Яков. Воспоминания

Адвокат Миронов явственно поморщился, всем видом показывая мне, что на эти дамские дрязги особого внимания обращать не следует. Да уж, с каждой минутой Виктор Иванович становился все более мне симпатичен.

Поток сплетен был прерван появлением служанки, доложившей, что Петр Иванович Миронов ожидает в кабинете. Виктор Иванович, выпрямившись и глядя мне прямо в глаза произнес:

— С Вашего позволения, я, как адвокат, хотел бы присутствовать при разговоре.

Хорошо он это сказал. Я был уверен, что он настоит на своем присутствии, но меня интересовало, как именно. У него получилось очень достойно. Уверенно, твердо, и в то же время без лишнего давления. Положительно, адвокат Миронов мне нравился.

— Не возражаю.

Петр Иванович Миронов оказался едва ли не полной противоположностью своему брату, и с первого взгляда мне весьма не понравился. Да и не мог, если честно, показаться мне симпатичным человек, называющий себя медиумом и всерьез пытающийся мне доказать, что беседует с духами.

— Итак, вы предсказали госпоже Кулешовой смерть.

— Не я.

В голосе печаль пополам с раздражением, на лице выражение безграничного терпения по отношению к тупому полицейскому, не желающему признавать наличие тонких материй. Добро, Петр Иванович, я вам подыграю. Не стоит пока заостряться на этой теме, не время сейчас.

—Хорошо, не вы. Ну, и что было дальше?

— Что было дальше? Дальше сеанс завершился. Все разбрелись.

Как он подавлен, однако. Отвечает односложно, в глаза не смотрит. И лицо совсем измученное. Что же вас так надломило, Петр Иванович, медиум? То, что сбылось Ваше предсказание?

— А точнее?

— Я предложил Кулешовой совершить прогулку.

Виктор Иванович, все это время мерявший шагами собственный кабинет за спиной брата, не выдержал и многозначительно прокашлялся, явно желая предостеречь того от излишних откровений. Но Петр Миронов то ли не заметил его предупреждения в подавленности своей, то ли предпочел проигнорировать.

— Зачем?

— Была необходимость. Мне показалось, что сеанс произвел на нее неприятное впечатление.

Ну еще бы. Мне тоже было бы неприятно, если бы мне кто смерть предсказал. А я все-таки не барышня суеверная.

— Я посчитал необходимым его развеять и разъяснить ей, что предсказание не есть приговор… — продолжал объяснения Петр Иванович.

Нет, вот в дебри спиритизма углубляться мы не будем. Меня больше события интересуют.

— И куда же вы пошли?

— К реке.

Виктор Иванович уже не расхаживал по кабинету, а метался, как тигр по клетке, только что хвостом не хлестал. На брата поглядывал с раздражением. Видел, что тот собственными словами чуть ли не обвинение против себя строил, но повода вмешаться пока не было.

— Когда вернулись?

— Видите ли, вернулся я один, — несколько смущенно ответил Петр Миронов, — потому как Кулешова сказала, что желает побыть одна. Я ее оставил и ушел. А затем мы с племянницей уехали.

— И, как я понимаю, больше госпожу Кулешову Вы не видели.

— Больше не видел.

Что ж, тут все ясно. Вот только одна беда, я почему-то не слишком верил в вину этого стареющего бонвивана. И все же, что бы не говорила мне моя интуиция, а работать будем как положено.

— Я вынужден задержать Вас, господин Миронов. По подозрению в убийстве.

Петр Миронов даже не расстроен. Похоже, дальше расстраиваться ему некуда. Но явно изумлен. Ему что, в самом деле в голову не приходило, как прозвучал его рассказ?

— Но послушайте… Но это же ведь чушь! Я — убийца? Но это же чушь!

Виктор Иванович наконец-то вмешался в разговор:

— Ваши обвинения безосновательны.

Не нужно быть медиумом, чтобы услышать, как формально прозвучала эта фраза. Есть в моих обвинениях основа, хотя бы для устойчивого подозрения, и Виктор Миронов это понимал. Но брата он защищать будет все равно, виноват тот или нет. А еще Виктор Иванович понимал, что в данном случае я в своем праве, и не хотел ссориться со мной до поры. Ну, ссориться я пока тоже не намерен.

— Следствие во всем разберется. Если Вы не виновны, так Вам ничего не грозит. Но в сложившихся обстоятельствах я не могу Вас не задержать.

Я говорил это Петру Ивановичу, но адресовался к его брату. И всем видом и тоном просил мне поверить и довериться. И все же Виктор Иванович был рассержен.

— Я обжалую Ваши действия.

— Разумеется. Это Ваше право.

Скорее всего, и обжалует. Но в любом случае, у меня будет время разобраться во всех перипетиях этой истории.

— Жду Вас, экипаж у ворот.

Я оставил братьев в кабинете. Пусть поговорят. В конце концов, у Петра Ивановича есть право пообщаться со своим адвокатом наедине. Я надеялся только, что у Виктора Ивановича хватит выдержки, и он не прибьет на месте непутевого братца.

На крыльце я вновь увидел велосипедистку Анну Викторовну. Она только подъехала. Увидала меня, встревожилась.

— Господин следователь? А что случилось?

Вообще-то на такие вопросы я отвечать не люблю. Да уж ладно, очень уж она взволнована.

— У меня было несколько вопросов к Вашему дяде.

— Вы что, дядю моего подозреваете?!

Суть она ухватила мгновенно. Испугана и расстроена. Но больше всего возмущена. И все чувства на лице написаны, не захочешь, а прочтешь.

— Это нелепо! Потому что дядя, он… Он не мог никого убить!

Ну да, весомый аргумент. Неубиваемый. Впрочем, для нее так и есть. Надо же, какая дружная и любящая семья! Поразительно просто.

Кстати, самый повод вернуть барышне ее зеркальце. И задать пару вопросов:

— А все-таки, что Вы делали у реки?

М-да, зеркальце зеркальцем, но я покусился на святое, любимого дядюшку. Теперь я враг. И говорить со мной барышня Миронова не станет. Спрятала зеркальце, даже не поблагодарив, напустила на себя строгий, «взрослый» вид:

— А я вам уже ответила на этот вопрос.

Пришлось ретироваться как можно скорее, чтобы не задеть этого очаровательного ребенка неуместной улыбкой. Бог с ней, что бы она там у реки не делала, уж ее я точно не подозреваю ни в чем.

Наш разговор с Петром Мироновым продолжился в управлении. Я пытался понять, зачем ему понадобилось прогуливаться с Кулешовой у реки поздно вечером. Он пытался объяснить. Увы, понимали мы друг друга с трудом.

— Она была расстроена, и я хотел оправдаться, объяснить ей, что слова, которые вылетели из моих уст, мне не принадлежали. Это говорил дух!

— И для этого нужно было идти к реке?

— Не отвечай, — вмешался Виктор Иванович, меряющий шагами уже мой кабинет, — ты не обязан.

Это он не брату, это он мне. И взгляд вызывающий, и тон. Сердится адвокат Миронов. На брата, на меня, на всю саму ситуацию. Да и как тут не рассердиться? Тем более, что брат его советов не слушал, просто не слышал. Он явно решил выложить мне все как есть. Видимо, хотел показать таким образом, что скрывать ему нечего, поскольку невиновен. Что ж, послушаем его правду.

— А в каких отношениях Вы были с госпожой Кулешовой?

Пауза. Петр Иванович явно смущен.

— Ну, отвечайте, не томите!

— Ну, скажем так, у нас были отношения романтического свойства, я бы так их характеризовал.

Все, хватит с меня тактичности. Этот медиум со своими духами и смущеньями, с хождениями вокруг да около, меня всерьез рассердил.

— То есть, вы были любовниками.

— Эээ… Да.

У Виктора Миронова, похоже, терпение тоже закончилось. Взгляд, который он подарил брату, дивно красноречив, слов тут не нужно. Что ж, понимаю Вас, адвокат Миронов. Ваш клиент закапывает себя все глубже. Да-с, понимаю. Но помогать Вам не стану. У меня, уж извините, свои резоны, мне убийцу ловить нужно. Поэтому я продолжал давить на младшего Миронова:

— И что случилось? Вы поссорились?

— Не то чтобы… — замялся Петр Миронов. — Мы просто поговорили… Затем она сказала, что собирается пройтись, и…

Продолжаем вилять, Петр Иванович?