Страница 65 из 91
— Ты это слышишь? — Ника вывела его из раздумий.
Артур очнулся и прислушался. Где-то, в стороне ворот мужской голос кричал: «Оленька! Я здесь! Оля! Я тебя люблю!».
— Что за черт? — Артур побежал на звуки, за ним — Ника.
У ворот разгоралась нешуточная борьба. Владимирыч находился за воротами, держа наготове дубинку, и по рации кому-то объяснял ситуацию. В нескольких метрах от охранника стоял мужчина лет сорока, в костюме, местами запыленном, с прорехой у рукава, в сбившемся набок галстуке. Он выкрикивал фразы, подаваясь вперед и отводя руки назад, как это делают обиженные дети. Поскольку ворота были приоткрыты, Ника за Артуром вышла было за ворота, но охранник заметил ее, рявкнул, приказав исчезнуть.
Мужчина в костюме так же заметил девушку и попытался прорваться к ней, на территорию Дома, но Артур преградил ему дорогу. Этого рывка было достаточно для того, чтобы Ника вскрикнула от страха.
— Оля, Оленька! Любимая, я пришел к тебе! — взвыл поклонник.
— Ты кто такой, мужик? — Артур схватил за рукав незнакомца.
Мужчина переключил свое внимание на новую помеху:
— А ты кто такой?
— Я первый спросил.
— Я — Андрей Куприн, я — суженый Оленьки Николаевой.
Артур от удивления разжал пальцы и тут же ухватился за другую часть сюртука:
— Ты на себя посмотри, какой ты суженый? По тебе ветлечебница плачет, козел!
Они сцепились, обхватив друг друга, как два борца, повалились на землю. Прозвучавший где-то рядом выстрел был кстати (Владимирыч, наконец, получил разрешение по рации и пальнул в воздух) — дерущаяся парочка моментально распалась.
— Уходи, пока наряд не приехал! — Владимирыч навел пистолет на мужчину.
— Я вас обоих запомнил! — поклонник пальцем показал на Артура и охранника, — все равно я женюсь на ней.
— Я тебя тоже запомнил! — Артур запальчиво выкрикнул в спину удаляющемуся. — Эй ты, Андрей Козлов! Она идет со мной, понял ты, старый козел? Поищи себе в деревне козу!
— Я тебя запомнил! — повторил мужчина, оборачиваясь, — еще посмотрим…
— Что это за псих? — отряхивая пыль с одежды, Артур спросил у бледной Ники, — давно он тут ошивается?
— Первый раз, — Владимирыч услышал вопрос, — до сегодня только букеты посылал… Надо усилить охрану… Ты посмотри, какой шустрый.
— А что он тут про Ольгу говорил? — Артур потопал ногами, поднимая белое облако над туфлями.
— Сумасшедший, — просто объяснил охранник, — он тут до вас минут пятнадцать мне мозги жевал, говорил, что суженный, что он и есть ее принц, потому что у него первые буквы совпадают… Так, я пойду, свяжусь с начальством, надо доложить. А вы, греха подальше, идите-ка в дом…
— Как страшно! Сколько таких ненормальных. Уйдешь с проекта — и тебя в подворотне этот псих встречает! Или кислотой лицо обольет, если откажешь… — Ника была напугана не на шутку: ее трясло.
Артур вдруг подозрительно посмотрел на девушку:
— Откуда этот дебил знает про имена? Ты кому еще говорила про это?.. Чего молчишь?.. Говори!
Виноватое, напуганное лицо Ники и ее молчание красноречиво доказывало правильность догадки. Артур схватил девушку за плечи и встряхнул:
— Я спрашиваю, кому ты еще сказала, дура?
— Отстань от меня! Кому надо! — Ника вырвалась и торопливо пошла к особняку.
Артур догнал ее и, поймав за руку, остановил:
— Ты зачем это сделала?
— Меня Стрэн попросил все рассказывать. Отпусти!
— Ты хоть понимаешь, что ты наделала, недоделанная кузина-белошвейка?
— Я же не знала, что этот псих появится… — Ника расплакалась, уткнулась в плечо молодого человека, но он ее оттолкнул, — я должна была…
— Антилопа! Ревнивая антилопа! Ну и что теперь делать? Я из-за тебя себя последней сволочью чувствую…
Ника вытерла слезы и сказала зло:
— Поздно. Что будет — то будет. И ты меньше языком болтай.
— Ты не просто антилопа, ты — ведьма! — Артур возмущенно плюнул на землю и пошел назад, к воротам, у которых стояла его машина.
78
В воздухе ужас
От жадного зарева.
Рында, плачь громче!
Как холодно и как пусто стало вдруг. Захотелось умереть сразу, сию же секунду — закрыть глаза и, наконец, долететь до этой проклятой земли и разбиться об нее хрусталем, на миллиарды осколков. Чтобы потом невозможно было собрать, оживить и заставить мучиться дальше. Господи, что же происходит?
Нарыдавшись и уснув от измождения, ненадолго, она проснулась и, словно набравшись сил, снова заплакала: перед глазами стояла пропасть, в которую она летела долго-долго и, подлетая к дну, вдруг опять оказывалась наверху и снова падала. Неужели все, что было, — фальшь, Игра или, еще страшнее, так, для разнообразия?.. Нет, она должна сопротивляться и продолжать верить, верить, верить!..
И все же, почему Он молчит (если то, в чем Ее пытались убедить — ложь), почему не мог передать через Веру, Нику, или, наконец, Нинель, Виктора, что все нормально, что скоро Они встретятся, что… Да мало ли чего можно было передать! Что угодно, лишь бы это стало защитой, доказательством Его невиновности.
Пустота. Земля ушла из-под ног, когда Артур, неловко извиняясь за плохую новость, сообщил, что Макс больше не придет. Никогда. Если бы Артур попытался спрятать улыбку, или на его лице промелькнуло бы нечто другое, указывающее на Игру, Ольга усомнилась бы в новости, дала бы шутнику очередную оплеуху. Но на лице гостя было только сожаление, да и говорил друг Макса неохотно, через силу. Наверное, со стороны, она выглядела ужасно, вызывала жалость, потому что Артур вдруг стукнул кулаком по спинке рядом стоявшего стула и шагнул вперед: «Прости, я не должен был этого делать…» Это было мило с его стороны — пожалеть влюбленную и обманутую дурочку. Ольга нашла в себе силы поблагодарить за искренность, и Артур стыдливо покраснел, силясь ответить, но в это мгновение в столовой появилась решительная Ника. «Ну что, сказал?» — сурово спросила она у молодого человека. «Да, — за Артура ответила Ольга. — Я не верю». — «А фотографию показал?».
Молодой человек зло посмотрел на Нику, вытащил из нагрудного кармана цветной прямоугольник, швырнул его на стол и в бешенстве вышел, бросив Ольге мимоходом: «Прости!» На фотографии веселый Макс в черном сюртуке, с белым цветком на груди, держал на руках девушку в белоснежном пышном платье; позади пары под открытым небом стояли яркие шатры и, возле них, на изумрудной траве, длинные столы, возле столов — толпы людей. Ольга, еще находясь в состоянии удивленного шока, вернула Нике фотографию и сказала спокойно: «Убери, я не хочу больше на это смотреть». «Так что, ты пойдешь с Артуром?»- словно это единственное интересовало Нику. «Пойду», — тихо ответила Ольга и больше ничего не сказала, медленно, будто вмиг постаревшая вдова, пошла наверх, в свою тихую комнату, закрыла за собой дверь на замок, села на кровати, долго смотрела в пол, потом легла, обхватив подушку, — и, наконец, завыла, вздрагивая и давясь звуками…
Отдохнув в субботу и воскресенье, Ольга вернулась, с ожесточением и стиснув зубы, к занятиям в комнате с зеркалами, чтобы вынести отсутствие Макса, чтобы выплеснуть свой страх и одиночество, чтобы, вырабатываясь до седьмого пота, не думать, не чувствовать, не помнить. Костюмов она больше не надевала, но, истязая свои немного расслабившиеся мышцы, вела себя подобно заключенному, готовящемуся к побегу из неприступной крепости.
И если до сегодняшнего дня, до среды, она хотела сделать это ради Макса, то теперь она доведет дело до конца ради себя. Нет, пока она не будет больше думать о том, что произошло. Пусть Ника смотрит на нее своим хищным взглядом, пытается найти тень печали, пусть проклятые камеры не спускают своих глаз с нее, объявившей войну могущественному Рейтингу. Пусть Вера, Стрэн и другие, с ними взятые, рассчитывают на Ольгину покорность… Пусть! Ничего они не получат — она не будет их крепостной, кроткой и милой Золушкой.
«Святая Феврония, помоги! Дай мне мудрости и сил вынести это…»
79