Восход Левиафана

***

А потом произошло то, чего никто не ожидал. Пока они вскрывали камеры на одном из верхних этажей, Локи, которому Тот загодя рассказал о «кротовой норе», сноровисто метнулся в Центр управления и привел оттуда ангельское спецподразделение. Восемь здоровенных Серафов во главе с последним архангелом, Иеремиилом.

Они возникли внезапно, будто из воздуха. При этом Локи материализовался прямо за спиной Карна, поглощенного разрубанием очередной клетки. Он прижался к парню всем телом, чтобы предупредить любое его движение, и коснулся шеи Карна остро отточенным ножом, тонким стилетом, напоминающим классический мизерикорд.

- Тише, дорогой мой, тише, - прошептал он почти ласково. - Убери клинок, иначе Адхва-Га больше уже никого не спасет.

Он резко развернул Карна на месте и крутнулся вместе с ним вокруг собственной оси, чтобы видеть всех присутствующих.

- Я бы сказал что-то классическое вроде «всем бросить оружие», да только мы ведь понимаем, что здесь это бесполезно, - начал он. - Поэтому, уважаемые, просто уберите свои клинки, ножи, топоры и что там у вас есть. Уберите и позвольте досточтимым Серафам защелкнуть на ваших руках наручники из местной разновидности крептонита!

Бог огня безумно захохотал, очевидно, полагая свою шутку настоящим шедевром. Но не ослабил хватки, Карн это чувствовал. Он будто облегал его сзади, как чертов педик. Но в данном случае это сулило куда больше проблемы, парень действительно не мог шевельнуться так, чтобы Локи этого не заметил. Коварный бог полностью контролировал его тело.

- Локи, ты мерзкий, вшивый, конченый... - начал Эрра, делая шаг вперед. Но Локи тут же чиркнул мизерикордом по шее Карна, кажется - чуть глубже, чем следовало. Багровый ручеек проворно сбежал вниз, скрываясь в складках одежды. Эрра сразу замер.

- Не рискуй, дружок, - ехидно проговорил Локи. - Я ведь действительно могу вскрыть парня. В миг. И это станет финалом вашей грандиозной эпопеи.

- Эрра, не слушай его! - прохрипел Карн. Локи, помимо прочего больно и сильно сжимал его шею. - Они ведь все равно убьют меня, это ясно! А так вы хотя бы порешите этого лживого ублюдка!

- И действительно, - грозно проговорил Эрра. - Как тебе такой расклад, а, скандинавская мразь? Ведь нам все равно конец, не в правилах Иных Богов оставлять в живых тех, кто проливал кровь ангелов.

- Не глупи, старина, - Локи точно скопировал его тон и мимику. - Охотника то они оставили, так? Хотя знали, что он все вспомнил. Так что не надо ля-ля, не всех они убивают. Но тебе то каюк, это точно. А что касается парня... хм, не думаю, что он умрет. У Господа на него другие планы.

И он вновь громко расхохотался, точно безумец. Эрра заставил свой меч исчезнуть, повернулся и махнул рукой остальным, мол, делайте тоже самое.

- Нет, Эр, нет! - взмолился Карн. - Он ведь лжет, эта мразь лжет, разве ты не видишь!

- Вижу, - устало ответил бог войны. - Я не люблю признавать поражения, но если не подчинимся - умрем все. А главное - умрешь ты. Так что...

И он послушно свел руки за спиной. Серафы споро надели на каждого из них наручники из непонятного материала, напоминающего кость. Эрра, Вик, подоспевший Чернобог, две кицунэ и Охотник - все теперь стояли со сведенными за спиной руками. Наибольшее недовольство проявил Чернобог. Он убрал свой чудовищный молот и свел руки вместе, а когда к нему подошел Сераф, он развернулся на каблуках, схватил его обеими руками за шею и просто свернул ее.

- Стоять! - заорал Эрра. - Чернобог, хватит! Подчинись им, у нас нет выбора.

Чернобог ничего не ответил, лишь глухо зарычал, но все же позволил защелкнуть костяные наручники на своих широких запястьях. Карн скривился от боли, глядя на древнего славянского бога, который добровольно дает надеть на себя кандалы, и все ради него, Адхва-Га, Странника, ради того, чтобы даже в этой, казалось бы, абсолютно безвыходной ситуации у них оставалась надежда! Надежда на то, что если парня не порешат прямо сейчас, то, быть может, каким-то чудом ему удастся завершить свою миссию. Выходит, нет ничего глупее надежды?..

И все же Карн не мог поверить в случившееся. Как Локи мог их предать? Ведь они почти сделали это, они почти победили! Так не может быть. Так не должно быть! Что же Иные Боги могли пообещать ему, Древнему, их заклятому врагу? На самом деле, это уже не важно.

Парень лихорадочно соображал, что можно сделать. Мизерикорд Локи впивался в его горло, одно движение - и кинжал прошьет носоглотку вместе с мозгом, окровавленное острие выйдет из затылка. Бог огня не шутил, Карн чувствовал, как лезвие мизерикорда нагревается, и это было лучшей демонстрацией намерений коварного бога.

А что Эрра, Вик? Они боялись за него, боялись рисковать, поэтому дали надеть на себя эти сраные наручники, разумеется - зачарованные, их уже не снять без ключа или, может, заклинания. Как же это мерзко - быть преданным! Говорят, что самую сильную боль испытываешь от предательства близкого, того, кому доверял. Нельзя сказать, что Локи был ему другом. Но они делали одно дело, они дрались в одном строю, их что-то связывало, что-то общее, прочное и сильное. Но это «что-то» оказалось иллюзией, раз коварный скандинавский бог предпочел занять место по другую сторону баррикад!

Почему-то Карн вспомнил один давний эпизод. Был у него когда-то друг, хороший друг, верный и надежный. Они немало прошли вместе, сколько было безумных пьянок, сумасшедших драк, разговоров в лесу у костра. А потом что-то изменилось, наверное - они сами изменились, повзрослели, потеряли эту детскую непосредственность и чистоту. Стали делить мир на тех, кто с ними и на тех, кто против. Ничем хорошим это, конечно, не закончилось.

Они продолжали общаться, как никак - у них была общая компания. Но это было уже совсем другое общение. Теперь, спустя столько лет, ни к чему лгать, была даже искренняя, незамутненная злость, инстинктивная, по поводу и без. И никому не удавалось помирить их, потому что они сами не хотели этого. Они не понимали, что это приносит им боль и страдания, да и не только им. И все рушилось, все катилось под откос, медленно и методично. Пока друг Карна не попал в аварию.

Нет, сам он не пострадал, только сработавшая подушка безопасности поцарапала нос, да ребра болели от ремня. А вот машина... на самом деле даже прибывших на место аварии полицейских удивил тот факт, что обошлось без жертв. Суть произошедшего теперь уже не имеет значения, важно другое. Карн в этот момент ехал в машине с другим своим другом. Минутой ранее друг, открыв дверь, поцарапал краску о кирпич, хотя Карн загодя предупредил его, что нужно быть осторожнее. Машина была совсем новая, куплена месяц назад, а сам Карн никогда не отличался способностью контролировать свои эмоции. Он наорал на друга и ехал злой, как черт.

Когда зазвонил телефон, он поднял трубку, даже не взглянув на номер. Голос на том конце провода дрожал, Карн не сразу узнал его. А когда понял, в чем дело, он задал лишь два вопроса: «С тобой все в порядке»? и «Где ты находишься?»

Потом они пять часов стояли вместе посреди трассы, пока полиция разбиралась, кто виноват. Но все это казалось чем-то несущественным. И тот факт, что ремонт машины теперь обойдется другу едва ли не в половину стоимости этой самой машины, тоже ничего не значил. Нет, Карн отлично понимал его чувства на этот счет. Сказать, что было обидно, значит ничего не сказать. Но думал он о другом.

Он думал о том, что его друг жив. ЖИВ. А остальное, включая все, что было раньше, их безрассудное противостояние, порожденное эгоизмом и фанатичной принципиальностью, потеряло значение. Тогда он впервые увидел слезы на глазах своего друга. Сам не заплакал в тот же момент лишь потому, что он всю жизнь был таким - «тормознутым». До него суть подобных событий всегда доходила гораздо позже, через час, день или даже неделю. Будто его психика в момент стресса закрывалась непробиваемым коконом, а потом этот кокон начинал оттаивать.

Этот момент, когда они обнялись и попросили друг у друга прощения, стоя на ледяном ветру муторным октябрьским вечером, отпечатался в памяти Карна на всю жизнь. Тогда он впервые услышал эти слова. «Ты настоящий друг». И слова эти были произнесены сквозь слезы. И он никогда не подумал бы, что эти простые слова могут разорвать его душу пополам. Чтобы одна половинка осталась у него, а вторую он отдал бы своему другу. Настоящему другу.