История ленивой собаки

Глава 7

Свидание в «Cercle»

Жалюзи были закрыты. Он лежал на кровати и через каждые три секунды чувствовал кожей дуновение от работающего, как метроном, вентилятора. Нервы натянуты как струна. Мюррей с тревогой вслушивался в звуки, несущиеся с улицы: рев и гудки джипов, грузовиков, такси, звоночки велосипедов, тарахтенье мотоциклов, гудки судов, теснящихся на реке.

Тихий день столицы во время войны. Другие звуки: неожиданный свист советских 122-миллиметровых ракет, перелетающих через реку и падающих с треском, сотрясая воздух, следующий за этим вой сирен скорой помощи, а иногда неясные вспышки и дрожь земли – это В-52 освобождаются от своего груза над джунглями к северу от города – все это приходит позже, вместе с темнотой, когда наступают часы коктейлей. В это время вновь прибывшие в Сайгон вместе с наиболее шумливыми иностранными журналистами могут наблюдать за происходящим через заклеенные крест-накрест, чтобы защитить их от взрывной волны, окна бара отеля «Каравелла», пока официант-тонкинец будет услужливо предлагать мартини, остуженный как раз как надо, с точно подмешанным количеством капель лимонного сока.

Мюррей проклинал эту войну, однообразную, грязную, бесчестную, жестокую, войну без конца: стряпня статистиков, подкрепленная лживыми догмами и чудовищными изобретениями – грубые реалии боевых действий смешиваются со стерилизованной техникой штабных служб. Мюррей ненавидел войну, это было отвращение не из моральных или интеллектуальных соображений, она просто ему наскучила. Наскучила потому, что он не видел достойных оправданий ее продолжению. Ему были известны все аргументы за и против: упрямые прагматики, мягкотелые либералы, тупоголовые вояки, которые хотят вернуть Ханой, малокровные эксперты, пропагандирующие средний курс и поэтапный отвод войск, анализирующие анатомию марксизма в сравнении с националистическим коммунизмом Мао, в то время как низко над землей с воем проносятся самолеты, трещат автоматные очереди, рвется и жарится человеческое мясо, сержанты подбивают потери, собирая все руки и ноги и деля на четыре, как шутили в баре «Каравелла».

Хуже всего было то, что и миру прискучила эта война. Ученые мужи, маленькие человечки с марионеточными мозгами на большой работе, выступали против американской агрессии, одновременно занимая и проматывая деньги США. Эти респектабельные интеллектуалы – писатели, поэты, звезды подмостков и экрана; фигляры и целлулоидные пустышки – лидеры демократов, размахивающие бумажными флажками вьетконговцев, – подустали от этого дела и перешли протестовать на другое пастбище. Даже тонкие черты Дядюшки Хо были заменены на лицо революционера среднего класса типа Че Гевары.

Война больше не была жирным куском для тех, кто ее описывал. Репортажи умещались в двух абзацах. Эскалация войны продолжалась, а новости о ней падали в цене. Реальный материал: кровь, грязь, беженцы из какой-нибудь разрушенной деревни, спасающие своих гусей и ржавые велосипеды, пока их дети клянчат у сбитых с толку Джи-Ай масло и печенье. Этот материал печатали и печатали, пока он не наскучил и редакторам, которым хотелось осветить события под другим углом. Тот факт, что маленькая средневековая страна с крестьянской экономикой и древней, хрупкой культурой бомбардировалась и развращалась богатейшей нацией, подавался не один раз и у многих вызывал гнев. Но у этих многих не хватало злости или воображения, чтобы понять, что это только одна сторона дела. Мюррей, помимо всего прочего, видел в Хюэ массовые захоронения людей. Вьетконговцы обнаружили, что далеко не все жители этого города, в отличие от размахивающих флажками демонстрантов за рубежом, симпатизируют коммунистам. Вьетконговцы связали этих людей, расстреляли и закопали в огромных ямах у реки Духов. Однако это не спровоцировало никаких демонстраций. Об этом Вьетнаме мир не желал знать.

Однажды Мюррей написал статью о зоопарке Сайгона, где самым большим развлечением для детишек была запертая в клетке лошадь. Это был другой Вьетнам. Так же, как и дело о британских служебных собаках, вызвавшее волну возмущения в Палате общин. Дело в том, что Британия посодействовала слабому Вьетнаму в его военных усилиях, продав шестьсот восточноевропейских овчарок американцам, которые, щедро заплатив, тут же передали их вьетнамской армии, где их немедленно съели.

У кровати замурлыкал телефон. Мюррей резко сел.

– Мистер Мюррей Уайлд, отель «Континенталь Палас»? Тайгер Эксчендж. Подождите секунду, пожалуйста. Вы на связи.

– Murray – c'est toi? – это была Жаклин Конквест.

– Когда ты приехала?

– Вчера. Это произошло неожиданно. Максвелл ищет тебя со вчерашнего вечера. Где ты был?

– В Бьен Хоа, смотрел трупы. Что ему надо?

– Не знаю. Я тоже хочу тебя увидеть. Алло! Ты слушаешь?

– Слушаю, – сказал Мюррей, сбрасывая ноги с кровати. – Когда?

– Завтра в 12.30. В «Cercle Sportif», в баре у бассейна. Ты член клуба?

– Нет. Сейчас только американские генералы – члены клубов. Почему в «Cercle»?

– Разве не подходит?

– Дело в том, что это самое неподходящее место. Я полагаю, ты состоишь в клубе?

– Bien sur. Я оставлю на входе записку, чтобы тебя пропустили, если я буду запаздывать. Хорошо?

– Хорошо.

Линия отключилась. Мюррей посмотрел на часы. Без десяти пять. Как раз можно успеть на ежедневную пятичасовую пресс-конференцию, которая проводится в железобетонном, защищенном мешками с песком здании SUSPAO через площадь от отеля. Мюррей быстро принял душ, смакуя раздельное внимание со стороны мистера и миссис Конквест. Муж, вероятно, означал плохие новости; что же касается «Cercle», хуже места в Сайгоне, чем этот старинный конклав[32]  французской империи, избранных членов которого потеснила американская военная элита, для продолжения романа в сторону «красной кнопки» генерала Вирджила Грина было не найти.

Мюррей вышел из номера и прошел мимо ряда потемневших дверей из тикового дерева к железной решетке лифта, лязгающего в каменном пролете лестницы, Это был один из последних старых отелей в Сайгоне, отражающий антисептическую атаку Нового Света. Даже внизу, в баре, где вентиляторы взбивали над мраморными столиками густой сладковатый воздух, не были установлены защитные экраны: до того казалось невозможным, что вьетконговцы могут спланировать нападение на французский отель.

32

Конклав – территория, окруженная чужими владениями.