Фатум

Эбигейл в тот год исполнилось шестнадцать. Ее отец устроил грандиозное торжество: практически вся школа была приглашена в их дом. Конечно, дело было не в том, что Эбби любили и обожали все без исключения, а в халявных угощениях и возможности посмотреть дом ее отца изнутри (их фамильный особняк был одним из самых старинных строений в городе). Но ни пышный праздник, ни горы подарков не смогли сделать девушку счастливой. Мэри – ее наставница, ее вторая мать – не появилась, даже не заглянула на торжество. Ей тогда было уже около тридцати пяти, и, конечно же, у нее вполне могли быть свои дела, но ведь она могла бы хотя бы на секундочку зайти и поздравить Эбби!

Той же ночью именинница тайком выбралась из дома и поспешила к няне. Она не могла терпеть до утра: обида и невыплаканные слезы просто душили ее изнутри. Но то, что она обнаружила у Мэриан дома, она никак не ожидала увидеть. Возможно, то был эгоизм с толикой детской жестокости, но Эбигейл давно для себя решила, что Мэриан принадлежала только ей, а потому ни ее возраст, который уже считался поздним и для брака, и для рождения детей, ни ее обязательства перед отцом Эбби не позволяли ей заводить собственную семью. Тем не менее, когда Эбигейл пробралась в дом няни, она обнаружила, что та была не одна. С ней был незнакомец: высокий, темноволосый и очень красивый. Эбигейл никогда не видела его раньше ни в городе, ни в школе, ни где-либо еще. Но Мэриан принимала его как старого знакомого: они смеялись, смотрели какие-то фотографии – одним словом, вели себя как старые добрые супруги.

На следующее утро, Мэри пришла поздравить свою воспитанницу с прошедшим праздником, но вместо благодарности получила лишь упреки и обвинения. Юная Эбби не могла смириться с тем, что вынуждена делить свою няню с кем-либо еще. Прошло немало времени, прежде чем Мэриан удалось помириться с ревнивой воспитанницей. Она даже познакомила девушку со своим избранником – Эйденом. Тот, правда, показался Эбигейл слишком молчаливым и угрюмым: он совсем не был похож на того человека, что так живо и открыто смеялся, смотря фотографии Мэри. Даже его красота меркла в глазах Эбби, стоило ему посмотреть на нее своими холодными ультрамариновыми глазами. Девушка не понимала, что могла ее няня найти в этом поистине ужасающем человеке, но видя то, как светились ее глаза, как сияла ее улыбка, Эбигейл отбросила все свои подозрения.

Эйден стал их тайной. Эбби не понимала, почему Мэри скрывала мужчину, особенно, после того, как она сообщила, что они были женаты. Какой смысл был в этих тайных отношениях? Но из уважения к женщине Эбигейл хранила этот секрет, как свой собственный. Не раскрыла она его и тогда, когда Мэриан забеременела. Разумеется, всем было интересно, откуда у незамужней затворницы живот. Поползли всякие сплетни, нелепые слухи: ведь они жили, считай, в деревне, а в деревнях каждый считает своим долгом влезть в чужое дело.

Беременность Мэриан сказалась не только на ее репутации, но и на настроении ее мужа. Эбигейл и раньше считала его мрачным и нелюдимым, но после того, как он узнал о том, что скоро станет отцом, он стал просто страшен. Эбби не понимала, чем вызвано подобное отношение, ведь какой смысл в браке без детей? Мэри же, казалось, не замечала реакции своего избранника: она была счастлива, и своим счастьем заражала всех вокруг. Ребекка, которая уже тогда работала в доме Эбигейл, была одной из тех немногих, кто радовался вместе с Мэриан, а не осуждал ее. Она же как-то поделилась своим предположением о том, что у Мэри будет двойня: Ребекка наблюдала беременность своих трех сестер и присутствовала при всех родах – глаз в подобных вещах у нее был наметан. А когда срок близился к концу, уже невооруженным глазом было видно, что живот был слишком большим для одного ребенка. Конечно же, можно было узнать наверняка, но Эйден был категорически против не только УЗИ, но и врачей вообще. И эта его замашка явно шла вразрез со здравым смыслом. Все в голос твердили Мэриан, что рожать самой, без врачей – опасно. Но женщина не слушала: ослепленная любовью и счастьем, она была готова на все ради мужа.

Эта слепая вера в итоге обернулась трагедией. Да и вообще, когда Эбигейл вспоминала те дни, жизнь ей казалась сущим адом. То, что произошло в тот день, когда Мэриан родила, оставило огромный след в жизни очень многих людей. Казалось, будто для Эбби и ее семьи раньше срока наступил судный день. Семейное поместье Эбигейл сгорело в тот день до тла. Никто не мог понять, что произошло: казалось, будто дом в один миг со всех сторон окружило пламя и поглотило его без остатка. Уцелел лишь подвал, который был вырыт в самом плато, на котором был построен дом – но и его завалило. По невероятному совпадению, во время пожара дом был абсолютно пуст: Эбигейл с отцом были в гостях у Прайсов – договаривались о свадьбе, а прислуга была занята в саду – в то время их участок был почти полностью засажен фруктовыми деревьями.

В тот же день родила Мэриан. Она рожала одна, ведь даже Ребекки не было рядом – она вместе с остальными тушила пожар. А когда она все же пришла на помощь подруге, то обнаружила обессиленную женщину с ребенком на руках. Мальчик был абсолютно здоров, что не могло не радовать, но Мэри была ужасно обеспокоена. Она постоянно звала мужа и сына. Второго сына. Никакие доводы, никакие уговоры не могли ее успокоить. Ребекке пришлось вызывать скорую, и Мэриан положили в клинику. То, что было после, и вовсе стало кошмаром. Выяснилось, что никто и никогда, кроме Мэриан, не видел и ничего не слышал о человеке по имени Эйден Малик. В городе, как в центре, так и на окраинах, не было ни одной семьи, носящей такую фамилию. Но Мэри продолжала утверждать обратное: ее муж был реален, как и ее второй сын. И они пропали. Но когда ее попросили предъявить доказательства их существования – свидетельство о заключении брака, например – она не смогла сделать этого. Оказалось, что у нее даже не было обручального кольца. Вместо этого у нее был кулон с неким камнем, который якобы был подарен ее мужем. Но она наотрез отказалась расставаться ним. Но оно и не требовалось, так как к тому времени на нее уже повесили ярлык сумасшедшей.

Узнав о том, что произошло, Эбби немедленно отправилась в полицию и подтвердила каждое слово, сказанное Мэриан. Она подтвердила, что знакома с Эйденом Маликом, и что он, вполне возможно, похитил сына и сбежал. Но ее даже не стали слушать. В ней видели лишь ребенка, отчаянно пытавшегося спасти свою няню. Даже собственный отец не верил ей. Ребекка, полная сочувствия, и рада была подтвердить слова девушки, но не могла: ведь она в глаза не видела мужа Мэриан. Таким образом, на защиту Мэри встала лишь семнадцатилетняя девушка, в то время как весь остальной мир был против нее. Эбби не сдавалась. Она упрямо гнула свою линию, но этим делала только хуже, в первую очередь, самой себе. К ней тоже приставили врача, который ежедневно промывал ей мозги и убеждал, что она выдумала всю эту историю, чтобы выгородить свою няню. Ей выписывали огромное количество таблеток, стремясь заглушить ее голос. Отец, видя, что его дочь медленно сходит с ума, нанимал лучших врачей ради спасения ее разума. Через год терапии, Эбби поняла, что бороться бесполезно. Ее отец, погрязший в долгах, не мог оплачивать ее лечение, хоть сам никогда бы этого не признал. Денег, которые присылала Этель, едва хватало, чтобы оплачивать дом, который они снимали. О ремонте сгоревшей усадьбы и думать было нечего... И вот, Эбигейл замолчала. Она стала соглашаться с врачами во всем, пока сама не поверила в то, что она придумала всю ту невероятную историю, только чтобы выгородить Мэриан.

Сама Мэриан вскоре пришла к такому же выводу, и, как бы противно ей ни было, она тоже отказалась от своих слов. Она, как попугайчик, повторяла то, чему учили ее доктора: у нее не было мужа. Она выдумала его, чтобы уйти от нелицеприятной правды: она не знала, кто был отцом ребенка. Почему – это ей разрешили додумать самой. Приняла она и то, что был у нее лишь один сын, а навязчивая идея с близнецами была порождена догадками Ребекки. Мэриан послушно повторяла эту мантру, но в отличие от Эбби, она ни на секунду в нее не верила. Но женщина была готова согласиться с чем угодно, лишь бы ее не лишили и второго сына.