Пока любовь не оживит меня

Джаред

Любовь. Никогда не думал о том, что такое слово может быть в моём лексиконе. Нет, не любовь к похоти, не секс, не жуткое желание обладать кем-то, чтобы усладить собственное эго. Чувство. Из-за него ты уязвим, ты открыт и переживаешь всё острее. За время, пока рядом не было Санты, я понял, насколько скучаю. Мне одиноко, безумно одиноко в своей темноте. Не привлекает больше ничто из того, что я умею. И если бы я ничего не ощущал к ней, то не ныло бы в груди. Не наслаждался бы тихо молчанием и не смотрел так. А я запоминаю снова каждую чёрточку её лица, изгиб губ и высокие скулы. Словно загипнотизированный сижу и не могу двинуться. После стольких дней и разговоров с самим собой. Сейчас, после страха и гонки в никуда, у меня внутри ещё больше опасений, чем раньше. Вот я забрал её, и что дальше? Как всё перевернуть так, чтобы изменить будущее? Я не знаю. Первый раз за всю жизнь я не знаю, кто я такой и кем хотел бы быть. И буду ли.

— Джайлс приедет через пару-тройку часов у него трансплантация или что-то в этом духе, — тихо сообщает Джо, закрывая за собой дверь.

— Хорошо. Тогда придётся вколоть ей снотворное, чтобы раньше времени не очнулась, — отрываю взгляд от Санты, лежащей в моей кровати, и поднимаюсь.

— Она выглядит плохо, — Джо останавливается у постели, пока я достаю из переносного холодильника препарат.

— Да ладно? — Ехидно усмехаясь, открываю шприц и набираю его.

— Ред, прекрати язвить. Я тоже переживаю, и она, действительно, сейчас выглядит плохо. В последний раз, когда я её видел, даже униженную и с болью в глазах, у неё румянец был. А сейчас кожа серая. Ты умыл её?

— Отойди, — отталкивая брата, наклоняюсь к тебе. Закатываю рукав и перетягиваю жгутом руку.

— Мне всегда было интересно, где ты научился ставить уколы? Я-то понятно, мне показали при болезни деда, и я ему делал инъекции.

Надавливаю на шприц, наблюдая, как снотворное медленно поступает в вену.

— После многочисленных операций у меня были жуткие боли. Я терпел до последнего, пока сил больше не оставалось. Вы были заняты, Мёрл тоже, и никто не обращал на меня внимания. Пришлось практиковаться на себе, — сухо отвечая, зажимаю место раны ваткой и сгибаю твою руку.

— Прости, — Джо отводит взгляд. Усмехаясь, выбрасываю использованные вещи в урну.

— Я не в обиде. Вы ждали, когда умру, а я вот выжил, — подхожу к шкафу и достаю рубашку.

— Ред, мы...

— Брось, Джо. Я слышал же, как дед говорил, что лучше бы я умер, чем быть вот таким. В первый день, когда сняли бинты. Ты даже не смотрел на меня, пропал, а в его взгляде сквозило отвращение, как и у медсестёр. Хотя последние должны быть непредвзяты, но, видимо, мой вид был ужасен так сильно, что вызывал тошноту, — обрывая его, стягиваю аккуратно с Санты свитер и одеваю рубашку.

— Я ругался с ним из-за тебя. Пытался убедить его, что ничего страшного не случилось. Да, поначалу мне было так стыдно смотреть на тебя, ведь я идиот думал о предстоящих дебатах и принял мамино снотворное. Если бы не я, то все были бы живы. И...

— Замолчи, Джо. Я не виню ни тебя, ни кого-то другого. Смирился, правда, смирился. И ты мой брат, младший брат, я только так тебя и буду воспринимать. И... — замолкая, пробегаюсь пальцами вдоль рёбер Санты, где видны тёмные пятна. Синяки.

— И?

— Смотри, — отклоняясь немного, показываю Джо.

— Филипп?

— Скорее всего, Милтон. Они уже потемнели и практически сошли. Тот ублюдок предпочитает делать всё незаметно, чтобы только самому знать, — качаю головой, испытывая острую боль в груди. И это тоже страшно понимать, что тебе было ужасно и невыносимо чувствовать насилие. Оно было. Я знаю. Было! И меня разрывает на куски.

Снимаю с тебя сапоги и отбрасываю на пол.

— Ты думаешь, Джайлс сможет узнать, что в ней за препарат? — Тихо спрашивает Джо, словно может потревожить твой сон.

— Сможет, у него здесь много связей, и он говорил деду, что тот не следит за сердцем, когда ему ещё не поставили никакого диагноза, — уверенно отвечая, расстёгиваю джинсы и стягиваю их с твоих ног.

— А это что такое? — Джо не позволяет мне укрыть от его глаз твоё тело, отпихивая меня, и указывая на колени.

— Включи верхний свет, — прошу его, наклоняясь и рассматривая множество тёмных точек.

Джо щёлкает выключателем, и комната озаряется, ослепляя на долю секунды.

— Уколы? — предполагает Джо. Подушечками пальцев вожу по коленям, ощущая вмятины внутри.

— Горох или бобы, — шепчу я, закрывая глаза.

— Не понял.

Шумно вздыхая, закрываю лицо руками, чтобы преодолеть резкую и ядовитую злость, ненависть, желание сейчас же убить его. Хотел бы я быть чудовищем с клыками и когтями, чтобы разодрать горло Филиппа. Наслаждаться, слушая, как булькает его кровь, и оставить подыхать одного.

Я не могу. Не могу смотреть и знать это. Не могу! Это моя вина. Моя. Ты не должна была узнать, что такое горох. Не должна была обманывать меня с самого начала и играть эту проклятую роль. Не должна! Дура. Боже, зачем?

Накрываю тебя одеялом и без слов выхожу из спальни, выключая свет. Как долго? Каждый день? Скорее всего, так и было. Он это сделал с тобой. Ему подсказали, он не так умён в этом виде наказания.

— Джаред, остановись, — мне перекрывает путь брат, ловя меня у выхода.

— Отвали, — рыча, пытаюсь отпихнуть его, но он качает головой.

— Нет, я не выпущу тебя. У тебя глаза, как у безумца. Что это было? Ред, что означает горох? — Повышая голос, толкает меня в грудь.

Туман из ярости понемногу рассеивается, оставляя тянущую боль. Она намного хуже, чем я испытывал. Она сродни той, когда осознал, что мои родители и сестра умирают. Медленно и жестоко сгорают.

Запускаю руку в волосы, желая содрать с себя скальп. Хоть как-то выплеснуть дискомфорт и жажду убить. Я готов стать им, готов к любой жестокости и насилию, только бы отомстить. Это буквально заставляет меня трястись от злости.