Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 13

Два пламенных крыла – этот образ пройдет через всю поэзию Цветаевой. Образ крылатого Гения вдохновения, парящего над поэтом…

Но в 1913 году Цветаева еще не изведала подлинных трагедий, она живет, окруженная пониманием и любовью. В стихах она выражает радость общения с близкими. С сестрой Асей, с которой у нее полное взаимопонимание, унисон: «Мы быстры и наготове, / Мы остры. / В каждом жесте, в каждом взгляде, в каждом слове – / Две сестры» («Асе», 1, 11 июля 1913 г.). Она по-прежнему очарована собственным мужем, рисуя его романтический портрет:

В середине августа 1913 года Марина ненадолго приезжает в Москву: необходимо было сдать или продать дом на Полянке. Но тут обрушивается несчастье – 30 августа 1913 года от разрыва сердца скончался отец, Иван Владимирович Цветаев. «Я приехала в Москву числа 15-го августа, сдавать дом… – вспоминала Цветаева. – Папа… все лето прожил в прекрасных условиях. Числа 22-го мы с ним увидались в Трехпрудном, 23-го поехали вместе к Мюру (крупный универмаг в Москве – В. Д.), – он хотел мне что-нибудь подарить… Папа был необычайно мил и ласков. Когда мы проходили по Театральной площади, сверкавшей цветами, он вдруг остановился и, показав рукой на группу мальв, редко-грустно сказал: «А помнишь, у нас на даче были мальвы?» У меня сжалось сердце. Я хотела проводить его на вокзал, но он не согласился: «Зачем? Зачем? Я еще должен в Музей». – «Господи, а вдруг это в последний раз?» – подумала я и, чтобы не поверить себе, назначила день – 29-ое – когда мы с Асей к нему приедем на дачу… 27-го ночью его привезли с дачи почти умирающего… Он прожил 21/2 суток… С первого момента до последнего ни разу не заговорил о возможности смерти. Умер без священника. Поэтому мы думаем, что он действительно не видел, что умирает, – он был религиозен… Его кончина для меня совершенно поразительна: тихий героизм, – такой скромный!.. Мы все: Валерия, Андрей, Ася и я были с ним в последние дни каким-то чудом: В<алерия> случайно приехала из-за границы, я случайно из Коктебеля (сдавать дом), Ася случайно из Воронежской губернии, Андрей случайно с охоты. У папы в гробу было прекрасное светлое лицо…» (письмо В. В. Розанову от 8 апреля 1914 года).

Через несколько дней после похорон отца М. Цветаева вновь уезжает из Москвы в Крым, где все семейство пробудет до середины 1914 года.

В Крыму в 1913 году Цветаева начинает поэтический диалог с «коллегами» по ремеслу. Здесь написано стихотворение «Байрону» (Ялта, 24 сентября 1913 г.). Байрон дан романтическим героем:

Иначе воображает Цветаева свою встречу с Пушкиным в написанном тогда же стихотворении «Встреча с Пушкиным» (1 октября 1913 г.). Она ощущает его таким же реальным существом, как и она сама. Ему можно распахнуть душу. Стихотворение-исповедь, скорее не о Пушкине, а о ней самой.

Она бы шла рядом, «не опираясь на смуглую руку». Потому что ее лирическая героиня – поэт, она Пушкину – товарищ, собрат, не ровня, но – «коллега». Пушкин молчит, она исповедуется, перечисляет все, что любит, что ей дорого, делится своими чувствами и пристрастиями. В романтических стихах «Байрону» и «Встреча с Пушкиным» запечатлено стремление Цветаевой осознать себя, свое место в поэзии…

В октябре 1913 года семья на зиму перебирается из Коктебеля в Феодосию. Сергей здесь засел за учебники, готовясь сдать экстерном экзамены за курс гимназии, чтобы поступить в университет. Марина записывает в дневник наблюдения за дочерью. В эти дни (13 ноября 1913 г.) написано стихотворение, в котором мать пророчит дочери романтическое будущее:





«Стихов пишу мало, – сообщает она в письме Вере Эфрон от 14 декабря 1913 года, – но написанным довольна». Это – опять стихи «о юности и смерти». О цветении юности и о конце – юности и жизни. 8 декабря 1913 года датировано стихотворение «Уж сколько их упало в эту бездну…»: «Настанет день, когда и я исчезну / С поверхности земли…»

Ариадна Сергеевна Эфрон (1912–1975) – дочь Марины Цветаевой и Сергея Эфрона; переводчица прозы и поэзии, мемуарист, художница, искусствовед, поэтесса. Автор воспоминаний о Марии Цветаевой

В стихотворении традиционная общепоэтическая бездна предстает не как некое экстатическое понятие художественного мира поэта, а как трагическая неизбежность – смерть. Ощущение своей смертности, конечности бытия оборачивается болью. Героиня Цветаевой жаждет любви от внешней, чуждой, но такой притягательной реальности: «– К вам всем – что мне, ни в чем не знавшей меры, / Чужие и свои?! / Я обращаюсь с требованьем веры / И с просьбой о любви». Остро переживая равнодушное состояние мира без себя, после своей смерти («И будет жизнь с ее насущным хлебом, / С забывчивостью дня. / И будет все – как будто бы под небом / И не было меня!»), Цветаева дает самоописание:

Раненная ранней смертью матери и еще не остывшим горем от смерти отца, сама столь часто словесно игравшая со смертью, Цветаева в конце стихотворения обращается к читателям:

На ту же тему – другое стихотворение тех дней – «Быть нежной, бешеной и шумной…» (Феодосия, Сочельник 1913 г.):

Да, там, в небытии придется «стать как лед! – / Не зная ни того, что было, / И что придет…», «Забыть свои слова и голос, / И блеск волос…», «Забыть… Все шалости свои, все бури / И все стихи…» Так внешняя жизнь Цветаевой, то, что она именовала бытом, – благополучна; внутренняя, духовная, то, что называлось бытием, – драматична.