Страница 34 из 244
— Это я уже запомнил, — кивнул Келвин, — и прошу меня сейчас извинить, мне еще необходимо спасать наш… ваш феод, господин граф, — добавил он с сарказмом, но Дайрих остановил его жестом.
— Я тебя еще не отпускал. Я позволю выпустить Стивки из тюрьмы и даже позволю ему здесь появиться, если он захочет принести извинения, в противном случае он должен немедленно отправиться на передовую и не появляться в центральных районах феода под угрозой смертной казни. А если попробует сбежать, то его расстреляют как дезертира, — сказал граф спокойным тоном, возвращаясь на свое место. — Я и так его слишком долго терпел, пора с этим заканчивать. Если собака начинает беситься, ее нужно сажать на цепь. Или пристрелить, что даже лучше… хотя я надеюсь, что на фронте мои враги окажут для меня такую любезность. Теперь можешь идти, Келвин.
— Благодарю вас, граф, — наследник демонстративно поклонился, — за ваше желание держать друзей подальше, а врагов поближе. Надеюсь, нам не придется об этом жалеть.
Не дожидаясь разрешения выйти, Келвин развернулся на каблуках и покинул отцовский кабинет, злясь одновременно на себя, на графа и на все происходящее. И больше всего он винил, конечно, своего отца, почувствовавшего власть так близко, что, казалось, еще немного и можно будет крепко схватить, больше никогда не отпустив. Только именно это оставшееся «немного» могло разрушить все, к чему они шли десятки лет и несколько поколений. Отец в своем стремлении к власти начинал выходить за рамки дозволенного, не понимая, что может произойти, если он приграет. Однако Келвин не хотел видеть, как гибнет его феод, и, чтобы спасти Тоскарийское графство, ему нужен был Стивки.
Тюрьма располагалась на нижних уровнях подземелий, под техническими этажами, где размещались необходимые для жизни и работы замка реакторы, очистительные системы и генераторные, запрятанная так глубоко, как только это возможно. И сбежать из нее было фактически нереально, наверх вела всего лишь одна лифтовая шахта, которую могли взорвать в любой момент, а в случае необходимости даже затопить всю тюрьму сброшенной с реакторов горячей плазмой, спалив внутри все живое. И там, в небольших камерах, закрытых лазерными решетками, томились пленники графства, ожидавшие решения феодала о своей дальнейшей участи. Про существование некоторых порой забывали, и они доживали свой век в этих каморках, окончательно сходя с ума из-за невозможности выбраться наружу и снова увидеть над головой небо вместо столь надоевшего закопченного потолка, забывая даже человеческую речь и то, кем когда-то были. Тех же, кто не выдерживал плена и умирал, просто отправляли на переработку в генераторы биомассы.
Келвин был глубоко в подземельях замка лишь однажды, когда уговорил все-таки своих учителей устроить ему туда экскурсию, настояв на том, что ему необходимо знать, с чем же он все-таки столкнется в будущем, когда будет править и командовать. Для подготовки к подобному нет ничего лучше, чем увидеть собственными глазами все это, начиная от катакомб родного замка и заканчивая командованием войсками собственного феода. Но тогда он не спускался к тюремным уровням. Сейчас наследник даже немного нервничал, представляя, что может там увидеть, пока лифт, равномерно гудя, спускался все ниже и ниже, и в узкой щели между створками дверей равномерно с пятисекундными паузами мелькали фонари этажей.
Единственный лифт, спускавшийся так глубоко, отличался от остальных совсем маленькими размерами — в нем с трудом могло поместиться три человека. Сделано это было специально для того, чтобы в случае бунта или попытки бегства заключенные не смоли прорваться, захватив лифт, который почему-то не будет отключен. С другой стороны, это несколько затрудняло возможности посетить тюрьму большому количеству народа, хотя подобное было даже менее вероятным, чем бунт там.
Келвин взял с собой только двоих охранников с верхнего уровня, и то больше в качестве проводников, поскольку времени разбираться, где именно Стивки сидит, у него не было. Этого человека следовало как можно быстрее вытащить оттуда и вернуть на фронт, где его таланты и познания были больше, чем просто необходимы.
Когда лифт все-таки остановился, наследник графства мысленно порадовался этому, хотя сразу же застегнул воротник мундира на все пуговицы, в каменных тюремных коридорах, расположенных так глубоко под землей, было сыро и холодно. Настолько, что при каждом выдохе изо рта вылетало облачко пара. Над головой нависали низкие арочные своды, опирающиеся на короткие и толстые колонны, прижавшиеся к стенам, освещенным лишь плазменными факелами, отбрасывавшими голубые отблески, мерцавшие на каменных сводах. Здесь практически не было людей, работы по охране и раздаче пищи пленникам выполняли дроиды с уже потускневшими корпусами из-за большой влажности. С плесенью, расползшейся по стенам и полу, не справлялись даже роботы уборщики, появлявшиеся здесь довольно редко и часто ломавшиеся все из-за той же сырости.
Коридор, ведущий к лифту, был прямой и насквозь простреливался двумя пулеметными турелями, которые в случае бунта могли устроить настоящую бойню пытавшимся прорваться здесь заключенным. В конце него была глухая дверь, сейчас открытая, возле которой дежурили два вооруженных дроида. Келвин поправил полы мундира и смело двинулся вперед, жестом приказав охранникам указывать дорогу. Низкие и плохо освещенные каменные коридоры тюрьмы производили самое гнетущее впечатление, и ему хотелось как можно быстрее покинуть их, вернувшись в теплые и ярко освещенные жилые уровни, где не пахло сыростью и страхом.
Камеры начинались сразу за дверью, одинаковые лазерные решетки в арочных проемах между колоннами, и возле каждой стоял легкий охранный дроид, единственный, кто мог включить или отключить саму решетку. Никакого централизованного управления здесь никогда не было, то ли дала сбой одна из систем безопасности, то ли просто никто не хотел с этим возиться, поскольку пленников все равно было не так уж много. Здесь, в подземельях замка держали только тех, чьи жизни могли угрожать графству, и сами по себе являлись бомбами замедленного действия, которые могли взорваться, оказавшись на свободе. Так что граф предпочитал не рисковать, уничтожая угрожающие ему опасности, а не прятать их по тюрьмам.
И все же Келвин был неприятно удивлен, увидев, во что превращаются люди здесь. Пленники больше напоминали жалкие тени самих себя: облезлые, в истлевшем тряпье, некогда бывшим однотипной тюремной униформой, заросшие, немытые и нечесанные, с дикими полубезумными глазами, полными отчаяния или совсем безжизненными и потухшими. Некоторые сидели, покачиваясь и уставившись в одну точку, другие что-то ковыряли в стенах, третьи бросались к решеткам, увидев посетителя, старались дотянуться, обжигая руки о лучи, и кричали что-то о помиловании и раскаянии. Смотреть на них было неприятно, и Келвин поспешно отводил взгляд, уже мечтая только о том, чтобы вытащить Стивки и как можно быстрее покинуть это жуткое место.
— Это здесь, господин, — сказал один из охранников, когда они завернули за угол. Здесь начинался еще один длинный коридор, но углубляться туда не стали, подойдя к одной из решеток совсем рядом с поворотом. Келвин увидел там Стивки, чем-то бинтующего костяшки кулаков. Удивительно, но он оставался в своей форме, хотя, казалось, должен был получить такой же комплект спецодежды, что и все остальные. Чуть понятнее стало, когда Келвин бросил взгляд на дроида-охранника с заметными отпечатками кулаков на тонком внешнем корпусе. Кажется, Стивки умудрился подраться с боевыми дроидами и даже победить. Охранник, глянув на пленника, убедился, что тот не представляет серьезной опасности и повернулся к наследнику графа: — Будьте осторожны, господин. Если что, мы будем у дверей. Не смею больше вам мешать.
— Стивки, уделите мне немного своего времени? — встав со своей стороны решетки, обратился Келвин, привлекая внимание заключенного. Наемник оторвался от своего занятия и поднял на него глаза, пытаясь разглядеть в полумраке, кто же пришел скрасить его одиночество.