Страница 230 из 257
— Зачем ему его же кровь? — удивляюсь я, вырывая руку.
— Это не его, Аурелия! Это ваша! Ваша проклятая и священная девственная кровь, что была собрана в ту ночь!
— Что? — недоуменно переспрашиваю его.
— Да, — уже тише говорит он. — Да. Вы здесь были для того, чтобы лишиться девственности, и эта ваша кровь имеет силу, которая будет победной в войне. И одному из нас вы должны были отдать её, передать искренне и добровольно, только тогда мы смогли бы дотронуться до неё. А так она обжигает. Та боль, что вы испытывали, когда лишись этого, защищает вашу кровь от употребления. Только добровольное желание одарить ею одного может быть равна тому, что вы испытали. Это принадлежит вам, но должно было помочь нам.
Строчки из письма вспоминаются, и я захожу обратно в зал, бросая вещи на стол. Из выреза платья достаю лист и вновь перечитываю его слова. «Оставляю тебе то, что так и не посмел забрать».
Перевожу взгляд на кулон, а затем на письмо, слова расплываются от слезы, капнувшей из глаз.
— Моя злость обусловлена была тем, что Вэлериу заставляет вас испытывать к нему симпатию. Забирается в вашу голову и ведёт вашей кровью. Сам противоречит своим словам. Добровольность он вам не подарил, как я думал. Я ошибся. Я так глубоко ошибся и последние слова, что были сказаны ему: «Горите в огне»! Почему не рассказал? Почему же ты такой, брат? — полный горечи и раскаяния голос Петру отрывает меня от печали. Поднимаю голову и оборачиваюсь к нему.
— И теперь... теперь он может умереть. Это он решил. Он отправился туда без моей помощи, чтобы избавить меня от самого же себя. Позволить Василике выиграть и получить власть, а меня спрятать, оттянув время для моего побега, — шепчу я, сжимая лист в руке, и со слезами смотрю в глаза Петру.
— Да. Вашей крови в нём и мужчинах и его силы хватит на два — три дня, возможно, больше, чтобы бороться. А потом он будет иссушен и без доступа к вам. Это ослабит его и тогда Василика вновь убьёт его. Теперь навсегда, — слова Петру ещё больше раздирают внутри сердце.
— Нет. Не будет такого, — смахиваю слезы, сворачивая бумагу, и прячу обратно рядом с сердцем.
— Уже ничего не изменить, Аурелия. Это не в нашей власти. Бой начался этой ночью, люди спрятаны, и здесь остались только вы и я. А без этого ни о какой победе не может быть и речи, — качает головой Петру.
— Если бы он попросил, объяснил всё, то я бы отдала ему это. Я всё бы ему отдала, а он... он отказался. От меня отказался, — понимая теперь его слова прошлой ночью, как прощание, поддаюсь эмоциям, что рвут меня, не переставая.
— И вы ошиблись сейчас, Аурелия. План состоял в том, чтобы забрать у вас эту кровь и воспользоваться ей, а вас убить, ведь ваша сила будет меркнуть с каждым днём. Разум станет слабым и им сможет воспользоваться любой из нас, будь то мужчина или женщина. Вы стали бы опасной для нас. Невинность была вашей мощью, которую мы должны были использовать против Василики, и она желала этого же. А Вэлериу отказался от этого, повел своих братьев на смерть, только бы спасти вас. Я тоже ошибся, думая, что не терзает его внутри ничего, что может касаться вас. Вы его, Аурелия. Вы та, что вернула ему чувства, которые были отняты в момент принятия проклятья. Вы однажды говорили, что любящий человек всеми возможными способами будет защищать свою избранницу. И это тому подтверждение. Он не заставил вас, не просил, не молил о помощи, не выпил эту кровь, пользуясь вашей слабостью, как женщины. Если бы он это сделал, то вы бы тут же утратили часть генов Георга, а он оставил это вам, чтобы продлить вашу жизнь. Он любил вас, Аурелия. И сейчас любит, хоть это противоречит нашей сущности. Кроме собственных пороков, мы не испытываем ничего. А он... он первый. Истинный. Смог, — дотрагивается до моей щеки, а я плачу от этих слов и были эти мысли внутри, только не позволяла им выплеснуться наружу. Не разгадала. Не уберегла.
— О, Вэлериу, что же ты наделал? — сквозь рыдания произношу я, кажется, что ноги не держат, подкашиваются, Петру успевает подхватить меня, обняв за талию, и прижать к себе. А я цепляюсь за его рубашку, намокающую под градом моих слез.
— Аурелия, не плачьте. Это его выбор и надо принять его, — шепчет Петру.
— Нет, — хрипло отвечаю я, поднимая голову. — Нет. Меня его выбор не устраивает.