Яков. Воспоминания

И вдруг в одно сентябрьское утро тишина и неспешность Затонска были нарушены самым пренеприятнейшим образом. В заброшенном доме было найдено тело девочки-гимназистки с перерезанным горлом.

Новость мгновенно облетела весь Затонск. Новости тут вообще распространялись быстрее ветра. А уж такая! Городок заволновался. Подробности же, выяснившееся в процессе первичных опросов, и вовсе приковали к убийству внимание всей городской общественности: три барышни-гимназистки из хороших, уважаемых купеческих семей, пробрались ночью в дом, имевший в городе славу места странного и проклятого, для того, чтобы, не больше, ни меньше, вызвать дьявола. Далее молва сходилась на том, что попытка вызова удалась, но явившийся нечистый разгневался, что его потревожили, и отомстил. Тут уж и вовсе все перепугались. А ну как вызванный дьявол не убрался в свою преисподнюю? А ну как продолжит мстить?

Несчастный Иван Кузьмич, на которого давили из-за этого дела со всех сторон, чуть не со слезами умолял меня поторопиться с расследованием:

— Яков Платоныч, голубчик! Ведь дело-то того, резонансное! Ведь не сносить нам с вами голов! Уж Вы постарайтесь поскорее, поймайте эту нечисть, тьфу на нее!

Чувства Ивана Кузьмича были мне очень понятны. Вот только торопливость в расследовании я никак приветствовать не мог. Уж больно странным было это убийство. Проклятый дом, дьявол и прочее, конечно, поражали воображение антуражностью своей, но я в дьявола не верю, как, впрочем, и во всю прочую мистику. А опыт мой подсказывал мне, что самые наимистические дела на поверку оказываются весьма приземленными. Надо лишь разобраться.

И для этого, в первую очередь, нужно было побеседовать с действующими лицами трагедии — оставшимися в живых гимназистками, которые на сегодняшний момент являлись первыми подозреваемыми. И сделать это было лучше непосредственно на месте преступления. Я разослал отцам девочек приглашения прибыть с дочерьми в дом купца Курехина к назначенному времени для проведения следственного эксперимента и дачи показаний. Оба ответили, что будут вовремя. С адвокатом. Что ж, это их право.

А я пока решил побеседовать с доктором Милцем в надежде получить какие-нибудь новые сведения по делу. Да и просто все обсудить ради упорядочивания мыслей. Доктор был, без сомнения, материалистом и сомнительных версий о роли дьявола в происходящем выдвигать бы не стал.

— Одна гимназистка зарезана, а две другие напуганы до смерти, но вины никто не признает.

— Знаете, Яков Платоныч, я откровенно не понимаю, откуда мотив должен был быть у этих девочек, — доктор был откровенно расстроен происшествием, даже взялся обсуждать со мной мотивы, чего обычно не делал.

— Кровь убитой на платьях у обеих девочек, и у Кати Прохоровой, и у Сони Молчалиной.

— Да, но ведь трудно представить, что одна держала, а другая наносила удар.

— Очень бы не хотелось в это поверить. Так что по Вашей части, доктор?

— Ну, здесь достаточно все очевидно, — вздохнул Милц. — Удар был нанесен сверху, глубокая колющая рана. Такое ощущение, что кто-то стоял сзади.

— Наваждение. Но ведь такой удар вряд ли получится случайно? — в попытке прояснить хоть что-то я пытался убедить доктора поделиться со мной хотя бы предположениями, раз уж фактов было так мало. Но доктор Милц предположения не любил.

— Да… Vita brevis, ars longa, — со вздохом произнес он.

— Жизнь коротка, опыт обманчив, а наука обширна? — что ж, с Гиппократом не поспоришь.

Но если доктор перешел на латынь, стало быть, факты у него закончились, а предположения он строить не станет. Пришлось откланяться с тем, что есть. У меня еще есть некоторое время до встречи с подозреваемыми и их отцами, чтобы еще раз осмотреть место преступления. Может быть, второй взгляд будет острее первого.

Бывший дом купца Курехина был большим, гулким, пыльным и заброшенным. Заколоченные окна, огромное пыльное стенное зеркало, огарок свечи на подзеркальнике. Следов мало, и все они, похоже, принадлежали девочкам. В центре комнаты четыре свечи окружали разбитое зеркало. Эту композицию внимательнейшим образом изучал Коробейников, снявший сюртук и улегшийся прямо на пыльный пол, для удобства изучения, видимо. Или от пущего рвения.

— Похоже, после девочек в доме никто не появлялся? И что скажете, Антон Андреевич?

Мой помощник прекратил собирать пыль на костюм и ответил со вздохом:

— Да что скажешь тут? Ничего не понятно!

— А по существу? — Иногда сентенции Коробейникова меня слегка раздражали. То, что ничего не понятно, я и сам понимаю.

— Три гимназистки решили вызвать дьявола и одна из них пала жертвой… ну… Нелепость!

— И что вы по этому поводу думаете? — спросил я, одновременно пытаясь рассмотреть внимательнее окровавленное разбитое зеркало, лежащее на полу.

Коробейников схватил меня за рукав, не дав прикоснуться к осколкам:

— Я думаю, что это очень плохая примета, — встревоженно произнес он, указывая на зеркало.

Ну, все понятно. Мистическая часть этого дела полностью завладела воображением моего помощника. А воображение у него богатое весьма. Часто это только на пользу, в нашей работе без воображения никак. Но оно все же не должно застить разум! А то, что дальше произнес Антон Андреевич, и вовсе ни в какие ворота не лезло:

— Надо вызывать Анну Викторовну! Как можно скорее! Потому что здесь очевидно какая-то чертовщина!

— Да подождите Вы со своей Анной Викторовной! — я едва сдерживал злость. Склонность моего помощника к мистицизму меня бесила.

— Ну не могли девочки убить свою подругу, Яков Платоныч!

И его идиллические представления о людях бесили тоже. Сдерживая раздражение, я промолчал, потому что-то, что мне хотелось сейчас высказать, вряд ли было конструктивным. Оно и печатным-то вряд ли было! Поэтому я молча продолжил осматривать дом.

Коробейников, видимо, уловил мое настроение, потому что заговорил, меняя тему:

— Здесь еще совсем недавно жили Курехины, — вздохнул, — а теперь вон чего.

Мое внимание привлекла заколоченная дверь.

— А что находится за этой дверью?

— Проклятое место, — пробормотал Коробейников себе под нос.

— Что?

— Да ведь отец-то убитой девочки повесился, в этом самом доме, в этой комнате. Месяц назад. Даже записки не оставил. И ведь дела у него неплохо шли вроде! А теперь вот и дочь его тут убили.

Ого. А вот это уже по-настоящему любопытно. Нужно будет поподробнее разузнать об этом самоубийстве. Если это, конечно, самоубийство было.

Спустя некоторое время подъехали оба купца с дочками. Отцы были расстроены, дочери испуганы. Ждали адвоката, Виктора Ивановича Миронова. Вскоре подъехал и он, тоже, почему-то в сопровождении дочери. Сбылась мечта Антона Андреевича

Анна Викторовна в утреннем платье и хорошенькой шляпке совсем не напоминала сегодня того сорванца, запомнившегося мне по делу Кулешовых. Выглядела она напряженной и огорченной, что вполне объяснялось обстоятельствами. Вот что обстоятельствами никак не объяснялось, так это ее само присутствие здесь. Впрочем, раз ее отец не возражает, я тоже не стану. Пусть присутствует, следствию это не помеха. И я начал допрос.

— Антон Андреевич, записывайте. Начинаем допрос по делу об убийстве Олимпиады Курехиной. Присутствуют свидетельницы: Софья Молчалина в сопровождении отца, Екатерина Прохорова в сопровождении папеньки. И адвокат господина Прохорова, господин Миронов.

Протокольную часть прервал резкий звук: Анна Викторовна, стоявшая у зеркала, опрокинула подсвечник. Все обернулись. Виктор Иванович, сглаживая неловкий момент, представил:

— Это моя дочь, Анна Викторовна, — и, после крохотной заминки, — мой ассистент.

Что ж, пусть будет ассистент, не суть. Главное, что ситуация исчерпана и я могу продолжать допрос:

— Давайте к делу. Ну, расскажите, девушки, что же вам взбрело в голову среди ночи срываться из дома дьявола вызывать?