Страница 98 из 110
Бояре и священники взирали на князя как на безумца. Епископ обратился за поддержкой к Гремыслу:
- А ты что молчишь, воевода? Вразуми же князя! Но Гремысл неожиданно поддержал Глеба:
- Коль худ князь, так в грязь. А коль нет… Воевода многозначительно умолк.
Повинуясь приказу, дружинники расступились. Глеб вышел из их рядов на площадь.
Толпа примолкла, глядя на князя, идущего прямиком к волхву. В наступившей темноте громко звучали шаги Глеба.
Гремысл вполголоса приказал лучникам изготовиться к стрельбе. Он не мог понять, что задумал Глеб. Одно ему было совершенно ясно: князь решил говорить с волхвом, а не с народом.
Кудесник тоже догадался, что князь направляется именно к нему, и, подбоченясь, ждал его, чувствуя себя под защитой.
Глеб остановился в двух шагах от язычника и громко проговорил:
- Я слышал, ты можешь читать будущее людей?
- Могу, князь, - гордо ответил кудесник.
- А свое будущее знаешь ли?
- Наперед всего прочего, - тем же тоном ответил волхв.
- Знаешь ли, что будет с тобой завтра?
- Знаю все.
- Знаешь ли, что с тобой будет сегодня? Кудесник победно поглядел на князя:
- Чудеса великие сотворю и прославлен буду всеми!
- Прими же тогда от меня дар сей, - промолвил Глеб, делая шаг к волхву и доставая что-то из-под плаща.
Толпа ахнула, увидев занесенный топорик в руке князя.
Волхв не успел ни отпрянуть, ни заслониться руками - чекан с тупым звуком раскроил ему череп. Кудесник упал, на земле возле его головы растеклась большая лужа крови. Толпа в оцепенении взирала на Глеба, стоящего с окровавленным чеканом в руке, на тело, распростертое у его ног.
Таким жестоким, но простым способом Глеб уверил новгородцев, что кудесник, пожаловавший из приильменских лесов, оказался обычным шарлатаном.
Древнерусский летописец записал: «…И пал волхв мертвым. И люди, видя это, разошлись. Вновь установился мир и покой в городе. И никто не помышлял о мести князю своему».
Разлады
По первым заморозкам вернулся Ян Вышатич в Чернигов и поведал князю Святославу про все увиденное за время долгого пути:
- У новгородцев второй год недород, токмо торговлей и живут. Князь Глеб их шибко не неволит, недоимки прощает и смердам голодающим хлеб дармовой раздает из своих амбаров. Лихварей Глеб поприжал, холопов выкупает из неволи и на землю сажает. Попенял я Глебу на это, да, чаю, не дошли до него слова мои.
Святослав усмехнулся про себя: «От Глеба этого и нужно было ожидать!»
- Под Ярославлем два волхва смердов возмутили и по реке Шексне дошли до Белоозера с тремястами чем попало вооруженных мужиков, - продолжил Вышатич. - Столкнулся я там с ними, смердов разогнал, а волхвов велел казнить смертию за их злодеяния. Отнимали нечестивцы жито и иные припасы у знатных мужей и жен, самих же убивали дрекольем и тел не хоронили.
В Ростовской земле скудость еще больше, чем у новгородцев, торговлишка там захирела начисто. Разбойные людишки орудуют по дорогам и на реках, грабят купцов и всякого путника. И не токмо разбойники грабят, но и чудь, и меря… Плохое там житье, княже.
- Олег как поживает? - спросил Святослав.
- Сколь дней я гостил у Олега в терему, столь дней он все в печали пребывал, - ответил Вышатич и пояснил со вздохом: - Дочь у него померла во младенчестве, и жена от этого в хвори лежала. Так я уж не приставал к нему с расспросами. Кланяется Олег тебе и мачехе своей. О здоровье Оды все спрашивал. Увидишь, говорит, Оду, передай, мол, скучает по ней ее пасынок Олег…
- Не увидеть тебе княгиню, боярин, - покачал головой Святослав, - уехала она в Саксонию. Вишь, по речи родной соскучилась! Зима ей наша опостылела. Хотела и Ярослава с собой взять, да я не позволил. Довольно из сына моего немчина делать! Ярослав и так с матерью больше на немецком разговаривает. Пофыркала супруга моя и распрощалась со мной без лобызаний. Разобиделась!
Святослав умолчал о том, что размолвка с женой у него произошла больше из-за Вышеславы, нежели из-за Ярослава. Князь запретил сыну ехать с матерью к ее родне после того, как Ода заявила, что намерена по пути завернуть в Краков и пристыдить Болеслава за его жестокое обращение с женой.
- Собирайся в поход, друже Ян, - сказал Святослав, переводя разговор на другое. - Пока ты пребывал в северных землях, на Руси перемены произошли. Всеслав опять объявился и выбил из Полоцка Святополка. Чуть не всю дружину порубил: полочане, конечно же, горой встали за князя своего. Еле ноги унес Святополк из Полоцка. Изяслав ныне войско собирает, жаждет поучить Всеслава.
Триста дружинников тебе даю и сына Ярослава, а то засиделся младень дома. На рожон не лезь, Вышатич, но и в задах не отсиживайся. Да ты сам знаешь, как и что, чего тебя учить!
По слухам, корсь да земигола[132] воинов своих дали Всеславу, дабы Полоцк отбить, а как уйдут язычники обратно в свои леса, Всеслав опять останется с сыном и братом да тещиным сватом.
Через несколько дней триста конных воинов выступили к Киеву.
Ян Вышатич усмехался в бороду, глядя на ерзающего в седле Ярослава: и впрямь, засиделся княжич без дела!
Недовольный Борис упрекнул дядю в том, что не пустил его в поход вместе с Ярославом. «А ведь я-то старше!»
- Не дойдет у Изяслава до битвы, - отмахнулся Святослав от племянника, - потому как нету у Всеслава сильного войска. Засядет в Полоцке, как медведь в берлоге, и будем зимы дожидаться.
* * *
- Не хотят братья мои главенства моего над собой признавать и все тут! - злился в Киеве Изяслав в разговоре с Коснячко. - Святослав вместо себя сосунка Ярослава прислал и всего три сотни воинов с ним.
- Зато воевода при Ярославе опытный, - вставил Коснячко.
- Опытный да зубастый, - проворчал Изяслав, - дерзит много! Братец Святослав знал, кого посылать! Всеволод и вовсе на зов мой не откликнулся, отговорился тем, что будто бы хан Сугр близ его рубежей рыскает. Ему, мол, войско дома нужнее. Смышленые дюже у меня братья да своенравные!
- На Всеслава и одной киевской дружины хватит, - успокаивал Коснячко, - только бы он в топи не забился.
Княжич Ярополк собирался в поход вместе с отцом, а Святополка Изяслав оставлял в Киеве.
- Негоже ты поступаешь, свет мой, - заступилась за Святополка Гертруда, - сына своего старшего срамишь, от сечи отстраняя. Сначала жениться запретил, теперь вот за меч браться не велишь.
- Не годится Святополк ни для битвы, ни для княжения, - отвечал жене Изяслав. - Бездарь он! Видать, не головой, а ногами вперед на свет появился!
Подобное замечание показалось Гертруде оскорбительным.
- В тебя же уродился! Яблоко,от яблони…
- Замолчи, женщина! - повысил голос Изяслав. - Я в сече крепко стою и от врага не бегаю!
- А на Альте? - Гертруда ехидно усмехнулась.
- На Альте братья мои первыми спину показали поганым, пришлось и мне спасаться вслед за ними, - ответил Изяслав.
В душе он не считал неудачное сражение на Альте своим поражением, но винил в том Святослава и Всеволода.
- Может, скажешь, не терял ты стола киевского? - с той же усмешкой вопрошала великая княгиня. - Не искал спасения в Польше?
- Я потерял стол отцовский, я же и назад его отбил, - возразил Изяслав.
Не убедила Гертруда супруга проявить снисхождение к Святополку. Дня не проходило, чтобы Изяслав не вымещал на нем своего недовольства. Жизнь несчастного Святополка в родном доме постепенно превращалась в ад. Он уже не сидел за столом рядом с отцом, не присутствовал на совете бояр в отличие от брата, в свите великокняжеской тащился чуть ли не самым последним.
Перед самым выступлением из Киева вдруг пришла весть с польского порубежья, то ли поляки грабили русские земли по Бугу, то ли ятвяги вновь взялись за оружие.
[132] Корсь и земигола - литовские племена.