Страница 11 из 17
Решение племена приняли не сразу. Сначала удалились недалеко от цивилизации в лес. Здесь деревья задерживали дикий ветер – промозглый, убивающий быстрее голода. От каждого племени выбрали лучшего Мага, и пятёрка лучших принялась за работу. Люди отдавали им лучшее: еду, одежду, кров – лишь бы работали. Делясь друг с другом накопленным опытом, секретами ранее тщательно скрывавшимися, чародеи бились над главным вопросом – как в новых условиях выжить. Шло время, люди гибли быстро, слишком быстро. Маги работали не покладая рук, отыскивались секреты узконаправленной волшбы, не затрагиваемой веками. Наконец, кого-то осенило: «Звери в лесу живут в любую стужу и легко находят пищу!»
Со временем чародеи создали Великое, уникальное заклятье, неслыханное до сего дня ни одному Магу. Многие испугались, но большинство было на грани. Голодные дети плакали, в города соваться бесполезно – там тоже паника, вспыхнул массовый разбой. Чужакам в города стража даже зайти не позволяла – гнала острыми копьями. Одновременно вылавливала и выпроваживала за стены местную голытьбу. И племена решились! Жуткий обряд – слияние человеческого со звериным пошли почти все, и это положило на Борее начало новым пяти расам.
Два начала смешались навсегда, Маги не зря ели хлеб. Каждый народ выбрал себе тотемное животное, ставшее второй сутью, полноправной половиной человека. Так появилась пятёрка кланов. Людей к обряду не принуждали, и немногие отказавшиеся, не выдержав суровых условий, погибли. Прошедшие же перерождение получили возможность в любое время перекидываться в животных. Чудо, но новые люди даже в человечьем обличье почти не мёрзли!
Дела пошли на лад. Звериное начало отточило в человеке способности, о которых Маги даже не подозревали. По лесам начали рыскать люди-волки, в ледяном море плавать люди-тюлени. Люди-барсы и люди-рыси прыгали на добычу с деревьев, а крупные медведи стали чудить для леса невиданное – охотиться большими умными стаями, загоняя целые стада оленей. Организм начал принимать сырое мясо с той же лёгкостью, что и приготовленную пищу. Вдобавок даже в человечьем обличье обретались новые способности. В Клане Медведя, например, люди получили чудовищную силу; поселившиеся у моря Тюлени могли задерживать дыхание на полчаса, и это в ледяной воде! С хищниками проблем не было тоже, люди-звери оказались намного крупнее большинства обычных лесных. Если мужчина из Клана Рыси весил к примеру, от четырёх до пяти пудов, то перекинувшись, весил столько же. Ко всему прочему, новые расы оказались неоспоримо доминирующими при смешении с обычным человеком, ребёнок всегда рождался с врождёнными способностями клана. И неважно, кто носитель новой расы, мать, отец – всё одно, ребёнок рождался со звериным естеством.
Со временем и человеческая внешность пяти новых рас претерпела изменения. В одном клане люди начали прибавлять в массе, у других изменялся цвет волос и осанка. Поначалу больше всех радовались Медведи. Когда люди Клана Волка, Рыси, Барса и Тюленя перекидывались в зверя, то оказывались намного крупнее лесных родичей, Медведи же наоборот, мельче. Да, что это за медведь такой, в четыре пуда?! Позор! Но с каждым поколением младенцы у Медведей рождались всё крупнее. Спустя долгие века люди Клана Медведя превратились в настоящих гигантов-силачей, размер и средний вес взрослого мужчины сравнялся с тяжестью настоящего косолапого – около тридцати пудов – в пять раз тяжелее обычного человека!
Только там, где начинаются сильные различия во внешности, быстро приходишь к отчуждению, столкновениям, интригам, войнам. Со временем кланы сильно обособились, стали делить территорию, враждовать. Правда враждовать начали всего четыре. Пятый, Клан Тюленя, покинул леса, поселился у моря, охотился под водой, и с остальными не пересекался.
Самым успешным оказался Клан Снежного Барса. Остальные, хоть и враждовали между собой, а к Барсам чёрной завистью исходили сообща. Барсы оказались лучшими охотниками, а время смешало в них звериное с человеческим невообразимо причудливым образом, наградило сказочной внешностью. Если в других кланах маятник изменений качнулся больше в сторону звериного, то у Барсов к какой-то нереальной, божественной красоте. Лишней растительности на теле и лице не появилось, а которая была – приобрела цвет свежевыпавшего снега. Волосы на голове, ресницы, брови, растущая борода – всё стало белоснежным. Радужка глаз, непонятно по каким причинам, приобрела цвет отполированной стали. У людей, гномов, горных великанов, у всех разумных рас перехватывало дух, стоило увидеть человека из Клана Снежного Барса. Казалось, на землю сошли Боги!
В Клан Барсов началось паломничество, из дальних краёв приезжали тысячи любопытных, подносили дары, чтобы полюбоваться диковинной красотой. Даже с других материков ездили. Барсы не отказывали, дары принимали. Жалко, что ли? Пусть смотрят. Барсы усилились, разбогатели, охотиться стали редко. Поток даров превысил потребности, стали торговать. Слава загремела на всех материках. Лучшие бойцы, лучшие охотники, лучшие… лучшие… лучшие! Всё чаще стала проскальзывать фраза: «Дети богов!»
Медведи, Рыси и Волки в ярости скрипели зубами. Почему всё достаётся Барсам?! Ведь они такие же! Неприязнь со временем переросла в дикую ненависть. Забыв на время междоусобицу, тройка кланов объединилась, и Барсов с лица земли решили стереть. Тюлени предложение троицы отвергли не раздумывая – разборки сухопутных их давно перестали интересовать.
В кровавой битве Снежные Барсы пали. Но не всё получилось, как виделось заговорщикам. Да, защитники полегли все до одного, но, несмотря на трёхкратное меньшинство, прихватили с собой две трети нападавших. Клан Снежных Барсов перестал существовать; детей, стариков, женщин – всех вырезали под корень, а деревянный город спалили дотла. Лишь один ребёнок ускользнул из той бойни – Буран.
Когда дозорные Снежных Барсов унюхали подступающее войско сразу трёх кланов, Дунай – мудрый вождь Барсов, всё понял, и незамедлительно отослал сына в лес, взяв с него клятву – выжить, во что бы то ни стало, и если клан падёт – отомстить. Так одиннадцатилетний мальчик остался один на один с жестоким миром.
* * *
Тяжёлые капли оленьей крови капают на снег изредка, большая часть сочится через стиснутые клыки прямо в пасть. Снежный барс, крупнее обычного раза в два, прёт добычу через сугробы осмысленно – слишком осмысленно. Оленя убил минуту назад, плоть ещё тёплая, красные струйки текут по языку, но солоноватую влагу глотать приятно. Ноздри трепещут, втягивают запах убитого зверя, крови, чистого снега и мёрзлой коры. Сердце бухает мощно, разгорячённое недавней погоней ещё ярится, нагнетает в мышцы кровь, назойливо подталкивает вновь перейти на бег.
Ему нравится рыскать по лесу, выслеживать, затаиваться, вдыхать дурманящие запахи дикого края – здесь настоящее чувство свободы, дом.
Белая кошка двигается хищной поступью, легко, словно вес взрослого оленя, удерживаемого за загривок поперёк пасти совсем не тяготит. Мощные челюсти, как стальные тиски, сжимают добычу нагло, необычно для простых хищников, держат тушу не на загривке, а полностью на весу, копытами вперёд! Нерастраченная сила проявляется в каждом сокращении мышц, тело словно кричит: «Смотрите, идёт царь леса»!
Барс деловито выбрался на тропку – охотники гномы натоптали – засеменил в сторону запахов человеческого жилья и гномьих костров. От последних запах особенно силён, бьёт сапогом в нос. Наконец в лесной чаще показался просвет, барс остановился: «Здесь».
Олень бухнулся под ноги, взбив облако снежного пуха. Кошка потянулась хищным прогибом, зевнула и озорно прыгнула в ближайший сугроб. Барс начал игриво кататься на спине, радостно урчать, теребя лапами хвост, пытаться ухватить пастью. Когда тучи белых хлопьев улеглись, на месте белой кошки оказался обнажённый мужчина.
Буран вскочил, на лице улыбка, растёрся пригоршней снега, зачерпнул ещё, вытер кровь с губ и шеи. Оглядевшись дико и радостно, сильно закинул голову; в попытке обнять весь лес широко раскинул руки и вдохнул всей грудью. Бодрящий воздух рванулся в лёгкие, норовя разорвать кожу. Ноздри раздулись, от сладкого духа закружилась голова. Толстые рёбра, привыкшие держать могучие удары, затрещали, кожа вспыхнула жаром, словно шкура, брошенная на угли. Буран только сейчас ощутил, как кровь нерастраченной силой рвётся наружу. От прилива бодрости захотелось кричать!