Страница 12 из 14
– Не реви, голубушка, сейчас будет легче. У тебя уже начались схватки. Ты тужься, тужься, может и все обойдется.
От болей роженица беспрестанно кричала и стонала.
Старуха то и дело повторяла:
– Ты тужься! Тужься, милая!
Наконец ребенок пошел. Старуха стала помогать роженице, наклонившись над ней, повторяя:
– Ты тужься! Тужься, Ирина!
Царица зашлась в страшном крике и потом затихла; видимо, почувствовала облегчение, что плод вышел наружу.
Елена засуетилась, потребовала ткани, приговаривая:
– Ты тужься! Тужься, чтобы вышел послед.
Ирина лежала без движения, прикрыв глаза.
Крупные слезы катились по ее щекам.
Повитуха, взяла ребенка на руки, сказала:
– Был бы мальчик, будущий царь Руси великой!
Услышав эти слова, царица зарыдала.
Старуха стала гладить ее по голове, приговаривая:
– Будет тебе реветь, будут еще у тебя дети, коли уж начала рожать, узелок развязался.
Узнав о том, что у царицы случились преждевременные роды, Борис Годунов не находил себе места. Он прекрасно понимал, что бояре с еще большей силой возьмутся за царскую семью ради того, чтобы извести его и всех Годуновых.
После случившегося бояре активно начали распространять слух о том, что на престол Годуновы хотят возвести знатного австрийского католика и при живом муже сватают его за царицу Ирину.
Всякие слухи и разговоры о царской семье как снежный ком росли и катились по Москве, все больше обрастая небылицами.
Также нарастали слухи, будто умершего от преждевременных родов наследника подменили на только что родившегося ребенка в стрелецкой семье.
Василий Шуйский, собрав бояр на своем подворье, в тревоге сообщил:
– Однако мы, бояре, перестарались. Как бы вся наша затея оклеветать царскую семью и правителя Годунова не обошлась нам боком.
– Это точно, бояре. По Москве бродят толпы народа, готовые в любой час ворваться в Кремль. А вы сами знаете, если наш народец возьмется бунтовать, начнутся погромы. Разнесут все, и нам достанется, что уже неоднократно бывало, – высказался Колычев и, повернувшись ко всем присутствующим, предостерег: – Пока не поздно, надобно погасить назревающий бунт.
– А что теперь делать-то будем? – в тревоге спросил Воротынский.
– Я выступлю посредником, в примирении между Думой и Годуновыми. Постараюсь успокоить народ.
– Эх, как все хорошо складывалось! Смели бы мы Годуновых с лица земли и делу бы конец, – с сожалением молвил Иван Петрович Шуйский.
– Все это так, но если вы хотите, чтобы чернь разгромила ваши подворья да еще красного петуха пустила, то можно не отступать от нашей затеи, – заметил хитрый Василий Шуйский и добавил: – Опять Борис выкрутился. Придется нам с ним мириться.
В это время распахнулась дверь, в палату буквально ворвался бледный стрелецкий сотник и с порога закричал:
– Беда, бояре! Беда!
– Что случилось – то, говори скорее?! – с нетерпением спросил Василий Шуйский.
– Весь московский люд восстал, сломали ворота, ворвались на площадь перед Грановитой палатой, требуют выдать всех Годуновых, чтобы побить их камнями! – возбужденно ответил сотник.
– Ну, вот, бояре, мы и дождались, чего боялись! Надобно немедленно идти в Кремль, чтобы как-то успокоить народ.
10
Переполненная гневом толпа народа заполонила площадь перед Грановитой палатой. Народ вооружился кто палками, а кто и камнями. Возмущенная чернь кричала:
– Выдайте нам Годуновых на расправу! Не выдадите – мы разнесем все тут вокруг и доберемся до вас, бояр!
Впереди толпы выскочил тщедушный работный мужичонка и писклявым голосом закричал, махая суковатой палкой:
– Что вы стоите? Идем громить все подряд, а там и до Годуновых доберемся.
Обстановка в толпе накалялась, еще немного – и вся толпа кинется к Кремлю и начнется погром.
Бояре, стоящие на крыльце, в страхе попятились назад.
В это время задние ряды толпы расступились, и к крыльцу проследовал митрополит Дионисий. Он держал в руке большой серебряный крест. За ним следовали именитые бояре Шуйские, Воротынские и другие.
Люди нехотя расступились, пропуская процессию.
Митрополит, поднявшись на крыльцо, трижды осенил толпу крестом, обратился к народу:
– Во имя Господа нашего Иисуса Христа! Уймите свою гордыню, успокойтесь и не берите греха на душу.
Из толпы послышался крик:
– Выдайте Годуновых нам на расправу! Они губят Россию и хотят захватить престол!
Рядом с Дионисием встал Иван Шуйский и обратился к бунтующим:
– Нам не за что гневаться на Годунова. Мы живем с ним мирно, нам нечего делить. Борис Годунов честно исполняет государево поручение правителя! И напрасно вы обозлились на знатного боярина и государственного мужа.
Но два купца, которые стояли впереди толпы, по-видимому, предводители, перебивая Шуйского, кричали, обращаясь к народу:
– Не верьте боярам! Пусть выдадут нам всех Годуновых, ибо от них нас всех ждет погибель!
Настроение бунтовщиков переменилось. Они уже не слушали купчишек и нерешительно затоптались на месте. Стали бросать наземь камни и палки.
Иван Шуйский, не теряя времени, продолжал:
– Зачем нам проливать кровь друг друга? Все у нас хорошо. В Думе мы живем дружно. Государь наш премного нами доволен. Идите, мужики, по домам, вас там ждут жены и дети.
Обстановка среди толпы изменилась, люди заговорили меж собой, а некоторые стали кричать, обращаясь к народу:
– И правда, пойдем по своим домам. Займемся своими делами!
Толпа стала медленно расходиться. Работный люд, почесывая затылки и споря меж собой, пошел за ворота. Вскоре площадь опустела, только и остались после бунтовщиков валяться камни да палки.
Но два купчишки никак не могли успокоиться, всячески пытались задержать людей, призывая вернуться и требовать выдачи Годуновых.
Как только площадь опустела, по приказу правителя тут же были закрыты крепко-накрепко кремлевские ворота.
Борис в окружении своих людей появился на крыльце, отдал приказание стрелецкому сотнику:
– Михаил Иванович, расставь на стенах усиленную охрану стрельцов. Да зарядите пушки, и чтобы фитили были наготове. Если вновь придут бунтовщики под стены, стреляйте из пушек и пищалей.
Затем подозвал к себе Еремея, который после ссылки боярина Мстиславского постоянно находился при Борисе и стал одним из незаменимых слуг, особенно в ведении тайных дел соглядатайства за неугодными правителю людьми:
– Еремей, ты выявил зачинщиков, которые привели народ на площадь бунтовать?
– Да, Борис Федорович. За всеми этими людьми ведется слежка, и в нужный момент мы их найдем.
Годунов подошел поближе к своему слуге и прошептал ему на ухо:
– Всех этих людей сегодня ночью схватить, чтобы их в Москве и духу не было.
– А куда ж я их дену?
– Знатных сослать в ссылку, а тех, кто яростно хотел бунтовать и зачинщиков, особенно двух этих купчишек, которые особенно глотку рвали, уничтожить.
– Будет сделано, Борис Федорович, как вы приказали, – с поклоном ответил Еремей и тут же двинулся в окружении верных Годунову соглядатаев выполнять поручение правителя.
А Годунов отправился на свое подворье. Ему нужно было поделиться происшедшим и посоветоваться со своей женой Марией, которая была его умным советчиком.
Жену Борис застал в ее опочивальне, она стояла на коленях и молилась у иконы Пресвятой Богородицы. Она шепотом читала молитву, часто крестилась, делала низкие поклоны.
Управитель не стал перебивать ее молитву, хотя ему хотелось тут же поделиться происшедшим с Марией.
Он устало опустился в кресло, задумался, а подумать было о чем… Он знал, что ради того, чтобы всех Годуновых удалить от престола, бояре пойдут на все. Уже сегодня их судьба висела на волоске. Если бы испугавшиеся погромов бояре не вступились за него, возможно, уже он не был бы жив. Как поступить, что делать, Годунов не знал. Что теперь ожидать от своих врагов? Самое слабое место – это его сестра, которая почему-то никак не могла родить наследника престола. На это и делали ставку его злопыхатели.