие в ней подтекста, дополнительного языка, встроенного в основной, допускает, что в произведении присутствуют относительно автономные сообщения. Частное, маргинальное хотя и уходят на второй план, но оказываются значимой составляющей любого художественного текста. Кроме того, дополнительный художественный смысл формируется за счет случайных, непреднамеренных или внеконтекстуальных элементов произведения. Если эстетическая целостность предполагает наличие внутренних связей, причинно-следственных скреп, обеспечивающих единство текста произведения, то случайное, особенное вносят в художественное сообщение элемент двусмысленности и игры. Такие автономные феномены, как второстепенное, неявное, с одной стороны, образуют «излишки» смысла, а с другой, делают произведение неповторимым и уникальным.

Глава 1. Вариативность соотношения детали и целого. Теоретические аспекты проблемы

Исследование типов выявления и автономизации отдельного выразительного элемента в изобразительном искусстве предваряется обзором концепций, оказавших существенное влияние на построение моделей соотношения художественной части и целого. Из этих концепций следует, что выявление автономной детали зрителем происходит благодаря не столько идентификации по непосредственным визуальным признакам, сколько благодаря интерпретации и переинтерпретации им «невидимых» уровней смысла произведения. В данной главе рассматриваются различные способы находить единицы, слагающиеся в целостность, видеть части наряду с целым. Исследовательская парадигма формального метода в искусствознании, ряда культурологических и герменевтических направлений в теории искусства XX века, гештальтпсихология позволяют найти объяснение процессов фрагментации в классическом искусстве. В то время как формальный метод в литературоведении, феноменология, семиотика, структурализм и постструктурализм создают интерпретационную базу для многих явлений современного искусства и авангарда.

При всем многообразии перечисленных в главе подходов можно говорить о единстве в понимании части целого как относительно самостоятельной выразительной единицы, получающей свой смысл не только из произведения, но и внешнего идейного и социального контекста. Вследствие этого часть, деталь можно встраивать в различные комбинаторные цепочки, строить из них новые языки высказывания.

Глава 2. Амбивалентность и автономия художественной детали

Содержание данной главы вращается вокруг ряда особенностей художественной структуры, позволяющих говорить о наличии отчетливой фрагментирующей тенденции в произведении. В искусстве существуют определенные константы, относительно которых совершается движение от целого к части. Среди этих констант можно назвать равномерную структуру пространства, определенную зрительскую дистанцию, заданную меру условности и символизации, сюжетную последовательность. В классическом произведении ориентация на перечисленные константы предопределяло равновесие части и целого, когда происходило устойчивое, «симметричное» полагание смысла целого и фрагмента. Однако проблема детали не возникает спонтанно, она подготавливается и вызревает в рамках системы как отклоняющееся, асистемное начало: появление автономной детали делается возможным на стыке, переходе от плана к плану, от традиционной образной системы к новой, при нелинейности сюжета или смене образных референций. Способы выявления детали многообразны: это смены ракурсов, нарушение дистанции, масштабов, локализации и др. Поэтому функцию детали может выполнять довольно широкий набор фигуративных элементов изобразительной системы: начиная от абстрактных линий и точек, отдельных орнаментальных и мелодических мотивов и заканчивая автономными изобразительными комплексами (фигурами людей, яркими пейзажными эффектами, зеркальными отражениями, искаженными изображениями и др.). Изменения условий эстетического восприятия предвосхищают появление в поле зрения зрителя новых оптических феноменов. Один из критериев выделения детали из художественно-смыслового континуума произведения – возможности рассматривать ее как самостоятельный смысловой план, то есть самостоятельную художественную целостность, что описывается в главе 2 на примере живописи символизма.

Представленные в данной главе художественные феномены являются своеобразными предвосхищениями детали, ее антиципациями. Описание непосредственного функционирования индивидуального начала в рамках художественного целого – задача следующей главы.



Глава 3. Автономизация точки зрения и композиция

В 3 главе в качестве исследовательской базы служат примеры из переходных периодов в эволюции художественной формы, когда она находится в стадии становления, поиска новых форм выразительности (Ренессанс, романтизм, постмодернизм). В то же время уже в главе 2 фрагментация как результат неравномерности членения изображения на планы рассматривалась на примере символизма, а также приводилась историческая типология способов фрагментирования в искусстве. Но если глава 2 посвящена рассмотрению предпосылок фрагментарности, то глава 3 – особенностям ее проникновения в композицию и смысловую ткань произведения. Способы проявления детали многообразны, но прежде всего связаны с теми новыми целостностями, которые вместе с ней порождаются. Это модифицирующиеся из-за незначительного, на первый взгляд, изменения композиция и смысловая структура произведения, сдвиг в точке зрения автора. Кроме того, деталь функционирует в произведении в различных обличиях, например, в форме цитат или соседствующих друг с другом фигуративных объектов разной степени условности.

Общей целью данного исследования было не столько перечислить примеры автономизации частей внутри художественного целого, сколько проследить многообразие предпосылок такого рода явлений, а также показать некоторые приемы фрагментации в искусстве.

Глава 1. Вариативность соотношения детали и целого. Теоретические аспекты проблемы

Исследование типов выявления и автономизации отдельного выразительного элемента в изобразительном искусстве предваряется обзором концепций, оказавших существенное влияние на построение моделей соотношения художественной части и целого. Из этих концепций следует, что выявление автономной детали зрителем происходит благодаря не столько идентификации по непосредственным визуальным признакам, сколько благодаря интерпретации и переинтерпретации им «невидимых» уровней смысла произведения. В данной главе рассматриваются различные способы находить единицы, слагающиеся в целостность, видеть части наряду с целым. Исследовательская парадигма формального метода в искусствознании, ряда культурологических и герменевтических направлений в теории искусства XX века, гештальтпсихология позволяют найти объяснение процессов фрагментации в классическом искусстве. В то время как формальный метод в литературоведении, феноменология, семиотика, структурализм и постструктурализм создают интерпретационную базу для многих явлений современного искусства и авангарда.

Категории «оптическое» и «осязательное» в моделях языка пластических искусств. Формальный метод искусствознания

Исследование истоков постановки проблемы детали в эстетике XX века уместно связать с фундаментальной оппозицией оптическое/гаптическое, начало разработки которой произошло в рамках формального искусствознания. Каким образом различные стороны нашей познавательной способности участвуют в формировании художественной целостности, как их противопоставление может вылиться в восприятие изолированного аспекта образа – таковы вопросы, затрагивающиеся в указанном направлении. Теории искусства второй половины XX века в значительной мере сохраняют приверженность заложенному в формальном искусствознании противопоставлению визуального и осязательного в эстетическом опыте.