Страница 8 из 13
–Так, граждане, граница на замке! Период прохождения терминала начнется через семь лет, три месяца и восемнадцать дней.
Смотреть со стороны на Лихого было прикольно. Сам факт того, что в глухом уголке леса стоял таможенник, производил на него неизгладимое впечатление. Нижняя челюсть самопроизвольно пошла вниз.
–Понятно, – вывел из ступора Лиходеева Монзырев. – Егор, поворачиваем оглобли, номер не прошел.
–А если послать его куда подальше?
–Можешь. Вот только результат этого, нулевой.
–Вот-вот, слушайся дядю, дядя умный! Он все на своей шкуре опробовал и больше не хочет. Так?
Работник таможни показательно издевался над ними, это сквозило с его наглой морды. Лиходеев знал такую породу людей, ненавидел их. Чисто на автомате провел удар пяткой в лоб наглецу. Нога не встречая сопротивления, прошла сквозь голову человека в форме.
–Ай-яй-яй, Лиходеев! Тебе же русским языком говорено, перед тобой голограмма. Ах-ха-ха-ха!
Смех внезапно оборвался. Преобразившимся голосом голографическое изображение проговорило:
–Пошутили и хватит. Напоследок скажу тебе Лихой. Ты сейчас ближе к двери перехода, чем думаешь, только дверь твоя в другом месте находится. Успеешь ли воспользоваться?
Пучки электронов раздергали в стороны тело представителя информационного органа вселенной, и он в одночасье пропал.
–Что, правда раздавит?
–Может, – односложно подтвердил Толик.
–Ну и хрен с ним! Двум смертям не бывать…
–Стой!
Лиходеев в один миг подхватил сумки, сцепив зубы, бросился к серой пелене перехода. Из горла рвался рык, бодрящий организм перед осознанной катастрофой или подвигом. Ну, это как кому покажется. Натура упертая.
–…Дурак, спрячем тебя в Сибири у нашего друга, казака-характерника, ни одна собака не сыщет.
Окрика Монзырева не слышал.
Нырнул в неизвестность, как ныряет человек в холодный источник. Помнится, Монзырев довольно подробно объяснял, что может происходить с ним при переходе, какие ощущения будет испытывать, выскочив на "другую" сторону. Но такое…
Егору казалось, что он блуждает в тумане. Пелена была настолько плотной, что шаг в сторону мог привести к потере ориентации не только во времени, но и в пространстве. Ко всему прочему, в какой-то момент Лихому почудилось, что его тело сдавили тисками, а на плечи добавили еще килограмм пятьдесят веса. Он пошатнулся, его повело в сторону, ноги заплетаясь под навалившейся тяжестью, изменили направление движения.
Ох, и не хрена ж себе! Может остановиться повернуть назад? Глядишь, полегчает? Как же хочется еще хоть раз увидеть синее небо над головой, услышать щебет птиц, коснуться босыми ногами зеленой травы на нагретой солнцем земле. Душевная боль черной тенью закралась, заползла в душу, а следом шмыгнула и ее сестра – паническая тревога. Обе нашептывали в уши: "Вернись! Пропадешь!". Усилием воли прогнал обеих, как прогонял когда-то не раз на войне. Нет, шалишь! Назад он не повернет. Это как в бою – пошел на удар, добивай, не оставляй в живых того, кто может выстрелить тебе в спину.
Несмотря на плотность пелены и телесный дискомфорт, Лиходеев протиснулся в сумерки дальше. Вот сейчас он выйдет из темноты, и как рассказывал Монзырев, очутится на поляне, а там до реки рукой подать, остудит в воде уставшее тело. Еще шаг, еще! Непонятная тяжесть исчезла с плеч, стало легче дышать. Еще шаг, еще, и сознание целиком и полностью отринуло страхи и подспудные мысли о возвращении. Ну-у!
Тело вывалилось из "перехода" в другой мир. Именно в другой, и именно вывалилось. Запнувшись ногами за корягу, он с размаху повалился в… снежный сугроб, мягко навернувшись теперь уже в белую холодную пелену.
«Мать твою так! Ну, почему зима?»
Лежа на снежной перине, отжался на руках, ощущая ладонями холод снежных колючек. Повернув шею, оглянулся за свое плечо, щурясь от залепивших глаза и нос снежных пробок. Пресловутая, не раз упомянутая Монзыревым мембрана, серо-стальным, зеркальным отливом, водной зыбью морщилась за спиной. Прямо на его глазах, ее сюрреалистическая поверхность проявила иероглиф руны, похожий на телесную татуировку. Короткая вспышка, заставившая зажмуриться, сморгнуть, и зыбь исчезла, будто ее и небыло.
Лиходеев перевалился на спину, черпанув белого крошева за шиворот. Слегка побарахтавшись, с трудом поднялся на ноги. Одежда и обувь, ранее такая удобная и разношенная, сейчас болталась, будто при переходе ее растянули, сделали размеров на пять-восемь больше. Прислушавшись к ощущениям, понял, что и с одеждой и с обувью, не все гладко.
«Мать честная! Что за…»
Взгляд чисто случайно зацепился за кисть его же руки. Это не его рука! Худые, мальчишеские руки, покрасневшие от холодного, стаявшего с них снега, выглядывали из широких рукавов рубахи. Вся одежда обвисла на нем, как на огородном пугале. Повеявший зимней поземкой ветерок, ухватив горсть легкого морозного снежка, бросил в лицо, заставил сознание работать в нужном направлении.
Монзырев упоминал тот факт, что при переходе каждый из прошедших временной коридор, стал обладателем особого дара, умения, запредельного для обычного человека качества. Лихой и сам ожидал чего-то подобного. Оно конечно хорошо, сбросить с плеч энное количество лет, стать моложе. Но не настолько же! Интересно, сколько сейчас его телу, биологических лет? Двенадцать, четырнадцать, может шестнадцать? Бр-р-р! Холодно как. Вот тебе бабушка и Юрьев день. Рассчитывал, что попадет в лето. Попал! Действительно попал. В какой же это год он загремел?
Не заморачиваясь на мыслях, руки самостоятельно проводили работу. От двух сумок с оружием, компом и шмотьем остались одни ручки, остальное сгинуло внутри прохода. Взгрустнул. Обидно, понимаешь! Определился с направлением движения, почапал.
Проваливаясь ногами в глубокий рыхлый снег, оставляя за собой пропаханную тропу, Лиходеев шел, стараясь не думать о том, что ждет его впереди. Стояла задача выжить в зимнем лесу, выйти к людям. Сам лес был густым, и Егору часто приходилось преодолевать бурелом, ну а ко всему прочему прибавлялись овраги и подъемы на возвышения, и все это по глубокому снегу. Лесной массив, за исключением снежного покрова, ничем не напоминал природу средней полосы России. Кое-где, на снежной целине встречались следы животных. Егор не раз натыкался на заячий след. Следуя строго в одном направлении, перпендикулярно пересек следы, оставленные часа три назад волчьей стаей.
Полевой разведчик по прежней жизни, он знал, что зимой волки бродят по огромной территории, выходя на поиски добычи в сумерки и по ночам. Днем прячутся по оврагам. Если стая из схрона вышла днем, значит, припекло, значит оголодали. Сколько их в стае, сказать трудно. Пробежали трусцой друг за другом, ставя лапы точно след в след, как спецназовцы. Глубокий и рыхлый след мешает преследованию добычи. Скорее всего, где-то неподалеку деревня. Видно, даже для них снег настолько глубокий, что звери проделали в нем траншею. Егор и сам вымотался торить тропу, пот заливал лицо и мороз ощущался лишь слегка. Если он остановится, горячий пот покроет тело холодом влаги, мороз войдет в поры кожи, заставит мозг безразлично воспринимать окружающий мир, а глаза сами собой захотят слипнуться, погрузиться в отдых. Хренушки вам! Пусть его новое тело и не тренировано, пусть ему тяжело, но он молод, а мозги старого воина не допустят безразличия. Он выдержит любые нагрузки! Короткий привал. Отдышаться!
Двинулся дальше. Пушистые, первозданно чистые, лежат под деревьями сугробы. В этой действительности нет химических заводов, и выбросов в атмосферу таблицы Менделеева нет. На зелени исполинов повисли белые шапки снега, ветви опустились под их тяжестью. Эти высокие сосны, укрывшись одеялом, уснули до весны. В своем беспробудном сне, они лишь убаюканные ветром раскачивают тени на нетронутых сугробах. Молодые деревца, изредка попадавшиеся то тут, то там, по направлению движения, стволами согнулись под тяжестью белого кружева налипшего инея и снега на них. Протиснулся между кустарником и старой елью, чуть задел лесную красотку, и с ее высокой вершины, прямо ему на голову и плечи, сорвалась огромная белая шапка, рассыпаясь серебристой легкой пылью, погребла в снежном мареве.