Жуки Момбасы

– Ух ты, врешь, – Михаил очень заинтересовался, – Только на билет?

– Конечно, до Монте-Карло, – засмеялся Сергей, – Вот. А Витёк как загорелся. Давай, говорит, подружимся с ней по-быстрому, а то уж очень без дружбы жить не весело.

– Ну, и чё? – хохотнул Миша.

– А чё? Денег то у нас не густо. Объясняю Витьку, мол, да и ну их с этими африканскими штуками, зелёнка потом не поможет, это тебе не трипачок – фиг вылечишь. А к нему еще и Эдик на помощь пришел. Говорит, давай узнаем, сколько собственно ей нужно. Типа, я тоже очень к международной дружбе тяготею.

– Вот красава. Ну что дальше.

– Что, что? Узнал я у нее, что всех-то дел сто доляров, но у нас и десяти нет. А она сообразительная. Заметила, что у Эдика часы хорошие, ну, «Сейко» настоящие, и ведь разбирается, зараза. Давайте, говорит, пока пройдем вон на тот конец теннисного корта, а молодой мсье, Эдик, в общем, у бармена поменяем часы на деньги.

– И как вы?

– Я глазом не успел моргнуть, как Эдик к бармену ускакал, а Витёк мулатку на корт потащил. Я тоже на корт пошел. Только присели на скамеечку, как Эдик предлагает, типа, деньги всё равно сейчас будут, давай, дорогая, осмотрим варианты твоего предложения о дружбе.

– Ну.

– Что ну. Осмотрели. Нормальная такая дружба. Попробовали – умеет дружить. Да по-разному. А тут Эдик прибегает. Баба у него деньги цап и на выход.

– Да, ладно, – Михаил переживал за товарища.

А Серега с довольной физиономией продолжал:

– Он ей: «Позвольте, а я?» А деваха ему, что-то типа – «время –деньги», мол, долго ходишь. И ушла. Эдик аж позеленел, а что скажешь, скандал нам ни к чему. Там полиция дежурит постоянно. Вот он теперь и дуется. И часов нет, и облом.

– Ну, вы и жуки, – только и выговорил смеющийся Михаил.

Жук 03

Зазвонил телефон.

– Слушаю, – сказал Михаил в трубку.

– Ты не слушай, а смотри вокруг, – раздался голос старпома, – Прими концы с правого борта. К нам вторым бортом местный наливник ставят. Я на мостике.

– Что там? – поинтересовался Сергей, когда Михаил повесил телефон на рычаг.

– Ставят кого-то. Пойдём, поможешь.

– Да, ладно, стой. Я один, – Сергей похлопал друга по плечу и направился по проходу на противоположный борт.

Михаил прошёл ближе к корме и смотрел, как проходит швартовка, и, при этом, не выпускал из вида главный трап. Всё верно, к ним пришвартовался небольшой теплоходик под кенийским флагом. Сергей сноровисто завел швартовы на кнехты и, махнув другу рукой; «Пока!» – скрылся в двери надстройки.

С кенийского судна перекинули сходню и по ней деловито проследовали на берег несколько африканцев. Хотя перед этим они о чём-то переговорили со вторым механиком, который остался возле «кенийца» и распоряжался мотористами, сооружающими некую систему из толстых «рукавов».

День проходил, как обычно. Жара выцеливала жертву и норовила наказать, если не была покрыта голова или надолго задержался на открытом пространстве. Иногда, из мгновенно образовавшейся тучи, выливались потоки воды: времени спасти груз, закрывая крышки трюма поочередно, не хватало самую малость, но уже на третий раз Михаил сообразил, что крышки трюма можно открывать не полностью, а лишь на пару секций. А потом научился вычислять, когда туча приблизится. В результате, он как раз успевал закрыть трюма к моменту начала ливня, и начинал сразу же их открывать, чтобы продолжать выгрузку, как только туча уходила.

Вернувшись к трапу, Миша наблюдал, как удаляется туча размером с баскетбольную площадку: на высоте метров в сто перемещался комок влаги, а через струи, вытекающие из него беспрестанно, невозможно было ничего разглядеть из того, что находилось чуть дальше. Для полного намокания человеку было нужно не более пяти секунд, и около пяти минут для полного высыхания после окончания дождя. С грузом была та же история, но груз – то картон, поэтому намокание было крайне нежелательно.

Особенно позабавил момент, когда туча, двигающаяся в сторону моря и, оставляя на воде залива четко очерченный контур, вдруг, видимо под порывом ветра, изменила направление и направилась в сторону берега с всё таким же четким абрисом своего «следа».

– Миха,– окрикнул Федот, моторист, который занимался креплением толстого шланга к горловине на палубе, – ты тут посматривай. Сейчас давление дадим. Если что – звони в машину.

Через пару минут шланг напружинился, распрямился на сгибах и по нему потекла какая-то жидкость. То ли на «кенийца», то ли от него – то механики ведают. Михаил проверил, чтобы через стык на соединении не сочилось на палубу – всё нормально. Аналогичную процедуру со стороны кенийского теплохода проделывал худощавый парень, абсолютно шоколадного цвета, в красной рубахе навыпуск. Парень жестом показал на себя и затем на место возле Михаила, при этом подняв брови вверх. Понятно, спрашивает разрешения подойти. Миша кивнул и ладонью сделал знак, мол, подходи.

Парнишка подошёл. Не очень высокий, короткие волосы упругими закрученными пучками, как у большинства африканцев – чем стригут и как, это нужно у них спрашивать – и широко улыбнулся:

– Хэллоу.

– И тебе хэллоу. Спик инглиш?

– Йес, йес, – закивал африканец.

Дальше разговор продолжался на упрощенном международном английском, когда некоторые слова или даже целые фразы заменяются жестами и мимикой. Выяснилось, что парня зовут Ясир Борхео. Он очень гордился своим именем и несколько раз повторил, что его имя такое же, как у знаменитого палестинского политика Ясира Арафата. Пока Ясир рассказывал, как ему работается на теплоходе, сколько зарабатывает и какие его обязанности, Михаил обратил внимание на толстую красную нитку, обвивающую его левую руку.

– Зачем тебе эта нитка?

– Руку повредил, когда каратэ занимался, – Ясир сжал кулак и потёр запястье правой рукой. – Нитка помогает быстрее залечить травму.

– С кем это ты тут беседуешь? – к парням подошел моторист Ёркин.

Ёркин, это имя у него такое, с ударением на «и». Но все звали его для простоты Кеша. Потому, что и фамилия была не очень обычная – Джумадильдаев, с первого раза и не выговоришь. А так, Кеша и Кеша. Ясир уставился на него широко открытыми глазами. А что там смотреть – нормальный казах: чуть выше среднего рост, худой, жилистый, лицо смуглое, скуластое и сильно узкоглазое. А возраст? За тридцать, но пятидесяти ещё нет.

– Что это он тебе кулак показывает? Грозится?

– Нет, Кеша, нормально всё. Это он показывает нитку на руке, и говорит, что от растяжений помогает.

– А зачем ему нитка?

– Так он каратэ занимался и травмировал… Растянул, наверное.

Ёркин оживился, даже начал пританцовывать, как боксер:

– Он каратист? Отлично. Сейчас посмотрим, какой он каратист. Иди сюда, – он поманил Ясира к себе левой рукой, а правую держал согнутой, как для удара.

Ясир часто заморгал, как-то весь сжался, втянул голову в плечи, выставил перед собой ладони и очень активно головой делал знаки, что …нет, не нужно, ему и без проверки боевых умений хорошо.

– Что ты там стал? Становись в стойку. Стойки знаешь? Кипа-дачи…– И Ёркин присел, широко расставив ноги, округлив грудь и потведя сжатые кулаки под свои ребра пальцами вверх.– Кипа-дачи. Становись.

Африканец изобразил самую жалкую улыбку, согнулся в глубоком поклоне, почти до палубы, и уже оттуда, снизу забормотал:

– О, сенсей, ноу. Ноу файт. Сенсей, ноу. (Учитель, не нужно боя. Учитель, не нужно)

Михаилу стало жалко африканца:

– Кеша, оставь ты его. Видишь, он боится.

– Да? – Ёркин выпрямился и стал опять обычным поджарым казахом с хитрыми глазами. Он гордо взглянул на согнувшегося Ясира и хмыкнул:

– Тренируйся.

Ясир разогнулся и, глядя в спину удаляющегося моториста, полушепотом спросил Михаила:

– Джапан?

– Нет, – покачал головой Миша, – казах.

– Казах? – удивился Ясир, – Японец.

Михаил начал ему объяснять, что Казахстан и Япония – это разные страны и что между ними тысячи километров. Миша старался, показывал руками расстояния и направления, рисовал на палубной пыли карту мира, тыкал пальцем, убеждал…