Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 36

По этому поводу был проведен интересный эксперимент (нет, я имею в виду не столь масштабный, как тот, в котором мы участвовали). В одной из областей Германии существовали сезонные сельскохозяйственные рабочие. Перебивались они зиму как придется, а к осени их нанимали окрестные фермеры-землевладельцы для уборки урожая. Работа сдельная, и что-то им там платили за мешок. Эксперимент состоял в том, что решили фермеры, посовещавшись с профессорами-экономистами (Германия все же), убрать урожай побыстрее, поинтенсивнее, чтобы раньше других хозяев поспеть с товаром на рынок. Профессора посоветовали поднять ставки сезонных рабочих. Логика простая: все доходы рабочих – за эти недели уборки. Им предоставляется возможность, работая интенсивнее, заработать больше. Результат был обескураживающий: рабочие стали работать медленнее и раньше бросали работу, урожай едва успели собрать в прежние сроки, ускорения не было. Почему? Рабочим была нужна определенная сумма, которую они привыкли выручать за этот период на протяжении многих лет. Повышение расценок дало им возможность заработать ту же сумму за меньшее время, и заработав ее, они весело отправлялись пить пиво, вовсе не стремясь наращивать свои потребности (пример, довольно часто цитировавшийся в начале века; см.: Вебер, 1990: 81–82).

В этом маленьком примере совет, который дали профессора-экономисты, показывает, что «по Марксу» думают сейчас везде. Экономическая сфера (как и прочие сферы общества) воспринимаются сейчас как машина, устройство которой в общих чертах понятно тем, кто стоит во главе общества. И они честно пытаются жать на «нужные кнопки», уверенные, что реакция «машины» вполне предсказуема. Однако «экономический человек» – абстракция, выдумка, его нигде не существует. Правда, в общественной жизни выдумки могут быть осуществлены и, воспринимая общество как машину, его можно таковым сделать – но это будет совсем другая история. Воплощение нежити силами человека происходит достаточно часто, но сейчас мы описываем нормальное состояние общества, а не всевозможные его заболевания.

Итак, когда мы подходим к обществу, не шинкуя его на синхронные срезы, а исторически, то выясняется фундаментальная ценность культуры. Даже те плоды культуры, которые кажутся оторванными от сегодняшних экономических нужд, не бесполезны: это вложения в будущее. Причем не «добавочные вложения», не то, без чего в будущем можно будет обойтись. Эти не оправданные для сегодняшней экономической жизни действия культуры и составляют то, чем будет жить общество завтра. Это верно не только для непосредственных результатов культурной работы: для невостребованных открытий и непонятых книг. Это верно для любой составляющей самого обычного экономического действия. Когда мы работаем, мы получаем определенную плату.

Можно работать таким образом, что многое вкладывается в труд бескорыстно, из энтузиазма, без оплаты. То, что не оплачивается в труде, то, что вложено в результат труда из чистого культурного энтузиазма, есть плоть будущего. Будушее строится сегодня и для своего развития оно берет из сегодняшнего дня то, что сделано из преизбытка сил, из энтузиазма, то, что не оплачено. Соответственно, в хозяйственной сфере общественной жизни можно выделить самостоятельный аспект, связанный с дарением (стипендии и гранты, благотворительность и пожертвования). Дарение – не случайная личная прихоть, оформляемая юридическими и хозяйственными установлениями, это полноправная составляющая экономического процесса.

В динамическом срезе здоровое общество характеризуется определенным рисунком отношений своих органов, аспектов, сфер: культуры, права, экономики. Нарушение взаимодействия и взаимообмена между сферами приводит к общественным болезням. Сегодняшнее общественное устройство таково, что в одних странах, культурах явственно доминирует государственная сфера над экономической и культурной, а в других регионах экономическая жизнь подмяла иные сферы. Именно так болеют организмы: в их строении наблюдается дисгармоничное развитие частей или аспектов, от чего целое чувствует себя больным (скажем, нарушения обмена веществ). Все признают, что современное общество – больное, хотя причины болезни называются самые разные. Как только мы вычленяем части, из которых состоит общественное целое, мы тут же подходим к вопросу о том, как должны соотноситься части общественного целого, чтобы это целое было здоровым. Из вопроса о составных частях общественного целого прямо вытекает вопрос о правильном соотношении этих частей, необходимом для здорового развития целого.





Органы в живом организме обладают различной специализацией. Существует определенная связь между степенью самостоятельности частей целого и устройством этого целого. Предположим, у организма есть орган, выполняющий некую функцию, важную для организма. Однако тот же орган всегда выполняет еще множество функций, а кроме функций, важных для всего организма, орган должен также поддерживать свою жизнь, а это значит, у него имеются функции самообеспечения. Если для организма важно, чтобы орган лучше (интенсивнее) выполнял какую-то одну функцию из всего набора, орган должен быть в большей степени приспособлен для выполнения именно этой функции. Особым образом приспособленный орган выполняет эту главную для организма функцию лучше, и поэтому организм в целом оказывается более устойчивым к воздействиям среды. Однако приспособление органа к наилучшему выполнению одной функции делает его почти непригодным для выполнения других, побочных функций. Более того, такой орган в пределе оказывается неспособен выполнять функции самообеспечения; такой орган, хорошо выполняющий одну функцию, в своем существовании в гораздо большей степени зависит от целого организма, чем прежний орган, который выполнял множество функций, и в том числе все функции самообеспечения.

Такое приспособление к выполнению единственной функции называется специализацией. Специализация подразумевает, что орган начинает все больше отличаться по своему строению от других органов. Ведь не может быть улучшение функционирования самого по себе; оно достигается путем каких-то перестроек внутри органа. Значит, специализированный орган будет устроен существенно иначе, чем прочие органы организма, будет все сильнее отличаться от них. Такое расхождение в строении органов в результате специализации называется дифференциацией.

Специализация позволяет интенсифицировать выполняемую функцию, но предельная специализация оказывается несовместимой с жизнью – чем более орган специализирован, тем более он мертв. Поэтому наиболее специализированные части живых организмов оказываются в меньшей степени живыми, чем прочие – таковы нервы, клетки которых не размножаются, кости и отчасти сухожилия, некоторые части глаза. От живого органа, который с легкостью самоподдерживается и может даже некоторое время жить вне организма, трудно добиться хорошего выполнения какой-то внешней по отношению к данному органу, нужной всему организму функции. А специализированный орган трудно заставить жить. Как только что-то живое начинает существовать не ради себя самого, а ради внешних по отношению к нему нужд, как это живое умирает. А живущее не может эффективно служить органом для другого целого. Таково противоречие жизни и специализации.

Поэтому сложное, составное целое, которым является организм – и живой, и общественный, – вынуждено решать это противоречие. Увеличение устойчивости организации целого подразумевает дифференциацию и специализацию частей: части становятся все более непохожими друг на друга, все более приспособленными для выполнения своих особых функций. Но каждый орган в отдельности становится более мертвым, не способным существовать сам по себе. По этой причине рост уровня развития организма в живой природе сопровождается утерей способности к регенерации, к самовосстановлению. Амеба размножается делением; морского ежа или дождевого червяка можно разрезать на две части, и каждая вырастит недостающие органы и сможет вести самостоятельное существование. А более высоко организованные живые существа не способны восстанавливать утерянные важные части.