Фатум

По-хорошему, «серость» Николь была ничем иным, как продолжением их дуэли с Маликом: он заваливал ее работой, объемы которой практически выходили за рамки реально осуществимой, и ждал, когда она сломается; Никки же, как и во время поединка, продолжала держать удар. И так же, как и тогда, она начинала выдыхаться.

На третьей неделе службы девушка поняла, что больше так продолжаться не могло: подумать только, она была на Эстасе почти год, и за это время она принимала одно поражение за другим, а теперь еще и рисковала остаться Золушкой до конца своих дней. Нет, ей это надоело: Николь перешла к активным действиям, и, буквально через пару дней, ее активность принесла плоды: девушка нашла (как она думала) способ связаться с Землей.

Облазив каждый уголок апартаментов Малика, Николь не нашла ничего, что могло бы послужить передатчиком, способным передать сигнал хотя бы Оливеру (если тот еще не сбросил Никки со счетов; и если он все еще был жив), из чего напрашивался только один вывод: все коммуникации проходили через единственную, недоступную Николь комнату – спальню мутанта. Ту самую, в которую была вхожа Первая. Дело оставалось за малым: девушке оставалось лишь выяснить, каким образом наложница попадала в комнату своего господина (а именно так она и называла Малика) и попытаться воспользоваться этой техникой самой. Вариантов у Николь было два: в худшем случае, биометрические данные Первой были внесены в базу системы безопасности, что означало бы, что Никки пришлось бы отхряпать своей серой коллеге руку или глаз, чтобы воспользоваться ими как ключом. Не то, чтобы девушка была на это неспособна, нет; просто в этом случае, незаметно раздобыть «ключ» к спальне Малика было бы невозможно, и потому у Николь была бы лишь одна попытка, одна вылазка для того, чтобы найти черт-его-знает что. Не вариант, одним словом. В лучшем случае, у Первой был пропуск, который всего-навсего нужно было незаметненько спереть, не прибегая к расчлененке: и так оно и вышло на самом деле. После нескольких дней неотрывной слежки, Никки наконец нашла то, что искала: маленькую пластиковую карточку-бейдж, которую Первая прятала под многочисленными слоями дорогущей ткани – наложница носила исключительно платья из полупрозрачной и невероятно нежной ткани с абсолютно бесстыжими вырезами. Николь ненавидела ее за это, ведь она сама была вынуждена щеголять в грубом бесформенном рубище. Но, с другой стороны, стоило девушке вспомнить о том, что эти платья, в каком-то смысле, тоже были униформой, она успокаивалась: лучше уж быть пугалом на кухне Малика, чем принцессой в его постели. Наверное.

Все шло хорошо. Даже слишком хорошо, как теперь понимала Николь: если в этой жизни и действовали какие-то законы, помимо законов физики, то их было два: закон подлости и закон баланса. И вот эта парочка действовала всегда и безотказно. С первым было все ясно, Николь никогда о нем не забывала, но вот второй… Второй закон девушка благополучно проигнорировала и теперь, баюкая обгоревшую руку во мраке железного чулана, она за это расплачивалась. Ведь было же очевидно, что если ни с того ни с сего все вдруг начало складываться хорошо, значит, потом все будет очень и очень плохо. Если Николь удалось без проблем напоить Первую и стащить ключ-карту, да еще и сделать это в тот момент, когда Малик вдруг куда-то пропал (он уже несколько дней подряд не возвращался домой; нет, Никки за ним не следила, она следила за Первой, которая все это время ночевала в собственной постели), то засада будет поджидать где-то в другом месте; в том, которое и в голову не придет никогда. Так оно и получилось.

Николь вошла в спальню. До этого она не отдавала себе отчета в том, как сильно вгрызалось в нее любопытство, как отчаянно она хотела заглянуть внутрь; и лишь оказавшись на пороге комнаты Синей Бороды, девушка поняла, как много надежд она возлагала на эту неизведанную территорию. Вот только там ее не ждало ничего, кроме разочарования. Серьезно, Николь удивилась бы меньше, если бы обнаружила внутри склад мертвых любовниц Малика – это вполне вписывалось в концепцию. Девушка могла бы смириться даже со складом любовников Малика, раз уж на то пошло, однако, увидеть самую обыкновенную, абсолютно безликую комнату она никак не ожидала. Белые стены(точнее, окна в режиме белых стен), белый ковер на полу, большая двуспальная кровать в центре и больше ничего. Комната была огромна, размером с однокомнатную квартиру, однако, по функциям она была максимально приближена к «сейфу», в котором обитала Николь-Вторая: в этой комнате можно было только спать. Да и то, Никки бы вряд ли могла заснуть в подобной обстановке: слишком много белого. Здесь было бы здорово рекламировать стиральный порошок или снимать фильмы про чистилище, но никак не спать.

Девушка ходила вдоль режущих глаза стен и была готова взвыть от разочарования: нет, ее расстроило вовсе не отсутствие вкуса у Малика – свою комнату он мог декорировать, как хотел – ее добило то, что все надежды, которые она возлагала на эту комнату, лопнули, как воздушный шарик. В спальне Малика не было ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего планшет, телевизор, телефон, в конце концов! Одна только кровать! Это не имело смысла.

Справившись с шоком, девушка вдруг протрезвела: это действительно не имело смысла! Николь знала каждый закоулок, каждый уголок за пределами комнаты Малика и могла сказать одно: выхода из апартаментов там не было. Но мутант-то как-то покидал свою обитель, верно? Он всегда уходил и приходил незамеченным, и делать это он мог только из своей комнаты. Следовательно, где бы Николь ни находилась, это была не его спальня. Это был его траходром, так сказать – не больше и не меньше.

И снова, когда Николь уже отчаялась найти ключ к решению очередной головоломки, ей повезло: девушка сама не поняла, что она сделала (потому что сознательно она не делала ничего), но в какой-то момент дальняя стена комнаты пошла рябью, точно помехи в старом телевизоре. Прищурившись, Никки смогла разглядеть очертания мебели, свечение каких-то ламп… Прямо перед ней, в стене, Никки видела мутное отражение другого места, и чем ближе она приближалась к мерцающей границе, тем отчетливее просматривалась та, вторая комната. Да, Николь было страшно; да, здравомыслящий человек тут же развернулся бы и ушел восвояси, но Никки к этой категории людей не принадлежала: на свой страх и риск она продолжала идти вперед и, оказавшись вплотную к полупрозрачной стене, она шагнула прямо в нее. Ее нога прошла сквозь преграду без всякого сопротивления, разве что в том месте, где она пересекала стену, кожу девушки слегка покалывало. Задержав дыхание, словно перед погружением в воду, Никки «окунулась» в барьер целиком…и вынырнула с противоположной стороны.

- Твою ж ма-а-а-ать, – протянула девушка в благоговении, с открытым ртом озираясь по сторонам: вот теперь она реально была в спальне Малика. И да, комната была абсолютно, полностью, от пола до потолка, черной. Каменный пол блестел так, будто его ежедневно натирала бригада гастарбайтеров. Николь даже стало совестно за то, что она посмела войти в обуви, а потому она тут же скинула свои боты. Стоило ее ногам соприкоснуться с полированным камнем, как Никки с шумом втянула воздух – пол был ледяным. От ее ступней мгновенно расползлось облачко пара, отпечатавшееся на гладкой черной поверхности.

Чувствуя себя воришкой, забравшимся в слишком крутой особняк, девушка продолжила исследование. Она ступала очень медленно и осторожно, будто бы под ее ногами был не камень, а тончайший лед, который в любой момент мог провалиться; по необъяснимой причине Николь боялась даже дышать: ей было совсем неуютно от осознания того, что она вторглась в самое, что ни на есть, личное пространство Малика. Когда она лишь думала об этом, ей это казалось забавным; сейчас смеяться ей расхотелось. Она думала, что спальня Малика, его личные вещи прольют свет на его сущность, позволят Никки найти Ахиллесову пяту мутанта (если таковая у него вообще имелась), однако, теперь она не чувствовала себя охотницей. Она чувствовала себя жертвой; маленькой мошкой, которой хватило ума залететь в логово паука: ей нужно было уходить, и уходить быстро, пока она еще не слишком увязла в паутине.