Игра во всё

Я был захвачен тем, что в маленьком театре играли куклы, а не люди. Не совсем ясно я представлял себе, как устроен кукольный театр. Не знал, что его актеры называются «кукловодами» и что не сами куклы говорят человеческими голосами, а люди, которые за декорациями спрятались, и я, пятилетний зритель, их не вижу. Но какие эмоции я испытал! Какие переживания вызвали во мне приключения Чиполлино и его друзей! Как мне хотелось, чтобы они победили и были наказаны все эти злые и заносчивые притеснители, эти глупые и капризные графини Вишни, принц-дурак Лимон, а особенно ненавистный, толстый и круглый синьор Помидор, жестокий управитель в империи Вишен и главный враг Чиполлино. Справедливость обязана восторжествовать, зло должно быть наказано.

Но это была, так сказать, «идеологическая подоплека», не известная мне на тот момент совершенно. Передо мной не что иное, как самое настоящее волшебство, «магия сцены», и я свидетель этого волшебства. Точнее, даже не свидетель, а соучастник. Не сходя со своего места в зрительном зале, а только лишь ерзая на нем, временами подпрыгивая и страшно пугаясь, что вот сейчас солдаты Лимончики схватят отважного Чиполлино, а всех его друзей опрыскают «цветочным одеколоном, фиалковой эссенцией и даже самой лучшей розовой водой». Я оказался в самой гуще этих захватывающих приключений. И вместе с кукольными героями победил. Синьора Помидора заточили в ту же тюрьму, из которой Чиполлино вызволил своего старого отца Чиполлоне. Графинь Вишен выгнали из дворца на улицу, а дурак-принц Лимон стал просто обычным Лимоном, годящимся разве что в чай. И я в пятилетнем возрасте впервые в жизни забыл, что передо мной сцена. Невидимые актеры, их «ожившие» куклы создали иллюзию, и я оказался у этой иллюзии в плену, освобождаться из которого мне совершенно не хотелось.

Это было мое первое потрясение. Потом БДТ – потрясение. И всё. Театр навсегда. Почему? Как это происходит? Наверное, регистры в душе открыты на это. А почему на это? А потому что я от этого больше всего удовольствия получаю. Театр сильнее жизни. Эмоционально он сильнее дружбы, любви. Испытываешь такие чувства, такое наслаждение, сильнее которого испытать невозможно. Ну, если только вокруг Луны облететь без скафандра. Кстати, меня всю жизнь преследует сон, будто и в самом деле летаю вокруг Луны. Реальный сон… И вижу оттуда Землю. Классически выпуклую и окутанную не менее классической голубоватой дымкой. Известную всем нам «колыбель человечества». Вот только не помню, залетал ли на темную сторону Луны. Наверное, залетал. Говорят, они там, наши души, на темной стороне нашего ночного светила.

Местный «Амаркорд»

Театр – главная моя пожизненная страсть. Но есть еще и кино. Киноискусство, в которое я тоже влюблен. И тоже страстно. Больше скажу: кино в моем детстве было главнее театра. Тут нет парадокса. Кино было в нескольких сотнях метрах от дома, а театр находился далеко. Я только потом вместе с мамой до него доехал и его магию ощутил. И вот на сцене я уже почти сорок лет, а на разных съемочных площадках почти тридцать шесть. В кино я тоже немало сделал с тех пор, когда первый раз в 1981 году пришел на съемочную площадку. Режиссер Александр Сурин снимал на «Мосфильме» фильм «Сашка» по одноименной повести Вячеслава Кондратьева: об одном из самых страшных эпизодов войны – сражении под Ржевом. Я играл юного лейтенанта Володьку. Человека, который не может себе простить, что, следуя приказу, положил весь свой взвод в бессмысленной лобовой атаке, а сам всего лишь только ранен. Очень трудная роль для начинающего актера.

А за много лет до своих первых съемок я, как все дети, ходил кино смотреть. Я уже говорил, что в нашем городе театра не было. Районный городок в Самарской области. Узловая станция; товарники, цистерны с нефтью, вагоны бревен, еще бог весть с чем. Чуть больше тридцати тысяч жителей. Таких городов в России тысячи и тысячи. Но мало где есть такая полноводная Волга. В детстве мы из нашей полноводной Волги в летнюю жару часов по шесть-восемь с друзьями не вылезали… Обычная провинциальная жизнь. Зачем в ней театр?

А кинотеатра в Октябрьске целых два: «Клуб имени Коминтерна» и «Мир». Они наполняли всю эту «обычную провинциальную жизнь» таким загадочным смыслом, который трудно передать. Один и с друзьями я ходил в оба: сначала фильм смотрели в кинотеатре «Мир», а потом его же в «Клубе имени Коминтерна».

Чтобы в кино ходить, нужны деньги. За встречу с искусством надо платить. Экономическое правило «всеобщего назначения». Мама давала десять копеек. А что такое десять копеек? Фруктовое мороженое в картонном стакане – семь копеек, стакан обожаемого мною томатного сока – десять. Хватало, иначе говоря, на синенький шершавый билетик на один детский сеанс. А ведь хотелось не на один, а на все, в том числе и на все взрослые. Билет на взрослый сеанс – уже двадцать копеек, а то и тридцать или даже пятьдесят… Поэтому бутылки собирал и складывал в домашнем подвале. Потом их сдавал. Чтобы были деньги на разные сеансы в «Клубе имени Коминтерна» и в кинотеатре «Мир».

По много раз смотрели одно и то же. Всегда так, как будто до этого ни разу не видели.

Бутылки, словом, сдаешь, билет покупаешь и оказываешься в зрительном зале. Под потолком медленно гаснет свет, и вот ты перед захватывающим действием на киноэкране. Твоя обычная жизнь теперь там где-то, за стенами кинозала. Куда-то пропадает, как будто нет больше в мире ничего, кроме происходящего на плоском экране, который теперь вовсе даже не плоский. Но вдруг пленка рвется, и действие прерывается. Тут же свист в зале, топот, крики: «Сапожники! Сапожники! Давай кино!»

Когда денег не хватало, прятались под стульями. Билетерша войдет в зал, увидит, что никого в нем нет, и дверь закроет, а ты сидишь под стульями. Иногда находили и выгоняли; а иногда делали вид, что не видят, кто это спрятался там, и мы таким образом дожидались следующего сеанса. Сидели, надо сказать, долго: минут сорок надо ждать. А потом – тот же фильм.

Французскую картину «Маленький купальщик» выучил чуть ли не наизусть. Я этого «купальщика», наверное, раз тридцать смотрел, не меньше. Там в главной роли Луи де Фюнес. Он очень уморительно, виртуозно играл некоего богатого самодура: владельца судостроительного предприятия, который выгнал с работы своего главного конструктора с рыжими волосами. За то, что корабль, который спроектировал этот рыжий конструктор, во время церемонии спуска на воду получил огромную дыру от удара бутылкой шампанского в борт, да еще на глазах у многочисленной публики. И в дыре появляется усатый матрос… А потом еще масса гэгов, комических ситуаций, забавных глупостей, неожиданных поворотов сюжета, всего прочего. Весь фильм зал, что называется, просто лежал. А когда Луи де Фюнес лопатой разбивал в ярости яхту, кому-нибудь от смеха становилось плохо… Я просто угорал на этом фильме. Луи де Фюнес, великий артист, великий комик… Он был моим кумиром. Он и по сей день один из моих кумиров.

Кино – вершина из вершин.

Тогда же на все экраны страны вышли и пленили многомиллионную аудиторию советские шедевры: «Кавказская пленница», «Бриллиантовая рука»; раньше – «Человек-амфибия», «Тайна двух океанов», «Их знали только в лицо»… «Великолепная семерка» – шедевр американский. Захватывающий вестерн, классика жанра. Юл Бриннер – командир семерки. Семь человек в вооруженной борьбе за справедливость с многочисленной бандой отпетых мерзавцев. Первый фильм, который запомнился мне головокружительными трюками на киноэкране и вошедшими в нашу провинциальную моду ковбойскими шляпами, стрельбой из самодельных пистолетов, которые юные фанаты Семерки лихо выхватывали из кобуры…

«Чингачгук Большой Змей» превратил Октябрьск в заокеанские прерии со свистом стрел, выпущенных из луков собственного ручного производства. Мы, изображая индейское население Дикого Запада, сражались друг с другом, а взрослые охотились за нами, чтобы луки со стрелами отобрать и тут же сломать. Естественно, делали новые с применением рыболовной лески в качестве тетивы, а остро заточенных гвоздей в качестве наконечников стрел. Опасная игра в кино, которое стало жизнью, продолжалась.