Святославичи

- Можно взять за Шарукана выкуп, а потом выслать за ханом погоню и убить его, - не унималась Анна. - Такой зверь, как Шарукан, все равно не оценит благородство русичей.

Олег был удивлен и даже возмущен столь низменными и коварными помыслами красавицы Анны.

Он спросил половчанку, не жаль ли ей Шарукана, ведь он одного с ней племени?

Анна презрительно скривила губы и ответила:

- Я теперь христианка, какое мне дело до этого нехристя! Ода видела по глазам Олега, что он разочарован молодой Всеволодовой супругой, и взглядом сказала ему: «Чего ты хочешь от половчанки? Коварство у них в крови!»

- Ты знаешь, - обратилась она к пасынку, - оказывается, у половцев в обычае, что тесть берет в жены невестку, а пасынок - мачеху, если ими движет любовь. Это поведала мне Анна.

Половчанка закивала своей красивой головой в белом убрусе.

- У нас еще младший брат может стать мужем жены внезапно умершего старшего брата, - добавила Анна, переводя взгляд с Олега на Оду.

Ода старалась по лицу Олега прочесть его мысли. Княгиня видела, что он догадался, к чему она клонит, но определить его отношение к услышанному затруднялась. Олег прятал глаза, а его слова и вовсе озадачили Оду.

- Не христиане у язычников, а, наоборот, язычники у христиан должны обычаи перенимать, - промолвил Олег.

* * *

Изяслав сел в Киеве 2 мая, в день святого Георгия. Под перезвон колоколов вступил великий князь, сопровождаемый польской дружиной, в свой стольный град.

Изяславу казалось, что перехитрил он своих братьев, пообещал им не мстить киевлянам за причиненный ущерб, а сам послал впереди себя сына Мстислава с лихой его дружиной, повелев ему розыск учинить и зачинщиков смуты в поруб посадить. Переусердствовал Мстислав, казнил семьдесят киевлян по наветам, а еще больше ослепил, показав на деле свою лютость. Изяслав воспринял эту жестокость как должное, даже не поругал его за это. Два дня свирепствовал в Киеве Мстислав, дружинники его врывались в дома горожан, переворачивая все вверх дном: искали расхищенное княжеское добро.

Вступивший в свой дворец Изяслав увидел повсюду груды мехов, ковров, тканей, блюд, чаш серебряных и прочего добра, сваленного прямо на полу расторопными гриднями. Поговаривали, будто люди Мстислава при этом и себя не обидели.

Сидя на троне, который тоже отыскали у какого-то лавочника в подвале, великий князь надменно взирал на согбенные спины бояр, вновь просившихся к нему в дружину.

- Не вижу средь вас главного запевалу Зерновита, - промолвил Изяслав. - Где он прячется? Отвечай, Коснячко.

Коснячко выступил вперед.

- В Чернигове Зерновит обретается, княже, - сказал он. - От ран тяжких все никак отойти не может. В сече под Сновском поганые сильно его поранили.

- То ему воздаяние за дерзость его! - проговорил Изяслав. - Я слышал, и ты, воевода, в той битве участвовал?

- Было дело, - ответил Коснячко, - отпираться не стану.

- Неужто и вправду больше трех тыщ степняков тогда посекли да полторы тыщи в полон взяли, как Святослав хвалится?

- Истинно так, княже.

- Чего же тогда у Святослава не остался, коль он такой удалец?

- Дед мой и отец родились и жили в Киеве, - молвил Коснячко, - здесь могилы всех моих родственников. Не могу я от всего этого отречься, княже. А в Чернигове я не Святославу служил, а земле Русской, боронил ее от поганых.

- Не серчай, князь. С повинной мы к тебе пришли.

- Хоть и хорош град Чернигов, а Киев лучше!

- Забудь обиды, Ярославич, - вразнобой заговорили бояре.

- Ну так и быть, прощаю я вас, неразумных, - не скрывая гордого самодовольства, промолвил Изяслав, - ибо дружбу помню, а зло забываю. Отец еще завещал мне повинившихся прощать.

Смирился люд киевский, но затаил злобу против Изяслава, который хоть и клялся братьям, что не прольется кровь в отместку, сам же руками Мстислава преступил клятву свою.

А тут еще поляки Болеслава, размещенные Изяславом в Киеве, дали волю алчности и распутству, этим еще сильнее разозлив киевлян.

Митрополит Георгий, хоть и благословил возвратившегося Изяслава, однако на польских воинов поглядывал косо. В церквах киевских с ведома митрополита поминали на литургии Изяслава и сыновей его, но обходили молчанием князя Болеслава, будто того и не было в Киеве, будто он не приходился родственником великому князю.

Не понравилось это Болеславу. Исподволь он стал настраивать своих рыцарей против киевлян. С неизменным почтением поляки относились лишь к Изяславу и его сыновьям, рожденным Гертрудой, теткой Болеслава, благодаря стараниям которой король польский отменил свой поход на поморян и согласился помогать Изяславу. Гертруда сглаживала все недоразумения, возникавшие между ее недальновидным супругом и суровым племянником, но последовать за ними в Киев она не смогла из-за близящихся родов. Тайные свидания с Людеком привели Гертруду к беременности в сорок два года. Изяслав был рад и не рад этому. С одной стороны, он был доволен тем, что Гертруда осталась в Кракове и больше не докучала ему своими наставлениями. С другой - иметь четвертого сына Изяславу совсем не хотелось из-за неразберихи с княжескими столами, которая год от года делалась все острее. Вдобавок подрастали пятеро сирот-племянников…

Отсутствие Гертруды в конце концов довело Изяслава и Болеслава до открытого столкновения. Один, не имея сдерживающего начала, дал волю своему гневу. Другой, опьянев от ощущения обретенного господства, желал избавиться от былого союзника.

Началось все с исчезновением двух оруженосцев Болеслава. Их мертвые тела были найдены спустя день во рву за го-родскоц-стеной. Оба воина были задушены веревкой.

Болеслав подступил к Изяславу с требованием разыскать убийц.

Князь велел объявить розыск. Однако за первым злодейством последовало второе - польскому рыцарю проломили голову дубиной. А за ним третье - сразу четверо поляков были заколоты спящими в своих постелях. Убийство Койаты, военачальника королевских телохранителей, переполнило чашу терпения Болеслава.

Расталкивая стражу, ворвался Болеслав в покои Изяслава.

- Видзен неласкен ты до меня, княже киевский! Воев моих ночами бьют, а тебе и дела нету! Меды попиваешь без кручины и забот. - Болеслав окинул быстрым взором длинный стол, за которым трапезничал Изяслав с сыновьями. - Иль с твоего ведома убивают людей моих?

Изяслав отложил недоеденный кусок пирога.

- Сядь, брат Болеслав. В ногах правды нет.

По знаку великого князя двое слуг поставили стул польскому королю.

Болеслав сел, нахмурив брови. Стул жалобно скрипнул под его большим грузным телом.

- Ищут гридни мои злодеев по всему Киеву, - молвил Изяслав.

- Плохо ищут! - отрезал Болеслав.

- Спешка нужна при ловле блох, - невозмутимо проговорил Изяслав и глазами указал, чтобы гостю поднесли чашу с хмельным медом.

Молодой холоп в белых холстяных портах и рубахе навыпуск поднес Болеславу серебряный кубок на подносе.

- Отведай, брат Болеслав, - с улыбкой сказал Изяслав, - такой мед только на Руси готовят.

- Не меды я пришел к тебе пить, княже киевский, а за воев моих, подло загубленных, переведаться, - ответил Болеслав и резким движением руки смахнул тяжелый кубок с подноса на пол. - Ибо из-за этого естем смутен. Разумеешь?

- Разумею, брат Болеслав, - сдерживая негодование, произнес Изяслав и глянул на сынов, которые изумленно взирали на польского короля: - Ну, потрапезничали и ступайте отседова! Живо!

Первым из-за стола поднялся Мстислав, за ним Ярополк с Святополком. Выходя из трапезной, Святополк поскользнулся на разлитом по полу меде и неуклюже взмахнул руками.

«Потема!» - подумал Изяслав и мысленно выругался.

Когда дверь за княжичами закрылась, Болеслав заговорил с Изяславом с той бесцеремонной резкостью, с какой привык разговаривать со своими провинившимися магнатами, мешая польские слова с русскими: