Страница 16 из 41
В связи с этим, полагаю, признание федерального закона, примененного в конкретном деле Конституционным Судом РФ, не соответствующим Конституции РФ, более обоснованно относить не к «новым обстоятельствам», а, например, к нарушению или неправомерному применению норм материального права, к основаниям для отмены или изменению решения суда, например, в кассационном порядке (ст. 387 ГПК РФ) или к существенным нарушениям норм материального права, повлиявшим на исход дела, основаниям для отмены или изменению судебных постановлений в порядке надзора (ст. 391.9 ГПК РФ).
21 февраля 2008 г. в Совете при Президенте по вопросам совершенствования правосудия, в частности, обсуждался проект Федерального закона «О внесении изменений в статьи 392 и 395 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации», в соответствии с которым предлагалось ст. 392 ГПК РФ дополнить пунктом следующего содержания: «установленное Европейским Судом по правам человека нарушение положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом Российской Федерации гражданского дела, связанного с применением федерального закона, не соответствующего Конвенции о защите прав человека и основных свобод, либо иными нарушениями Конвенции прав человека и основных свобод». В пояснительной записке была указана цель законопроекта – приведение ГПК РФ в соответствие с Европейской Конвенцией «О защите прав человека и основных свобод».
Вместе с тем, согласно ст. 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» «Российская Федерация в соответствии со статьей 46 Конвенции признает ipso facto (в силу самого факта) и без специального соглашения юрисдикцию Европейского Суда по права человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов…»[141].
Таким образом можно сделать вывод о том, что Конвенция о защите прав человека и основных свобод, а также ратифицированные Россией Протоколы к ней, в толковании Европейского Суда по правам человека являются обязательными для российских правотворческих, исполнительных и судебных органов государственной власти, т. е. данная Европейская конвенция, а также Протоколы к ней № 1 и № 4 с 5 мая 1998 г. являются для России обязательным международным правом. При таком понимании системы права представляется дискуссионным вопрос об отнесении установленных Европейским Судом по правам человека нарушений о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом Российской Федерации гражданского дела, связанного с применением федерального закона, не соответствующего Конвенции о защите прав человека и основных свобод, либо иными нарушениями Конвенции о защите прав человека и основных свобод к вновь открывшимся или новым» обстоятельствам». Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод и ратифицированные Россией Протоколы к ней являются видом международных договоров. В силу ч. 4 ст. 15 Конституции РФ международные договоры Российской Федерации являются «составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора». Следовательно, Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод, а также ратифицированные Россией Протоколы к ней необходимо рассматривать в качестве одного из международных договоров, имеющего приоритет над федеральными законами, а не вновь открывшимся или новым «обстоятельством».
Принимая во внимание изложенные правовые аргументы, полагаю, более обоснованным является иное предложение, сформулированное в п. 9 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации»: «При осуществлении правосудия суды должны иметь в виду, что по смыслу ч. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации, ст. 369, 379, ч. 5 ст. 415 УПК РФ, ст. 330, 362–364 ГПК РФ неправильное применение судом общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации может являться основанием к отмене или изменению акта. Неправильное применение нормы международного права может иметь место в случаях, когда судом не была применена норма международного права, подлежащая применению, или, напротив, суд применил норму международного права, которая не подлежала применению, либо когда судом было дано неправильное толкование нормы международного права».
Вместе с тем, действующая ст. 392 ГПК РФ «Основания для пересмотра судебных постановлений, вступивших в законную силу (по вновь открывшимся или новым обстоятельствам)», к сожалению, содержит п. 4 ч. 4, в соответствии с которым к новым обстоятельствам, в частности, относится «установление Европейским Судом по правам человека нарушения положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом конкретного дела, в связи с принятием решения по которому заявитель обращался в Европейский Суд по правам человека».
Затронутые теоретические и практические вопросы правопонимания, правотворчества и правореализации позволяют обратиться и к более общей проблеме – соотношения и взаимосвязи международного права и российского права. Действующие российские кодексы по существу не отвечают на вопросы о формах международного и внутригосударственного права и их соотношении между собой. Например, ст. 6 СК РФ называется «Семейное законодательство и нормы международного права», однако все нормы международного права законодатель сводит только к международным договорам и при этом не устанавливает соотношения международного права и «семейного законодательства». Статья 9 ЖК РФ также ограничивает международное право лишь одной его формой – международным договором. Статья 10 ТК РФ по существу лишь воспроизводит ч. 4 ст. 15 Конституции РФ. Аналогичный вывод можно сделать и в отношении ст. 7 ГК РФ.
Общепризнанные принципы международного права традиционно отождествляют с нормами международного права. Так, согласно п. 1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» «под общепризнанными принципами международного права следует понимать основополагающие императивные нормы международного права, принимаемые и признаваемые международным сообществом государств в целом, отклонение от которых недопустимо».
Выше рассмотренные нормы права, содержащиеся в действующих российских кодексах, и толкование основополагающих (общих) принципов международного права Верховным Судом РФ далеко не случайны, они основаны на традиционных выводах ученых, специализирующихся в международном праве. Например, Н. А. Цивадзе, анализируя соотношение международного и внутригосударственного права, пришел к весьма неопределенному выводу: «Вопрос о соотношении международного права и национального решается в пользу сближения норм двух систем (выделено мной. – В. Е.) с целью их эффективного взаимодействия»[142]. Е. Ю. Степкин, также, не приводя необходимых теоретических и правовых аргументов, пишет: «При характеристике соотношения современного международного права с внутригосударственным правом России можно говорить о диалектическом сочетании обеих концепций»[143] (выделено мной. – В. Е.). В то же время, на мой взгляд, оценочные понятия «сближение» и «диалектическое сочетание» не разрешают длительный спор сторонников дуалистической и монистической концепций.
Более того, Е. Ю. Степкин далее делает еще более спорное предложение: «дополнить ч. 4 ст. 125 Конституции РФ включением в нее положений о нормах международного права, а именно: Конституционный Суд Российской Федерации по жалобам на нарушение конституционных прав и свобод граждан и по запросам судов проверяет конституционность закона и (или) нормы международного права, примененных или подлежащих применению в конкретном деле, в порядке, установленном федеральным законом» (выделено мной. – В. Е.). Следовательно, Е. Ю. Степкин по существу придерживается монистической концепции, согласно которой национальное право имеет приоритет над международным правом[144]. В данном случае делает более обоснованный вывод Я. А. Бороздина, соответствующий Конституции РФ: «Конституционное закрепление в России примата международного права над национальным предполагает более активное и последовательное согласование национального права с международным и европейским»[145].
141
СЗ РФ. 1998. № 14. Ст. 1514.
142
Цивадзе Н. А. Применение норм международного права судами Российской Федерации: Автореф. дисс… канд. юрид. наук. М., 2005. С. 8.
143
Степкин Е. Ю. Соотношение норм конституционоого права России и международного права при обеспечении личных прав человека и гражданина: Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. М., 2004. С. 10.
144
Там же. С. 11.
145
Бороздина Я. А. Членство России в Совете Европы и международная защита прав человека и основных свобод: Автореф. дисс… канд. юрид. наук. СПб., 2001., С. 7.