Яков. Воспоминания

Но у меня не было времени провожать ее взглядом. Подбежал запыхавшийся Коробейников:

— К поискам я привлек местных мальчишек. Удивительно, но они нашли это на берегу.

И он протянул мне позолоченное карманное зеркальце с гравировкой «Анне Мироновой». Итак, барышня Миронова гуляла по берегу, нашла утопленницу и обронила зеркальце. С перепугу что не обронишь. Что ж, Анна Викторовна, вот и повод увидеть вас снова.

Нелепо, но меня и вправду порадовал этот повод. Мне хотелось ее увидеть. Просто так, ни за чем. Хоть вот зеркальце отдать. Может быть, по глубокой ассоциации с Коробейниковым: такая же чистая, такая же непосредственная. Такая же юная. Но с характером! Воспоминания о ней вызывали улыбку. Да, зеркальце — отличный повод! Но это потом, после. Если будет время. А сейчас, господин Штольман, нечего на барышень засматриваться, работа ждет.

Я всегда работал в тесном контакте с патологоанатомами. Врачи люди внимательные и наблюдательные. И часто именно их мнение дает и новый поворот следствию, и необходимые зацепки. Доктор Милц, Александр Францевич, встретивший меня в мертвецкой, произвел самое наилучшее впечатление. И по его собственным словам, он регулярно сотрудничал с полицией в качестве медицинского эксперта. С первого взгляда я понял, что передо мной опытный и уверенный профессионал, искренне увлеченный своим делом. Доктор Милц подтвердил мое подозрение: Татьяна Кулешова определенно была убита. Воды в легких нет, а на затылке рана от удара тяжелым предметом. Итак, несомненное убийство. Ну, что ж, будем искать.

И начнем, пожалуй, с мужа жертвы. Конечно, муж-убийца это самая банальная из версий, но кто же сказал, что ее не нужно отрабатывать!

Заводчик Кулешов, казалось, был просто сломлен, убит горем. Но тем не менее, на вопросы отвечал обстоятельно, я бы даже сказал, старательно. Производил впечатление человека честного, но кто же разберет вот так, с первого взгляда.

Жену, если верить его словам, он любил безмерно. И столь же безмерно баловал. Позволял ей собирать вокруг себя поклонников «творческого плана» — художники, поэты, медиумы. В общем, как я понял, Татьяна Кулешова была хозяйкой этакого провинциального салона. Муж с ее развлечениями мирился, именовал их «невинным флиртом», и вовсе ее не ограничивал. В том числе и накануне, когда Татьяне пришла в голову идея провести спиритический сеанс. Роль медиума в этом действе исполнял некто Петр Миронов. И, по словам заводчика Кулешова, именно он и напророчил Татьяне неминуемую смерть.

Все интереснее и интереснее. Снова Мироновы? Сперва барышня, нашедшая тело, теперь медиум, напророчивший смерть. Отец? Дядюшка? Надо бы прояснить. Родственник, несомненно. Барышня ведь упоминала, что накануне была у Кулешовых на званом вечере. Стало быть, и на сеансе присутствовала. Учтем.

Пока я размышлял о Мироновых и их роли в происшедшем, вмешался Коробейников, до этого тихонечко стоявший в углу со своим блокнотом:

— Прошу прощения, а Вас не смутило, что Вашей жены всю ночь не было дома?

От прямолинейности его вопроса я чуть не вздрогнул. М-да, сыщик из Антона Андреевича со временем получится, научим-натаскаем. А вот дипломатом ему не быть. Не дано.

Впрочем, Кулешов как будто и не заметил бестактности. А может, не ожидал от полиции особой тонкости, поэтому ответил хоть и несколько смущенно, но не скрываясь:

— Видите ли, у нас разные спальни. Я ушел к себе раньше, а утром, когда она не вышла к завтраку, я просто не стал ее беспокоить. А потом приехал городовой…

И он снова разрыдался.

Похоже, от Кулешова мы получили все, что могли, на данный момент, по крайней мере. Пора было откланиваться. Оставалось последнее — сообщить убитому горем мужу, что его жена не случайно оказалась в реке, что ее именно убили, и полиции это известно. Сказать и посмотреть на реакцию:

— Я пока не могу раскрывать всех обстоятельств дела, но то, что смерть Татьяны Сергеевны это не самоубийство, я практически уверен.

Кулешов был шокирован, конечно. Но шок заставил его думать. И в наши руки попала еще одна улика — письмо, найденное слугами в комнате Кулешовой. Да уж, странное письмо. Всего два слова: «смерть неизбежна». Написано печатными буквами, руку не опознать. А вот бумага приметная, специальная. Тут вполне может найтись, за что зацепиться.

На этом, забрав письмо и принеся наши соболезнования, мы с Коробейниковым оставили безутешного вдовца наедине с его горем.

По дороге в участок Антон Андреич, разумеется, не смог удержаться от обсуждения дела:

— Поверить не могу, что Кулешов мог убить родную жену!

Занятное, право, рассуждение, особенно в свете того, что при убийстве супруга другой супруг всегда является главным подозреваемым. Экие идиллические представления о браке у моего помощника! Впрочем, не мне его переубеждать, жизнь справится.

— Мотива пока не вижу. Хотя спали они в разных спальнях, — ответил я ему. И добавил: — Черт их знает, этаких мужей. По полжизни не живут со своими женами, а потом за интрижку убить готовы.

— Алиби у него ведь нет, — Коробейников, как водится, подхватил мои подозрения с полуслова.

Теперь он уже подозревал и мужа. Но с мужем и его алиби нам еще предстояло разобраться позже. Меня сейчас интриговало другое:

— Записка странная. Угроза?

Антон Андреич слушал внимательно, каждое слово впитывал. Но не для того мне помощник понадобился, чтобы в рот смотрел, пора бы ему делом заняться.

— Вы отправляйтесь в управление, наведите справки об этом деле на берегу, которое было пять лет назад. А я наведаюсь к этому господину. Медиуму.

Дом адвоката Миронова был именно таким, как я себе его и представлял. Большой просторный сад с лужайкой, классический стиль, белые колонны, чайный столик на террасе. Типичное поместье преуспевающего провинциального адвоката. Весьма преуспевающего — я наводил справки. Миронов считался лучшим адвокатом города. Как-то не вязалось это со славой медиума, право. К чему ему подобные развлечения? Адвокат обычно человек серьезный.

На террасе пили чай. Две дамы и мужчина. Миронов? И впрямь на вид вылитый адвокат. А вот на медиума не похож. Меня заметили и одарили ожидающими взглядами, слегка встревоженными.

— Добрый день. Следователь Штольман. Я хотел бы поговорить с господином Мироновым.

Мужчина адвокатской наружности с достоинством отрекомендовался:

— Миронов, Виктор Иванович.

Ну вот кое-что и разъяснилось. Этот Миронов не медиум, он как раз адвокат. И папенька барышни-свидетельницы.

— Так мне нужен Петр Миронов.

Адвокат явно встревожился:

— Мой брат? А по какому вопросу?

— Я расследую обстоятельства гибели госпожи Кулешовой и хотел задать ему несколько вопросов.

Теперь напряглись уже все, находящиеся на веранде. Любопытно.

— Позвольте, но при чем здесь Петр? — Виктор Иванович явно намерен был выяснить все до конца прежде, чем отдать брата мне на растерзание. — Я, видите ли, адвокат.

Вижу, как тут не увидишь. Адвокат вы, милейший Виктор Иванович. И хватка у вас, похоже, бульдожья. И брата вы любите, беспокоитесь о нем. От любви большой, беспокоитесь, или так просто, по адвокатской привычке? Или, может быть, братец ваш регулярно дает вам поводы для беспокойства? Впрочем, это выяснится по ходу дела. А пока отделаемся дежурной фразой всех полицейских на всем свете:

— Формальность. Всего несколько вопросов.

Фраза, казалось бы, успокаивающая, но на деле выбивающая почву из-под ног своей неопределенностью. Пусть, пусть нервничают. Тем больше пищи для наблюдений у меня будет.

Виктор Иванович, не найдя поводов мне отказать, попросил служанку пригласить брата в свой кабинет. Супруга же его, Мария Тимофеевна, явно собравшись с духом, принялась за спектакль «светское знакомство за чаем». Пригласила присесть, представила третью участницу чаепития, оказавшуюся соседкой Ульяной Тихоновной Громовой. Ульяна Тихоновна была еще одной участницей вчерашнего вечера у Кулешовых и мгновенно нашла, что мне рассказать. Преувеличенно скорбным тоном, со вздохами и закатыванием глаз, она недвусмысленно дала мне понять, что считала покойную Кулешову особой легкомысленной, если не сказать больше. И что муж Кулешовой ее образ жизни не одобрял.