Страница 49 из 93
Конечно, мог проявить заботу обеспокоенный сержант-дежурный, но… Если это Спиригайло? Если это он стоит за дверью, ищет, хочет вцепиться своими мужицкими пальцами в Пашино горло?
По коридору, в сторону выхода, удалились шаги. Видимо, непрошенный гость ушел, так и не дождавшись ответа.
«Как пить дать — Спиригайло… А может, там Виктор? — Ройтмана зазнобило. — Ох, мамочка! Теперь-то что? Что делать, а? Я ж ведь причастен, я ж ведь их с Карлой туда отвозил…»
— Нет. Нет! Я ничего не знал, даже предположить не мог.
«За такое ведь не наказывают? Это не преступление, верно? Нельзя меня наказывать. Никак нельзя!»
Павел опять покосился на дверь:
— Коз-зел старый…
«Это все он. Морда литовская, Спиригайло! Он все затеял — выведывал, вынюхивал… Подставил Виктора, меня подставил, верно? А я не причем… Я вообще сейчас сам… Меня поймут, выслушают — я ведь наш, свой, не какой-нибудь там!»
Решение пришло. Неотвратимое, не терпящее отлагательств — Павел Ройтман решил сдаться властям. Не дожидаться, пока вызовут, пока приедут, возьмут, наденут наручники. Добровольная явка с повинной! Немедленно, все равно кому. Лишь бы защитили.
В правильности своего решения он не сомневался. Не хватало только духу, сил не хватало совсем немного, чтобы подняться с корточек, встать…
Паша подкатил к себе бутылку с остатками водки. Было в ней немного совсем, граммов сто-сто пятьдесят в лучшем случае.
— Вмажу. Вмажу для храбрости. — Дрожащей рукой Ройтман поднес стеклянное горлышко к губам и не отрываясь влил в себя содержимое:
— Хорошо. Теперь…
Но ни договорить, ни додумать он уже не успел. Алкоголь усиленной дозой ударил по нервам, повел бедолагу из стороны в сторону, опустил на ближайший стул… Подтянув по-детски коленки к животу, Павел сполз набок, подложил под ухо ладошку и засопел.
— Сейчас… сейчас…
Вот теперь сон Ройтмана был крепок и светел.
Рабочий день хоть и был ещё в самом разгаре, но для Валерия Максимовича Заболотного он уже кончился. И ведь столько неприятностей принес ему этот день…
Считай, все пошло наперекосяк с самого утра. Сначала перегорел персональный электрокипятильник — любимый, на один стакан. Надо же! А так хотелось заварить в тиши кабинета чайку — свежего, душистого, не какой-нибудь индийско-грузинской гадости с привкусом, а настоящего, с острова Цейлон.
Затем куда-то запропастился ключ от сейфа. Искал его полковник по всем закоулкам, ящики сверху донизу обшарил, в карманах порылся, даже под батарею глянул — нет!
А тут как раз этот паникер и тупица Спиригайло по телефону: ах, господин Пиккельман мертв! ах, это его Рогов замочил!
«Ну и что? — Размышлял Заболотный, глядя, как солнце встает над городскими крышами. Вид у него из окна был шикарный, на зависть сослуживцам. — Замочил, так замочил. Эка невидаль! Сейчас каждый день кого-нибудь мочат, да не по одному, пачками… А он — разорался! Собственно, чего плохого? Не этого ли мы добивались? Чего уж тут. Выжидали, провоцировали раз за разом. А этот инфарктник вопит, как недорезаный, глаза на лоб…»
— Ну и что? — Повторил вслух полковник.
«Что с того, если и отправил он на тот свет старикашку? В конце концов, должен же он был кого-нибудь замочить. Не все же ему наши выходки терпеть. Сколько можно? Зато теперь, наверняка, в побег кинется. Побежит… А бежать ему, кроме как в Светловодск, некуда».
— Пусть бежит!
От ментов приберечь не проблема. И уж там молодой человек начнет суетиться, искать — без гроша-то в кармане. А Антон наш, Эдуардович, как раз и проследит. Слава Богу, связи остались… Кругом, блин, наследники Дзержинского, им граница не помеха.
Скорее всего, ключ от сейфа остался дома. В костюме.
Заболотный тщательно, на два оборота, запер дверь и величественно двинулся по ковровой дорожке. С деловым и несколько высокомерным видом спустился по мраморной лестнице, обтер носовым платком стекло своей «вольво».
Встряхнул платок, забрызгав при этом брюки, вздохнул печально и устало, распахнул дверцу, уселся за руль.
Заболотный вставил ключ в замок зажигания, и… Нет. Никакого взрыва не последовало. Вообще ничего не произошло — ни потужного визга стартера, ни щелчка окислившихся клемм, ни мигания лампочки индикатора на приборной панели.
Ничего. Машина вообще никак не хотела реагировать.
— Что за чертовщина сегодня, — выругался Валерий Максимович.
С неохотой вынырнув на улицу, он полез под капот. Для чего-то подергал первые попавшиеся провода:
— Хрен его знает!
Вот тут-то все и случилось. То ли сам капот сорвался со стопора, то ли порывом ветра его качнуло, то ли помог кто — но только так бабахнуло Заболотного железякой по затылку, что в глазах у него потемнело сразу и тело обмякло.
Охнул тяжко Валерий Максимович, повалился вперед лицом, и сразу похож стал на попавшего в пасть крокодила охотника.
Очнулся он нескоро. От качки и тряски слегка подташнивало, голова гудела, а вокруг темень — хоть глаз выколи. Сверху навалилось что-то жесткое, к тому же…
— Е-мое мать, что же это? — Заболотный ужаснулся и задергал конечностями, как в припадке. — «Ласточка»!
Запястья его были скованы наручниками, а ноги связаны грубой пеньковой веревкой и подтянуты к рукам.
«Кто посмел? Меня… Меня! Кто, мать вашу?»
Но ни слова, ни единого звука не слетело с его накрепко стянутых клейкой лентой губ.
Чуть успокоившись, Заболотный попробовал логически осмыслить ситуацию. Лежал он на каком-то холодном металлическом днище, безобразно уткнувшись в него лицом. По днищу постоянно проходили какие-то судороги, чувствовались качка и движение. Для машины слишком уж монотонно и плавно… Значит, это не багажник автомобиля, хотя откуда-то сзади доносится рокот мотора.
— С-суки! — Валерий Максимович вспомнил школьные годы и догадался, что втиснут он в узкое трюмное пространсво какого-то катера или подобного суденышка-маломера.
И, судя по всему, катер этот на всех парах удаляется от берега, с трудом преодолевая невысокую, но злую волну.
Наверное, Финский залив… Если исходить из его нынешнего положения и обстоятельств, при которых он сюда попал, ничего хорошего полковника в обозримом будущем ждать не могло.
— Утопят? А за что? — Полковник даже заерзал от досады:
— Как же они? Сволочи… Чего им надо? От пожилого, больного, почти пенсионера… Как не стыдно в конце концов!
Между тем, катерок сбавил ход и пробежав по волнам ещё несколько метров тупо ткнулся носом в берег. Послышался топот ног, какие-то возгласы, команды… Над Валерием Максимовичем с неприятным скрежетом разверзлась палуба и чей-то ехидный голос поинтересовался:
— Живой? Все, плотва! Слезай, приехали…
Заболотный почувствовал, как чужие руки грубо и непочтительно встряхивают его, поднимают и выволакивают наружу:
— Алле-гоп!
Полковника сбросили вниз, на усеянный мусором песок. При падении Валерий Максимович крякнул, что-то треснуло, потянулось в спине, но он даже не обратил внимания на боль.
Пропахшая табаком рука сорвала со рта липкую ленту:
— Ну, как дела?
— Ах ты, мразь! — Самым старшим из шести обступивших пленника парней был не кто иной, как Курьев.
— Зачем же ругаться? — Укоризненно покачал головой человек, которого Заболотный со Спиригайло считали своим лучшим «кадром». И тут же Валерий Максимович получил удар ногой:
— Получил? Еще хочешь? Я подкину, по старой-то памяти. Попроси, не стесняйся.
Молодежь захохотала и дружно, как общий мешок с овсом, поволокла полковника от воды к виднеющимся неподалеку постройкам.
Это был остров. Один из тех, что неровной цепочкой вытянулись по обе стороны от Кронштадта.
Большую часть окруженной волнами суши занимал полуразрушенный форт. Некогда грозное укрепление превратилось в руины, поросшие мхом. Сыро, угрюмо теперь вокруг.
Лишь изредка пришвартуется к остаткам пирса, а то и прямо под стены форта какое-нибудь суденышко с разудалой публикой. Повизжат, поулюлюкают туристы, побьют пустую тару, сфотографируются…