Зона абсолютного счастья

Корейцы вместе с вьетнамцами и афганцами были, пожалуй, самыми бедными из студентов. Стипендия Цой Мен Чера была шестьдесят рублей, столько же денег получала тогда в СССР уборщица. Но он умудрялся покупать подарки не только для близких, но и дальних родственников и был очень доволен.

Для сравнения офицеры из Ливии, с которыми Цой Мен Чер занимался в одной группе, получали стипендию тысячу долларов и меняли их на рубли у спекулянтов. За каждый доллар спекулянты давали пять рублей. Поэтому ливийцы жили как арабские шейхи – питались в ресторанах, снимали в городе квартиру, заводили любовниц.

Но Цой Мен Чер об этом не думал, мыслей остаться в Советском Союзе у него тоже не было. Слишком высока цена была бы за такой шаг. Всех бы его родственников отправили в лагерь.

Он знал, что тем корейцам, которым удалось бежать в СССР, жилось совсем не сладко. Те из них, которые не могли валить лес в сорокаградусный мороз, разбивали камнем в поселке какое–то окошко, а потом радовались, что смогли попасть на пятнадцать суток за решетку. Сидеть в советской каталажке было лучше, чем жить на воле в Корее.

Вот тогда–то поразмышляв на эту тему у Цой Мен Чера и зародилась крамольная мысль, что не все делается в его стране так правильно, как об этом писали газеты. С годами эта мысль крепла. Особенно в ужасные девяностые, когда люди умирали от голода. И даже… Нет, об этом он не хотел вспоминать. Тогда он был молодой, горячий… Да и сколько лет с тех пор прошло…

Внизу показалась стройная фигура офицера.

«Пришел, все–таки», – подумал Цой Мен Чер, усаживаясь в кресло.

Разговор предстоял трудный и опасный.

Пройдя мимо часового на входе, Ян Кун направился в кабинет начальника политотдела.

– Разрешите войти?

– Входите.

Капитан и полковник внимательно смотрят друг на друга, изучают. Год совместной работы не сделали их отношения более доверительными. Да и вообще кому можно сейчас доверять?

– Я бы хотел узнать больше об этом служащем из ТБП, который хранил религиозную литературу, – сказал полковник.

– Что именно?

– Как вы на него вышли, как он вел себя во время задержания?

– На него донес местный грузчик, по фамилии Квон. Этот Квон узнал, как служащий прятал что–то в своей тумбочке. Когда увидел, что это запрещенная литература – сообщил мне.

– Как вы дальше действовали?

– Служащего задержал, литературу – уничтожил, грузчику Квону как поощрение выписал два килограмма риса. Арестованный, при задержании, не пытался отрицать свою вину, лишь повторял религиозные лозунги из изъятой у него книги.

– Какого наказания, по вашему мнению, заслуживает задержанный?

– Пять лет заключения в лагере, дает суд за подобные преступления.

– А не кажется ли вам такое наказание слишком строгим для старого, возможно психически не совсем здорового человека.

– Нет, не кажется.

– Почему?

– Потому что он замешен в гораздо более тяжком преступлении.

Ян Кун увидел, как начальник политотдела явственно напрягся.

– В каком же именно преступлении?

– В покушении на вождя. Опасности подвергался Любимый Руководитель Дорогой Товарищ Ким Чен Ир,

– Это бред. Чтобы какой–то служащий покушался на вождя.

– Он тогда был военным.

– Ну и что?

– Он в составе группы военных планировали убить вождя выстрелом из танка во время праздничного парада. Одновременно с этим было бы уничтожено и все руководство страны. Вы слышали, что такое преступление готовилось?

– Это только слухи.

– Не слухи. Зачинщики были казнены. Но следствие так спешило, что не выявило всех.

– Спешило? В таком важном деле.

Ян Кун засмеялся белозубой улыбкой и не спрашивая разрешения закурил. Он это сделал не потому, что ему хотелось курить, а лишь для того чтобы показать свое превосходство.

– Следователям приказано было уложиться в неделю. Главных заговорщиков за это время схватили, но следователей обвинили в нерадивости и тоже репрессировали. Потом эту историю постарались забыть. Но не все. Вот что я раскопал, когда начал интересоваться этим делом.

Ян Кун достал из портфеля и кинул на стол какую–то ксерокопию и фотографию.

–Что это?

– Письмо одного из заговорщиков, а на фотографии задержанный мною и его приятели с которыми он служил когда–то.

Цой Мен Чер помнил эту фотографию, у него когда–то была такая же. На ней были изображены он и корейские офицеры на занятиях в училище в Советском союзе.

– Ни чего это не доказывает.

– Вы на счет фотографии? Это правда. А вот почерк ваш за столько лет не слишком изменился.

Ян Кун достал из портфеля разорванное письмо, отправленное на днях полковником. Начальник политотдела дивизии с ненавистью уставился в глаза Ян Куна:

– Докопался все–таки, ищейка! Отчего же пришел один без солдат? Зачем все эти разговоры?

– Успокойтесь, полковник. Я вовсе не собираюсь вас арестовывать.

– Для чего же вы собирали улики против меня? Чтобы шантажировать? Вам нужны деньги?

– Нет. Хотя деньги нужны всегда, но ваших денег мне не надо.

– Я понял, вы шпион. На какую же разведку вы работаете? Кто вам платит? Японцы, американцы, китайцы, а может быть русские?

– Полковник я такой же патриот Кореи, как и вы и хотел бы видеть нашу страну счастливой и свободной.

– Не верю. Все только говорят о счастье. Во время голода, нам говорили, что мы живы только благодаря нашему вождю. Сейчас мой внук, в третьем классе решает задачи, где мальчик из Южной Кореи, чтобы не умереть с голода должен сдать литр крови для американских военных. Там спрашивается, сколько крови ему надо сдать, чтобы накормить больную мать и бабушку. Такой мерзкой чушью забивали голову нам, а потом нашим детям и внукам. Я–то знаю у нас на Севере многие до сих пор голодают, а Южан есть все.

– Полковник, какой мне смысл вас обманывать? Для того чтобы арестовать вас вполне хватило бы тех документов, тех, что я вам показал. Я предлагаю вам закончить дело, которое вы тогда не сумели сделать. Есть группа офицеров – они смогут поддержать вас.

– Опять попытаются выстрелить на демонстрации из танка? Это уже смешно.

– Нет, мы поднимем здесь восстание. Шахты с ядерными боеголовками будут у нас под контролем. Мы свяжемся с командованием Южной Кореи и они поддержат нас.

– Южной Кореи? – поморщился полковник.

– Почему бы и нет? Стране нужно объединиться. Вы станете во главе переходного правительства.

– Слишком я стар, чтобы играть в такие игры.

– Не стар, а мудр. К тому же у вас нет другого выхода. Давайте доставайте стаканы, я принес коньяк. Выпьем и обсудим наши грандиозные планы.

Ян Кун достал и поставил на стол бутылку коньяка.

– Отравить меня хотите? Или у меня в кабинете стоит прослушка?

– Вы мне нужны живой и совершенно здоровый. И если бы здесь стояла прослушивающая аппаратура, то я первый бы об этом знал.

Полковник достал из шкафчика стаканы, и они разлили коньяк.

– Вынул меч, так ударь хотя бы по гнилой тыкве, – произнес Ян Кун корейскую поговорку.

Полковник хотел выпить молча, но что–то надо было ответить и он прочитал старинный стих:

Позор и слава царств – в руках судьбы.

И вот заглохла Лунная Беседка,

Деяния владык за сотни лет

Живут лишь в звуках дудочки пастушьей.

– К чему вы это? – спросил капитан.

– Все бренно. Кстати, что стало с человеком, которого вы арестовали?

– Боитесь, что он может еще кому–то о вас рассказать? Сразу после ареста я принял меры, чтобы он молчал.

– И все–таки что с ним? Где он в тюрьме ли в лагере?

– Он погиб при попытке к бегству. Мы настроены очень серьезно и ошибок не будет.

Полковник хотел возразить, но взглянув в темные змеиные глаза Ян Куна, понял, что лучше этого не делать.

Начало заговору было положено.

***

Новый дом

– Ты знаешь, что мне Арым, сегодня рассказала? – спросила Фан Юн Ми как только Чанг переступил порог.