Не дать уйти

Пока волонтеры рассказывали, что да как, Кристель рассматривала их. Волевые лица, умные твердые взгляды, выверенные движения, ни одного лишнего жеста, загорелые, будто только что приехали с Черного континента. От них веяло силой и уверенностью в этой силе, а еще чем-то далеким, необъятным, невиданным раньше и манящим. Всего было семь человек, мужчин и женщин, из разных стран. Каждый представлял свой регион и набирал свою команду. Прежде чем составлять список, они рассказывали о той стране и местности, где работают, чтобы для желающих (если такие будут) легче было определить свои предпочтения и сделать выбор. В их словах очень часто фигурировали слова война, мятеж, религиозное восстание, голод, эпидемии.

Кристель слушала, и ей было дико не по себе. Казалось, не то что поехать туда, просто стоять и знать, что такое творится на земле, уже само по себе было страшно. Но она смотрела на этих закаленных людей и думала: "Неужели я тоже смогу помогать, стать такой, как они: сильной, независимой, способной самостоятельно принимать решения в трудных ситуациях?"

Затем, когда одна из женщин стала рассказывать о своем месте назначения – самопровозглашенной республике Биафра, расположенной на юго-востоке Нигерии, которой впоследствии так и не дали самоопределиться, где за попытку обрести независимость отдали жизни более двух миллионов человек, где вследствие гуманитарной катастрофы еженедельно сотнями от голода гибли дети, сердце Кристель дрогнуло.

Она прекрасно помнила, как с разворотов глянцевых журналов смотрели глаза изможденных детей Биафры, газетные страницы буквально сочились кровью жертв бомбардировок и артобстрелов, а телевизионные новости открывались очередными сообщениями о зверствах нигерийской армии. Особо стараться пиарщикам не приходилось. Голод в стране был тотальным. И первыми его жертвами становились, естественно, дети.

Первыми откликнулись чувствительные американцы. "Геноцид голодом – это аморально", – произнес президент США Ричард Никсон. Через Биссау американцы начали поставлять Биафре отнюдь не только продукты и медикаменты. Поддержка выразилась в сборе средств, акциях протеста – и отправке воздушным путём гуманитарных грузов. 25 ноября 1969 года Джон Леннон вернул орден Британской империи в знак протеста против участия Великобритании в войне на стороне Нигерии.

В душе девушки разгорелся протест и стремление действовать. Во-первых, Кристель очень хотела помочь этим людям, стать полезной, изменить хоть что-то в их жизни. А во-вторых, она так желала свободы… Свободы от семейных обязательств, хотела делать свои собственные шаги, иметь собственные мысли, а не навязанные клише отца, хотела совершать свои собственные ошибки и учиться на них, так хотела хоть капельки независимости, что невольно прониклась к этой стране, хотя таковой она и не стала. Потому Кристель одна из первых внесла свое имя в предварительный список.

Ив пытался отговорить ее, призвать к рассудку и здравому смыслу. Кристель понимала умом его слова, но сердцем чувствовала другое. Отец был в ярости, когда узнал. Мать и слышать не хотела о том, чтобы ее умная и красивая дочь отказывалась от светской жизни, от выгодного замужества в будущем и ехала в " какую-то выгребную яму чистить гнойники и лечить африканских заморышей".

Это проявление мещанства и расизма от родного человека было последней каплей. Вся суть девушки взбунтовалась. Она была доктором до мозга костей, а ее будущее сводилось лишь к раутам в сливках общества и выгодному ее родителям замужеству. Это было небывалое с ее стороны неуважение, но в последние дни девушка только и думала, чтобы они подавились своими титулами. Тем более что в современном варианте "граф" лишь звучит гордо и благородно. На самом деле это слово определяет лишь, сколько у тебя власти и денег. И то при условии, что мозгов хватило не промотать родовое наследство и не нажить врагов в парламенте.

Ее внутреннее убеждение крепло с каждой минутой, потому за два дня до отплытия она заявилась к Леннее Оккесон, куратору Нигерийской группы с поддельным разрешением и поставила свою подпись в итоговом списке. Для прохождения медицинского обследования времени уже не было. Потому прослушав краткий инструктаж и сделав штук двадцать прививок, Кристель воодушевленно собиралась в дорогу.

Ив, тайно влюбленный в девушку, не мог допустить, чтобы Кристель отправилась губить свою жизнь без него. Потому, осознав бессмысленность своих уговоров и безрезультатных попыток остановить ее, тоже записался добровольцем. Скучать по нему никто не будет. Разве что Патриция Мид, его воспитательница в Брентвудском монастыре.

Многие видели в Кристель избалованную красавицу, у которой могло быть все, чего душа не пожелает. Но те, кто был знаком с ней ближе, знали, что под внешней красотой и надменностью скрывается трудоголик, отчаянно пытающийся получить внимание и одобрение своего деспотичного отца. Никто так исступлённо не готовился к занятиям и семинарам, как Кристель. Ее вопросы и знания иногда ставили в тупик самих преподавателей.

Со стороны могло показаться, что Кристель выскочка. Но Ив знал, что она всеми силами пытается доказать себе и окружающим, что она не пустое место, не богатенькая дочка графа, а просто умный пытливый человек, отчаянно желающий, чтобы отец понимал и гордился ей. Девушка хотела доказать ему, что она ничуть не хуже того не рождённого мальчика, которого ее мать не смогла выносить до конца, что она не запасной вариант и достойна быть наследницей рода…

От слез и переживаний у Кристель разболелась голова. Ив увел ее с палубы, и девушка не выходила из своей каюты два дня. Когда же обида на родителей притупилась, Кристель начала скучать по дому. И чем больше думала об их ссоре с отцом, все яснее понимала, что во многих вопросах была неправа. Отец с матерью действительно многое вложили в нее, но и планку ставили отнюдь не низкую. Она единственная наследница графа и будущее Сан-Хилл Хауза.

Но ведь какая-то доля свободы тоже должна была быть. Хотя бы намек на право выбора. Отец был слишком категоричным в своих требованиях. А Кристель всего лишь хотела возможности самоопределиться, как та многострадальная часть Нигерии, к которой она сейчас плыла и которой не суждено было стать независимой Биафрой из-за жесткого и жестокого расчёта Британской империи и ее союзников.

Кристель расправила плечи и поднялась на палубу. Ив сидел на деревянной катушке с канатом и смотрел вдаль, туда, где небо сливалось с морем. Он был мрачен и, казалось, глубоко задумался над чем-то. Она невольно залюбовалась им.

Кристель знала о чувствах парня, но делала все, чтобы Ив не догадался. Потому что не могла ответить ему тем же. Хотя многие ее однокурсницы засматривались на умного и красивого Ива, девушка воспринимала его исключительно как друга. Но дружба эта была крепкой и преданной. Кристель дорожила ей и панически боялась разрушить то особенное, что их связывало.

Ив заметил девушку и встал со своего места. Мрачное выражение лица тут же пропало, и он улыбнулся открыто и солнечно.

Как ему идет… – Подумала Кристель и подойдя к другу, крепко обняла его.

–Ну ты как? – Он чмокнул ее в макушку.

–В порядке. Теперь я до конца поняла, что сделала свой выбор. И он такой, какой есть. И пусть не совсем правильный, зато я впервые в жизни поступила так, как велело мне сердце. Ив, – девушка неодобрительно посмотрела парню в глаза. – Ты не должен быть здесь. Ты ведь не хотел этого…

Он улыбнулся, а затем уже серьезно сказал:

–Я ведь тоже поступил так, как велело сердце.

Он нежно растрепал светлые кудряшки. Ветер тут же подхватил длинные пряди и стал играть ими. Так они стояли, обнявшись: высокий рыжий парень, сильный, как деревенский конь, и белокурая хрупкая девушка с длинными кудряшками. Стояли и смотрели в свое неопределенное будущее…

Когда они сошли на берег в Кейп Кост, девушка запаниковала. Кристель и раньше приходилось бывать в портах, но то, что сейчас происходило вокруг нее, не шло ни в какое сравнение с виденным ранее.